Бильярд и спецпояс
— Вадим Герасимович, как вообще получилось, что Вы выбрали авиацию? С детства мечтали стать летчиком?
– Скорее, пошел в летчики за компанию. У моего друга на квартире поселились два лейтенанта. Пилотами они не были, но работали на аэродроме. Вот они и заронили мысль поступить в аэроклуб. Это был 1954 год. Стали проходить комиссию. Так получилось, что его не взяли, а меня пропустили. Не отказываться же теперь? Тихо-медленно начал осваивать это дело. Начали сразу с парашютных прыжков. Причем я описаний такого рода прыжков даже нигде не встречал.
— Это как?
– Представьте: небольшой двухместный самолет По-2 набирает высоту. Летчик, он же инструктор-парашютист, мне говорит: вылезай на крыло. Я вылезаю. На мне два парашюта: на спине основной, впереди запасной. Выхожу на крыло. В этот момент он поддает газу и как бы вытаскивает самолет из-под меня. Несколько секунд безумия, а потом балдеж. Ты висишь, земля под тобой. А потом я узнал, что имя инструктора — Апполон. А у меня ведь самого двойное имя.
— Что значит двойное?
– Мое первое имя Акакий. Мама не могла противиться старообрядческим дедушкам, они меня так и нарекли. Крестили в деревне, в каком-то бочонке. В школе все звали Адик. Но когда настало время получать паспорт, я это имя поменял на Вадим.
— Может, кстати, отец Ваш имел отношение к авиации?
– Никакого. Всю войну он прошел по земле, закончил под Кенигсбергом. Был в окружении с ноября 1941 года по март 1942-го. Плутали по белорусским лесам. Рассказывал: вперед когда их немцы гнали, ели лошадей. А назад они шли — уже копыта варили. Очень голодно было. Одна из его медалей — «За отвагу». С ней у меня связана история. Медаль дали за такой эпизод. Была боевая тревога, все разбежались, а отец оставался в землянке, работал с документами. И туда залетел снаряд. Шипел-шипел и не взорвался. Он рассказывал, что молился в этот момент. Отец вернулся с войны где-то 26 августа, а 1 сентября я пошел во второй класс. И втихаря надел его медаль и пошел так в школу. Эффект — общий смех.
Курсанты Балашовского училища у самолета Ли-2. 1957 г. Вадим Катаев - крайний слева.
— Итак, Вы поступили в аэроклуб…
– А после окончания аэроклуба меня отправили в школу первоначальной летной подготовки в Актюбинск. Там прослужил два года. Ну как прослужил… Не столько летали, сколько занимались общественно полезными делами. Это была военно-авиационная школа первоначального обучения летчиков — ВАШПОЛ. Отбыв там, еду на место службы. Пересадка в Свердловске. Между поездами три-четыре часа перерыв. Я купил путеводитель, посмотрел, где находится Ипатьевский дом, и поехал туда посмотреть.
— Откуда вдруг такое желание? Это ведь 50-е годы.
– Я сам себе объяснить толком не могу. Тогда ведь даже нельзя было вспоминать о расстреле царской семьи. Приехал. Этот переулок так перепахан — как фарш делают из говядины. Земля просто вспучена, чтобы отбить у людей желание даже пешком к этому месту подходить. Помню зеленый забор длиннющий. Я выбрал кочку какую-то, приподнялся повыше, крышу рассмотрел. А я же в форме. Снял на всякий случай фуражку: думаю — вдруг меня кто осудит. Но никого рядом не было.
— Рассказывали потом знакомым, что видели?
– Только в очень узком кругу.
— А как оказались в гражданской авиации?
– Окончил Балашовское высшее военное авиационное училище летчиков. Половину отправили служить в армию, а за второй половиной приехал представитель из Министерства гражданской авиации. Так получилось, что меня именно в этот момент один мой товарищ упросил поучить его игре в бильярд. И мы втроем вместо того, чтобы встать в очередь на распределение, отправились играть.
Возвращаемся и узнаем, что остались лишь Казахстан, что-то еще и таинственное слово спецпояс. Нам предлагают спецпояс, а что это такое, не расшифровывают. Отвечаем: «Дайте минутку подумать». Отходим в сторонку. Я говорю: «Это пахнет белыми медведями и безлюдьем. Не поеду». И мы отказались. А потом кто-то пояснил, что спецпояс — это перевозить зеков на северных островах из одних лагерей в другие.
— И Вы оказались в Казахстане.
– В Алма-Ате предложили для работы три города — Усть-Каменогорск, Кустанай и еще что-то. Я жил на квартире у хозяйки, и она посоветовала: «Сынок, бери Усть-Каменогорск. Там горы, Алтай, река Иртыш и на девяносто процентов русские люди».
Шасси, которые не вышли
— С чего началась Ваша новая жизнь?
