«Не можешь победить — возглавь»
— С чего все началось? Когда вы впервые встали за пульт?
— Я собирал музыку, а потом понял, что у меня целая коллекция, которой ни у кого больше нет. Захотелось ею поделиться. Это были школьные годы, конец 70-х — начало 80-х. Тогда в Туле были серьезные заведения дискотечного формата — три больших дискотеки. В пентхаусе на месте, где сейчас Сбер на Крестовоздвиженской площади, открыли бар, на втором этаже — ресторан. К Олимпиаде там все это сделали югославы, поэтому уровень был европейским. Это вдохновляло.
Перейти от желаний к реальным делам получилось, когда увидел объявление о поиске желающих поучаствовать в организации дискотеки. Мы пришли с одноклассником, и, как оказалось, были еще две девочки из нашего класса. У нас образовалась команда, и мы сделали школьную дискотеку с нуля: что-то паяли, взяли барабаны у старшеклассников.
Мы копировали то, что видели на больших дискотеках, что-то придумывали сами.
Моя коллекция оказалась востребована. Мы делали дискотеки два года. Потом я поступил в институт, сам пришел в профком и сказал, что нужно делать дискотеки на факультете. А после службы в армии познакомился с Александром Охотниковым, который диджеил во Дворце культуры профсоюзов, и присоединился к ребятам.
Потом до Тулы дошла хаус-революция.
Благодаря младшему брату моего одноклассника на меня вышел Вася Майоров и познакомил меня с Леонидом Кириченко, который заведовал технической частью Дворца пионеров. Они хотели, чтобы я поделился с ними музыкой. Я посоветовал забросить мысли о том, чтобы делиться музыкой, — я готов был участвовать во всем сам.
— Какая была аппаратура на первых школьных дискотеках?
— Катушечные магнитофоны, пульт. Мы перематывали пленку и искали нужные места. Особо продвинутые, как, например, Володя Фонарь, придумывали, как менять скорость, играть бит в бит на катушках. Переключения скоростей на магнитофонах были, но грубые. А чтобы сделать это плавно, нужно было отверткой подворачивать резистор. Но это мы узнали уже потом, а пока играли так, как слышали.
Чем больше был магнитофон, тем лучше! В ДК профсоюзов было серьезное чешское оборудование.
Государство тогда поддерживало дискотеки, возможно, действовали по принципу «не можешь победить — возглавь».
Еще в ДК были диджейские стойки, смонтированные проигрыватели. Но ими никто не пользовался — винила не было. Мы делали то, что было доступно на нашем уровне.
«Космозон» и хаус-революция
— 8 ноября 1992 года в Туле прошла первая клубная вечеринка.
— Да, в этот день открыл двери «Космозон» (COSMOZ-ONE). Насколько нам известно, это был первый действующий хаус-клуб в России. Вечеринки в стране проводились, мы ими вдохновлялись. Например, лично меня мотивировала знаменитая Gagarin Party, которая проходила летом 1992 года. Это было впечатляюще! Но именно клубом мы были первым.
У меня собралась внушительна коллекция музыки, не показать ее было нельзя. Мы в силу возраста не застали рок-н-ролл-революцию, но прожили хаус-революцию. Новая музыка создавалась на глазах. Еще в 1987 году ее не было, а тут появились звуки и сочетания, которых мы раньше не слышали.
Мы вдохновлялись тем, что были частью этих перемен.
— Какой была первая вечеринка? Как ее восприняли туляки?
— Гостями стали наши друзья и друзья друзей, человек 70. Хотя мы даже напечатали штук пять афиш на ризографе — копировальном аппарате тех лет. Афиши были довольно большими, мы расклеили их в окрестностях. Но на них ничего не было понятно: что-то там про рейв и другие непонятные слова.
Получилась вечеринка для своих. Мы делали музыку, ребята — свет. На первых же секундах произошло короткое замыкание, все продолжилось в полной темноте при двух мигающих фонарях, но музыка работала.
В итоге все прошло хорошо, кто-то даже снимал вечеринку на видео. К сожалению, найти его потом мы не смогли. У участников брали интервью, и, как сказала одна девочка, ощущение было, что мы на каком-то острове: собрались племена и танцуют, а в конце должны кого-нибудь поймать и съесть.
