— Кем был Андрей Клюкин «в прошлой жизни», до «Дикой Мяты»?
— Я из тех людей, которые верят в Бога и судьбу, им предначертанную. Уверен, что судьба предопределена и что у Бога есть план на каждого из нас. Да, он всегда дает нам выбор, и если сделать правильный — придешь к гармонии с собой и сделаешь что-то нужное и важное для окружающих.
У меня нет ощущения, что у меня были прошлые жизни и та жизнь, которую я проживаю сейчас — результат цепи реинкарнаций. Даже наоборот, кажется, мы живем один раз и начисто. Я был собой, и всё, что происходило, вело меня сюда. Шаг за шагом, день за днем.
Музыка была со мной всегда. Сначала я был слушателем: мама, когда делала уборку в квартире, включала катушечный магнитофон, и мы слушали моднейшую на тот момент музыку. Это был Элвис, «Битлз», Джин Винсент.
А дорогу в музыку уже как музыканта выстроила влюбленность.
Я ухаживал за девочкой, и в какой-то момент стало любопытно, почему она в определенные дни не может со мной встречаться. Она занималась в кружке в Доме пионеров и играла в группе. Я решил, что мне тоже надо играть группе. Через некоторое время она ушла, а я нет. Остался учиться играть на гитаре.
У нас были потрясающие педагоги. Особенно я благодарен Владимиру Сергеевичу Клепикову, руководителю кружка, и Саше Иосифову. Они удивительные учителя, изменившие жизнь многих ребят на районе. Владимир Сергеевич когда-то был участником группы «Сердца четырех», и каким-то образом его занесло преподавать к нам, в Медведково, в Дом пионеров. Он обучал нас нотам, звукоизвлечению, основам ритма и гармонии. Саша Иосифов читал нам теорию музыки. На его уроках мы погружались в мир психоделики: он включал проектор, ставил банку с водой и капал в неё чернилами, кляксы расползались по стенам причудливыми узорами. И все это — под Pink Floyd и Led Zeppelin. Он открывал нам пространство музыки, где можно, просто слушая её, проживать другую жизнь. Меня это необычайно захватило и повело по жизни!
— В кружок в Доме пионеров пришли исполнителем, но затем судьба всё же увела от гитары?
— Просматривая концерт гитариста Нуно Беттенкурта, понял, что музыкант я не настоящий. Тогда я учился в джаз-колледже по классу гитары, но, услышав его виртуозную игру, я точно понял, что так не смогу. Мне не хватит ни трудолюбия, ни таланта. В его руках гитара — это было намного больше, чем четыре аккорда, которых достаточно для привычной уху рок-музыки, которая звучала со всех сторон. Повесил гитару на гвоздь и больше к ней не прикасался. Сейчас она висит здесь, на стене в дачном клубе. А себе выбрал путь организатора концертов и фестивалей.
— А первый фестиваль, организованный вами, где проходил?
— Он состоялся ночью в актовом зале одной из московских школ, где у нас располагалась репетиционная база. Ночью в школу заехали группы и 150 зрителей. Музыканты отыграли, потом мы все это убирали, еле успев до первого звонка. Но я вспоминаю это с ужасом: чувство колоссальной ответственности настигло меня, когда я понял, что зрители могли буквально разнести школу.
— Как родилась идея оставить чужие фестивали и создать свой?
— Я некоторое время занимался продюсированием «Нашествия», но по прошествии трех лет понял, что несчастлив. Нет, это был хороший фестиваль, и вопрос был только во мне. Меня сильно ограничивал формат «Нашего радио» в возможности выбора артистов для фестиваля.
Когда я первый год получил возможность продюсировать «Нашествие» в части музыки, фестиваль впервые за свою историю вышел на три сцены: основная, южная и северная. На последней звучала тяжелая музыка, а на южной — акустика, джаз, регги. Но после окончания фестиваля я понял, что, несмотря на все приложенные усилия, внимание зрителей и прессы было сосредоточено только на классике русского рока.
Оказалось, что поклонникам этого фестиваля не интересна новая музыка, они хотели видеть своих любимых исполнителей, которых слушали в течение года по радио. Тогда у меня и появилось стойкое ощущение, что надо делать свой фестиваль.
— Насколько трудно было прийти от идеи к её воплощению?
— Эмоционально и физически — да, но все остальное — легко. Когда ты делаешь свое — это легко, много сложнее ходить день за днем на нелюбимую работу. Конечно, первый год был волнительным. Но у меня был большой бэкграунд к тому времени, я знал, как доносить информацию и как привлекать зрителей на площадку.
Когда на первую «Мяту» приехали 4000 человек, понял, что дальше будет проще. Да, аудитория несколько поменялась с тех пор, но это нормально. Мы начинали фестиваль с корневой музыки, постепенно расширяя формат. По такому же пути шли многие большие фестивали: например, Glastonbury в Великобритании или «Сигет» в Венгрии начинались как фолк-фестивали. Постепенно мы пришли к естественной для нас теме — фестивалю «дикорастущей» музыки. К музыке, которая растет сама без влияния продюсеров и СМИ.
— Какую роль в судьбе «Дикой Мяты» сыграли те люди, которые вас окружали и окружают?
