Вся страна готовится отметить большой праздник — 80-летие Великой Победы в Отечественной войне 1941–1945 годов. Участников этой войны становится все меньше, но были и дети, которые все видели своими глазами, слышали своими ушами и которые сами участвовали в событиях празднования Великой Победы в мае 1945 года.
Супруги Бобровы: Сергей Васильевич (1907-1942), майор, политрук полка, и Александра Аристарховна (1913-1989), военнообязанная авиационного
эвакуационного госпиталя № 4623.
— Мои родители — папа Сергей Васильевич и мама Александра Аристарховна Бобровы — и все мои родственники, и предки жили в Туле, славившейся самоварами и оружием. На Тульском оружейном заводе работало большинство жителей Заречья, примыкавшего к заводу… Папа — с улицы Ствольной, мама — с улицы Пороховой. Познакомились они на учебе в Тульском металлообрабатывающем техникуме задолго до войны.
Папа первым закончил учебу и сразу по призыву партии отправился на освоение Дальнего Востока в числе 25-тысячников. Работал на строительстве города Комсомольск-на-Амуре, а затем — в созданной Еврейской автономной области, в городе Биробиджане. Окончив учебу в Туле, туда же отправилась и мама. Там в 1937 году родилась я.
Начало войны наша семья встретила в Москве, где папа уже год успел отучиться в Академии руководящих кадров народного хозяйства РСФСР на факультете гражданского строительства. Но учебное заведение сразу было закрыто, а студенты отправлены на фронт. От папы по фронтовой почте мы получили лишь одно письмо.
В нем он, обращаясь ко мне, обещал скоро вернуться с победой и привезти мне ружье. А у мамы просил выслать ему теплые носки, так как в сентябре становится холодно.
Папа погиб, как сообщается теперь в интернете, в сентябре 1941 года. А мы его, «пропавшего без вести», ждали еще много-много лет после окончания войны. Он был политруком дивизии в звании майора.
В 1941 году в Москве прошла мощнейшая эвакуация большого числа предприятий и их сотрудников. Мы с мамой и ее предприятием оказались в Нижнем Тагиле. Наш завод поставлял на фронт танки, работники были размещены в семьях нижнетагильцев в приказном порядке, а дети — в детских садах на круглонедельном содержании. Только один раз в неделю я оказывалась дома с мамой, но с утра она уезжала куда-то, чтобы обменять какие-то свои вещи на продукты. Только так можно было прокормиться в течение недели.
Эмилия Сергеевна Боброва.
Бывало и так, что мне было нечего оставить из еды. Помню поджаренный лук, больше не было ничего… Но лук был вкусным!
Контакта с хозяевами квартиры не было. Конечно, мы их с мамой очень стесняли, но проведено все было очень жестко, в приказном порядке, все по законам военного времени.
В конце 43-го маме каким-то образом удалось уволиться, и мы переехали в родную Тулу, где жила моя бабушка и ее мать, моя прабабушка.
У них в домике на улице Ствольной мы и начали жить. Тула — город-герой, совсем недавно отбросил врага, не пустив его за городскую черту.
Жили очень голодно, работу маме было трудно найти…
В это время в городе сформировался Тульский авиационный эвакогоспиталь № 4563 во главе с полковником медицинской службы Кудрявцевым. Шла середина 1943 года. Госпиталь готовился двинуться из Тулы вслед за активным продвижением линии фронта на западном направлении.
Мамины трудовые записи произвели положительное впечатление на начальника госпиталя, и он предложил ей должность заведующей всеми тремя складами госпиталя. На эту должность до сих пор не было подходящей кандидатуры.
Мамина кандидатура подошла, и она согласилась, но только при условии, что с ней поедет ее 6-летняя дочь.
Так я оказалась единственным ребенком в коллективе Тульского авиационного эвакогоспиталя, который вскоре двинулся в железнодорожных составах на запад. Госпиталь останавливался и располагался в различных населенных пунктах — Осташков, Великие Луки и далее на землях Латвии, где мы несколько раз меняли дислокацию, продвигаясь за линией фронта.
Тула. Эмилия Боброва у здания ПТУ № 1, которое она окончила в 1956 году.
В каждом из этих пунктов начальник госпиталя принимал и осматривал территорию, которую предлагалось использовать для госпиталя. Чаще всего это было местное школьное здание и территория школы. Я также присоединялась к этой комиссии, меня не прогоняли. И я видела, что оставили здесь гитлеровцы, в спешке покидая здание, которое обычно также использовалось по тому же назначению. Почему-то они не были взорваны, но я точно помню, что мы занимали, по крайней мере в Латвии, те же пункты, которые побросали фашисты.
После прибытия на место госпиталь очень скоро начинал принимать на лечение раненых летчиков.
Конечно, быть близко к линии фронта, особенно когда мы двигались в вагонах, это постоянно подвергаться бомбовым налетам, но в момент переездов раненых в поезде не было: их, получивших экстренную помощь медиков, отправляли вглубь страны на дальнейшее лечение. Главное
направление первой медицинской помощи — это хирургия. Многие из раненых летчиков не вставали с постели, а кто-то выходил гулять на костылях.
Оказалось, что в этих условиях и мое присутствие пригодилось. Летчики, у которых, может, были и свои дети, живо реагировали на мое появление в палате.