— Когда вечеринки стали популярными?
— К маю уже было 300-400 человек. Это было крайне непонятно для многих, но те, кто понял, прониклись душой и сердцем.
В ДК оружейников (сейчас Городской концертный зал) тогда проводилась городская дискотека. Вот она собирала каждую субботу 2000 человек. Это для понимания масштабов. Всех мы не перетянули.
Мы, как и городская дискотека, работали с семи вечера до одиннадцати, это ночной формат. На фейс-контроле у нас была мама одного из участников вечеринки. И это, как выяснилось позже, был один из самых действенных фейс-контролеров! С женщиной никто бодаться и спорить не собирался.
— Прошло много лет, но вы все еще один из самых популярных диджеев в городе! Как удается оставаться на волне, когда сменилось уже несколько поколений публики?
— Я играю всегда разное, все время что-то ищу, нахожу интересные звуки, пытаюсь донести это. Делаю свое дело, пока есть возможность.
— Где сейчас можно встретить вас за работой?
— В основном в «Чайке» (бар в «Искре». — Прим. авт.). Скоро лето, и откроется наша любимая веранда. Ну и бываю везде, где играет какая-то более-менее некоммерческая музыка, некий андеграунд, к которому относится хаус.
— Сильно ли изменилась публика за эти годы?
— Изменилась. Дело в том, что нужно постоянно цеплять следующие поколения. Если ты их не зацепил, они развиваются уже по своему собственному вектору. В Туле был достаточно большой перерыв в клаббинге. В 2007-м на реконструкцию закрылась «Сигма» и больше не открылась. А когда потом через четыре года построили «Мяту», и было видно, что люди разучились танцевать.
Если смотреть глобально, то клаббинг изменился как раз с 2007-го. Ускорился интернет, клубы начали склоняться в сторону медийных персон, началась возня с обесцениванием музыки. Поэтому к 2015 году в стране все закрылось. Была куча кризисов, в том числе музыкальный. Формировалась новая среда.
Сейчас много чего происходит, но у этого другая форма — стены со светом и звуком, в которых отдельные группы энтузиастов проводят вечеринки. Это красивые, большие и хорошие мероприятия, но это, к сожалению, не системная работа.
— Сейчас в Туле нет нормальных клубов, считаете?
— Клубов нет. Есть бары. Это тоже маркер времени. Появилось много мелких заведений — кальянных, баров. Они забирают людей. Но если мы говорим про электронную сцену, она все равно остается сама по себе, потому что она не очень востребована как системная штука. Есть отдельные локальные проекты в городах-миллионниках, они собирают большую аудиторию.
«Иногда хочется картинок»
— Вы много работаете. Лично видела, как летом играете на одном мероприятии, потом передвигаетесь на велосипеде между набережной и «Искрой» и уже оказываетесь на другом, а ночью — «Чайка». Как не словить выгорание, о котором сейчас так много говорят?
— Выгорание наступает, когда график слишком насыщенный. Начинаются какие-то предновогодние дела, набегает подряд 15-20 мероприятий. Работаешь, спишь, работаешь, и все это время музыка… Потому что еще нужно отслушать материал, который выходит каждую неделю. В такие моменты мечтаешь хотя бы день уже ничего не слушать.
Когда уши устают от музыки, я смотрю кино, мне нужно видеть картинки. С нетерпением жду тепла, потому что у меня стоит новый лонгборд, кататься я очень люблю. Ну и провожу время с семьей.
— Как семья относится к постоянным ночным сменам?
— Нормально, это же работа. Я не пью, это плюс, не заваливаюсь домой под утро. Бывают несовпадения графиков, но это частично.
У меня дети. Если заканчиваю в 3-4 часа, то не провожу в кровати потом полдня. Часов через пять я уже на ногах. Ребенку же не откажешь! Поэтому график у меня такой. Иногда накапливается перманентная усталость, когда хочется раскинуться звездочкой, но это редко, раз в три месяца максимум.
— Дома музыку слушаете?
— Да, но как материал, с которым нужно что-то делать. Я прослушиваю отрезки, а глобально слушаю музыку только на работе, там хотя бы треки играют полностью.
Альбомы я перестал слушать классе в восьмом, потому что сложно представить, чтобы альбом какого-то исполнителя в музыкальном жанре весь был отличный. Нормальными будут три песни, остальное — около того.