— Люди, которые вместе со мной делают фестиваль, — бесценны. Они всё умеют и знают. В прошлом году произошла ситуация, которая мне наглядно показала, какая у нас мощная команда. Тогда по ряду причин у нас нестабильно работали рации, а территория — в 86 га! И конечно, для меня всегда важно быть в курсе того, что происходит в основных узлах фестиваля: парковка, кэмпы, входные группы, сцены. Чуть что — мчался туда, где есть проблемная ситуация, вклинивался в работу менеджеров. В этот раз такой возможности не было, но все работало как часы.
Я был счастлив и даже впервые смог увидеть часть выступлений, пообщаться с музыкантами, гостями.
Именно тогда понял, насколько сильные люди работают в команде фестиваля и насколько я от них завишу. Безумно благодарен, что они рядом, что не ушли после отмены из-за пандемии. И это дорогого стоит!
— Что такое «Дикая Мята» сегодня?
— Многие считают, что мы продвигаем новую музыку, но это не совсем так. Мы даем возможность показать ее, пишем о ней, знакомим с ней в соцсетях.
Если говорить условно, то мы — это Луна, а артисты — это Солнце. Они светят, а мы лишь отражаем их свет.
Все, что у нас есть, — это способность отличить что-то сиюминутное, от по-настоящему талантливого. И я рад, когда это получается. Если посмотреть на лайнап «Дикой Мяты — 2024», видно, что мы стали фестивалем полного цикла: во многом сегодняшние наши хедлайнеры– это те, кто впервые поднялся на большую сцену именно у нас. Подчеркну, что звездами они стали не благодаря нам, а благодаря себе — мы лишь смогли почувствовать их талант и трудолюбие.
«Дикая Мята» собирает не просто поклонников той или иной группы. Многие из гостей фестиваля не знают и половины артистов, которые заявлены в афише. И тем не менее они едут! С одной стороны, они доверяют нашему выбору, а с другой — людям очень нужно быть вместе, общаться, видеть друг друга, чувствовать атмосферу. Не только энергия артистов собирает людей, а именно люди, собравшись вместе, вместе рождают энергию, которая заряжает. И это очень важно!
— «Дикая Мята» — это история постоянного развития и расширения, эдакая музыкальная вселенная, притягивающая людей. Или всё же это бизнес?
— Во многом благодаря нашему подходу мы знаем «Дикую Мяту» такой, как она есть. В самом начале пути фестиваля было определено, что деньги не являются самоцелью, деньги — лишь оценка труда. Каждый раз, когда мы зарабатывали на фестивале, мы тут же все это вкладывали в развитие, чтобы он становился еще интереснее.
Во многом поэтому мы смогли выстоять после отмены и пережили пандемию.
Из-за отмены у нас образовался долг в 96 млн рублей, но нашлось много людей, артистов, партнеров, готовых поддержать. Очень серьезно поддержал фестиваль наш губернатор Алексей Дюмин. Буду благодарен ему всегда. Сейчас мы почти все долги погасили, осталось отдать 16 млн рублей, надеемся, что в этом году сможем поставить точку в этой истории. Конечно, юристы говорили нам: «Объявите банкротство — переверните страницу». Но мы выбрали другой путь, год за годом выплачиваем людям за проделанную в далеком 2021 году работу.
Но знаете, это тоже дает точку опоры. Сегодня «Дикую Мяту» никто не может упрекнуть, что она создана исключительно ради денег. Мы просто хотим работать и заниматься любимым делом.
Фестиваль дал толчок созданию арт-кэмпа «Дикая Мята», который работает круглый год. Здесь каждую неделю проходит по 2-3 замечательных концерта от резидентов и новичков фестиваля. В этом есть музыкальное миссионерство — концерты бесплатные. Но хочется большего.
Мы расширяем границы, добавляем в программы выходного дня лекции о культуре, искусстве, поэзии. Проводим образовательные программы, мастер-классы. Работаем с художниками, организуем встречи с киноведами.
Я убежден, что развитие способности чувствовать нюансы, намеки авторов в фильмах или литературных произведениях расширяют и обогащают внутренний мир и слушателей, и музыкантов. Какая бы музыка ни была, она отражает происходящие события. А вот насыщенность красок этого отражения зависит от способности исполнителя ощущать и осмыслять. Музыкант выносит на сцену либо проходную, плакатную историю, либо все же глубокую и наполненную.
Сейчас очень непростое время, тяжёлое, оно эмоционально мотает людей из крайности в крайность. Но должны быть точки опоры, и мы хотим их давать. Подростки должны хотеть заниматься музыкой, писать картины, стихи, снимать кино. Иначе будет потеряно целое поколение. Поэтому в планах на ближайшие 2-3 года — построить здесь арт-кэмпинг, который станет той самой точкой роста. Я вижу некое свое предназначение в создании такого же пространства для будущих музыкантов, каким в моем детстве стал Дом пионеров.
Очень хочется прожить жизнь так, чтобы в конце хотелось себя обнять и сказать себе: «Молодец!»
Пока не очень получается, но я стараюсь и учусь.
— За что переживает Андрей Клюкин?
— За все. Я очень эмпатичный человек.
— Музыка поможет?
— Конечно! Музыка — это искусство, а значит, любой человек, который им занимается, должен воспринимать себя как волшебную таблетку, которая перерабатывает страх, ненависть и гнев в любовь. Мы все погружены в повестку дня, и если музыка перерабатывает её во всепрощение, всепонимание и любовь — я думаю, это хорошая музыка.