Медсестры, заметив интерес и оживление раненых при моем появлении, сшили мне белый халатик по размеру, и я начала регулярно появляться в палатах. Постепенно мои приходы привели к тому, что со мной не просто разговаривали, но и нашлись желающие заниматься со мной, когда узнали, что я еще не училась в школе.
Писать было не на чем, никаких листов бумаги не было, тем более тетрадей.
Вышли из положения быстро — нарезали белых полей от газет. Это были длинные полоски газетной бумаги, и мое обучение шло на них. Писала карандашом.
Писать, считать и читать меня учили раненые летчики… Книг тоже не было, я читала с ними только газеты.
Конечно, нашим ребятам-лётчикам хотелось угостить ребенка. И многие были рады, что у них есть шоколад. Он полагался всем некурящим; курящие же получали вместо него папиросы.
В период переезда по Латвии в последний год войны мне удавалось, хотя и коротко, встречаться с детьми и подростками, которые пытались общаться со мной на своем языке. Обычно дети, находясь в незнакомой языковой обстановке, быстро схватывают и запоминают незнакомые слова. Так случилось и со мной. Один из сыновей хозяина дома, где мы с мамой остановились, читал мне латышские народные сказки, давал мне пояснения, повторяя латышские слова… И я уже начала понимать этот язык, эти сказки. Общение приносило мне большую радость и знание языка.
И вдруг выяснилось, что у наших медсестер часто возникают проблемы в общении с хозяевами дома, куда их поселили. И для них был лишь один способ наладить языковой контакт — это попросить меня перевести на латышский какие-то фразы или слова, записать их и пользоваться этим словариком. Это помогало наладить отношения и понимание с хозяйкой.
Из всей моей истории общения с местными жителями, латышами, мне врезался в память только один, но очень неприятный случай.
Хозяин дома, очень пожилой человек, сидя на лавочке под цветущей сиренью, подозвал меня к себе и стал показывать мне газету, где я увидела карикатуру со знакомыми мне лицом: Сталин, высоко поднимая ноги в огромных сапогах, шагает по городу. Хозяин мне стал объяснять, что вот, мол, это ваш Сталин шагает по Европе и искры от его шагов летят во все стороны.
Я, ребенок, сразу поняла, что хозяин — нехороший человек, пользуется тем, что я маленькая. И он, конечно, никогда бы не показал это никому из наших, ни при ком бы не смог посмеяться над Сталиным, а со мной будто бы можно. Конечно, я никому об этом не рассказала, но с ним больше не разговаривала.
Яков Стечкин.
В нашем госпитале были собраны лучшие медицинские кадры Тулы. Одним из ярчайших докторов был главный хирург госпиталя Яков Сергеевич Стечкин. Его называли тульской легендой! С глубоким уважением к его научной и практической работе относились такие знаменитости советской медицины, как Вишневский и Бурденко.
Яков Стечкин на операции.
А нам, далеким от медицины, и сегодня, может быть, вспоминается эта фамилия благодаря одному из сыновей Якова Сергеевича — Игоря Стечкина, академика, конструктора, создателя в том числе знаменитого пистолета Стечкина.
И конечно, сегодня нельзя не вспомнить эту звезду Тульского авиационного эвакогоспиталя. Яков Сергеевич Стечкин еще 10 лет после войны занимался организацией сети медицинской структуры города Тулы, был награжден орденом Ленина и орденом Отечественной войны.
И вот наконец настал этот долгожданный день, когда объявили, что Германия капитулировала.
Этот день стал ярчайшим днем в жизни нашей страны и в моей памяти! Ничто не может сравниться по силе воздействия, чем Победа в этой тяжелой войне. Ни один из дней учебы в Московском университете, ни один из дней в личной судьбе. Это самый яркий день жизни, мой и многих тысяч людей нашей страны!
Разве забудешь, как все — от пожилых врачей до молоденьких сестричек — одновременно и плакали, и смеялись здесь, на латвийской земле. Мы узнали эту весть не по радио, не по телевизору, а когда весь коллектив собрался вместе! Всех охватила такая небывалая радость, что все бросились обниматься! Это был какой-то взрыв, общая большая радость!
Мысленно, конечно, все были готовы к этому известию о полной нашей Победе, а реальная Победа дала очень сильный всплеск эмоций.
Наконец-то мир!
Наконец-то домой!
Госпиталь переезжал в Ригу, готовилась к открытию школа для детей на русском языке, подготовлено было и наше с мамой перемещение в Ригу близко к русской школе… Но мама не захотела этим воспользоваться, и
сначала меня отвезли в Тулу к бабушке, а через 2 месяца она и сама вернулась, с трудом уволившись из госпиталя. Свой дом — это самое дорогое.
Боброва Э.С. 19 июня 1937 года рождения, Москва.
P. S. Эмилия Сергеевна Боброва закончила тульское ПТУ № 1 в 1956 году по профессии «радио монтажник 3-го разряда». По этой профессии до 1959 года работала на тульском заводе «Арсенал», после чего поступила в МГУ на факультет психологии, где училась до 1964 года. В 1970-м там же защитила кандидатскую диссертацию и впоследствии более 20 лет преподавала в высших учебных заведениях, вела курс психологии управления для высшего управленческого состава Министерства сельского хозяйства СССР, Монголии, Вьетнама.