«Быстро-быстро, медленно-медленно!»
— Когда пришла популярность? Люди на улице узнают?
— Я это все не люблю. Понятно, что через меня проходит много людей, меня узнают. Я со всеми здороваюсь, но не более того.
На работе с публикой вообще сложно взаимодействовать, потому что бар, алкоголь, совершенно разные люди с разным настроением.
Я работаю в таких проектах всю жизнь, поэтому знаю, что там происходит.
Главный принцип работы фейс-контролера — никогда ни с кем не говорить. Диджей — не фейс-контролер, поэтому иногда мы разговариваем, в исключительных случаях. Бывают ситуации, когда люди просят что-то по доброте душевной. Если это в контексте повествования — могу поставить, если нет — знаю, что сказать, чтобы не обидеть. Когда мои слова не помогают или вызывают агрессию, зову охрану.
Просят что-то поставить довольно часто. Музыка сейчас доступна всем, люди приходят и думают, что вокруг дураки, а они знают, что нужно этой вечеринке. Если человек приходит в заведение и не начинает петь, это для него уже не отдых, он не понимает, что происходит, начинает диктовать свои правила.
Мы составляем программу заранее, раскручиваем ее, как полотно. Это как рассказ, который нужно прослушать. Вмешиваться в это не нужно.
— Что самое необычное просили поставить?
— Расскажу две любимые истории. Перед «Казановой» в «Октябре» был клуб «Питон». Его никто не помнит, потому что он просуществовал полгода. Это было прямо бандитское место: малиновые лады, девушки соответствующего поведения.
Там работал Андрюха Туча. Он любил транс, но работал в «Питоне», потому что нужны были деньги. И вот он рассказывал, как к нему подошел самый крепкий тип и сказал: «Слушай, сейчас песня есть такая модная, не знаю, как называется. Там сначала быстро-быстро, потом медленно-медленно. Сделай!» Причем он руку так на плечо положил и челюсть поглаживал...
Условия почти невыполнимые. Диджей уже готовился к худшему. А у него по программе был The Prodigy — Voodoo People. Когда трек включился, этот крутой чувак подскочил и говорит: «Ну и что ты кобенился? Вот же! Быстро-быстро, медленно-медленно!»
Вторая история уже из современности. Мне ее рассказал Максим Зайцев из «Культуры». Ребята там очень сильно устали от заказов, поэтому повесили небольшие плакатики: «Песни не заказываем!». Для себя Макс придумал железную отмазку: тем, кто хочет заказать песню, он говорит, что это стоит 25 тысяч рублей. Работает безотказно. Однажды к Максу подходит подвыпивший мужчина и просит «Иванушек». Макс говорит: «25 тысяч». А мужчина не уходит и очень удивленно спрашивает: «За весь альбом что ли?!» От желания не отказался, но понял, что что-то не так.
Ну и еще подвыпившие мужчины просят поставить песню «про телку». Это часто.
— Вы сейчас преподаете в школе диджеинга. Насколько это востребовано?
— До этого такая школа была только во времена «Сигмы». А тут ко мне обратилась «Октава». Я к идее отнесся скептически. При наличии сейчас обучающих видео и понятных программ можно научиться всему самому.
Но выяснилось, что школа нужна. Приходят и новички, и опытные ребята с конкретными вопросами. Научиться диджеингу можно, и для молодых это актуально: мало ли что — а у тебя есть навык, который поможет зарабатывать деньги.
У меня есть любимый ученик. Ему 12 лет, и он сводит как боженька. У него хороший поддерживающий отец, мальчик слушает много музыки. Я им очень горжусь!
— А как относитесь к девушкам-диджеям?
— Ну как минимум они всегда выглядят лучше, чем мальчики. Манера у мужчин и женщин отличается, но стереотип о том, что девушки ставят только девчачью музыку, неверный.
— Сколько нужно учиться, чтобы стать хорошим диджеем?
— Круто, если вы начнете уже лет в 10. В этом возрасте можно уже начинать слушать музыку, разбираться в ней, а потом останется только научиться технике. Лет в 15-16 можно начинать предлагать свои услуги, а в 18 — стать профессионалом. И это не только к диджеингу относится, кстати.