– С того, что я получил должность второго пилота самолета Ли-2. А в 1961 году, имея уже двухлетний стаж, обратился в «Известия» с просьбой помочь в жилищном вопросе и ссылаясь на льготы, предусмотренные в нормативах того времени. По-видимому, письмо попало к главному редактору. В то время говорили «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей», намекая на то, что главный редактор «Известий» Аджубей женился на дочери Хрущева и стал очень могущественной фигурой. Результат был ошеломляющим — нашей части дали две однокомнатные квартиры: одну мне — на первом этаже и еще одну коллеге — на пятом.
Четыре с половиной года в Усть-Каменогорске дали мне жилье, звонкую должность — командир воздушного судна и самое бесценное — опыт летной работы.
Командир корабля Ту-134.
— Именно он помог в том первом эпизоде со спасенным самолетом?
– Это было в 1966 г. Меня одного из первых отправили в Ульяновск переучиваться на самолет Ил-18. А это всё равно что с мотоцикла пересесть на «Мерседес». У Ли-2, на котором я летал, пятнадцать приборов, а здесь их семьдесят. Учебный полет. Стали садиться, а экипаж диспетчер по радио буквально задергал. Я сидел просто слушал и следил за ситуацией вообще — просто как имеющий семилетний опыт пилот. Прошли маркер-точку — остается тысяча метров до приземления, это тринадцать-пятнадцать секунд. Вдруг завыла сирена. И я сразу вспомнил — у меня на Ли-2 такое было. Экипаж еще соображает, в чем дело, а я показываю: зеленые огоньки, говорящие о том, что шасси выпущено, не горят. Хорошо, что успели, шасси выпустили.
Закончили тренировки. Я все жду вопроса – как так, ты только сел в кабину и сразу обнаружил такую вещь. А ведь представим, сели бы без шасси. Двигатели с винтами по асфальту — полетели бы лопасти. Нас бы поубивало.
— Спросили?
– Никто такого вопроса не задал. Правда, по окончании курсов переучивания была выписана почетная грамота, которую вручили почти через двадцать лет при оформлении пенсии. Жил и не знал о ней.
— А второй случай?
– Это было 16 июля 1979 г. в Домодедово. Не дал взорваться Ту-134 с пассажирами на борту. Рейс Ижевск – Москва.
— Что случилось тогда?
– Технический отказ — не выходило шасси. Железка тоже ведь отказывает. Как потом выяснили, произошло разрушение замка фиксации левой стойки шасси в выпущенном положении. В таких моментах положено пользоваться инструкциями, которые написаны для действий в особых случаях. Инструкция гласит, что при приземлении я должен выключить двигатели. Это где-то будет скорость 240-250 километров в час. И что? Крыло ляжет у меня, потому что лампочка упорно показывает, что неисправна левая стойка шасси, процарапается по асфальту, и может произойти что угодно.
— В чем нарушили инструкцию?
– Вопреки инструкции мы тут же двигатели не выключили, а поставили на реверс. Скорость моментально была погашена до 180-190. Мужики, которые видели посадку, рассказывали, что от нас искры летели на сто метров. За это время подготовили эвакуацию. Мы же сделали предварительно несколько кругов. Первый круг — не ожидали, что шасси не выйдут. На втором круге диспетчеры попросили пройти на малой высоте. Сказали: «Мы с биноклем посмотрим, что у вас там случилось». Потом диспетчер говорит: «Воздушное пространство закрыли, если есть топливо, еще кружок растяните, нам надо подтягивать технику к месту приземления».
В качестве члена экипажа корабля Ту-134.
Достойны похвалы. Или не достойны?
— Каковы были последствия случившегося? Как отреагировали на земле?
– Один начальничек встречает меня в диспетчерской: «Пишите объяснения». Я ему: «Экипаж находится в состоянии аффекта и писать первые сутки мы вам ничего не будем». А он мне отвечает, почему я и запомнил разговор: «Вы не в состоянии аффекта, а в состоянии дефекта». На другой день комиссия. И говорят: «Достойны похвалы».
— Похвалили, значит?
– Да ну что вы! Хоть бы один пожал руку, сказал: «Вадим, молодец, справились». Более того — после таких происшествий обязателен разбор полетов, это предписывает Воздушный кодекс. Просто для того, что любая нештатная ситуация должна быть разобрана, а остальным всем урок. Нет, молчание.
— Пассажиров много было на борту?
– 76.
— Как они себя вели?
– Бортпроводники назначили мужчин, которые будут помогать женщинам после приземления. В основном эвакуировались на крыло и с крыла соскальзывали вниз. Так вот когда прошли с полосы на грунт и остановились, первый же мужчина, который должен был помогать, бросил всё и уточкой выпрыгнул за борт. Вся помощь женщинам и детям побоку. Потом следующие за ним уже организовались.
— У Вас самого после этого руки тряслись?
– Всё было спокойно. Более того — когда в воздухе поняли, что дело не очень хорошее, во мне чертики запрыгали и сказали: «Вот сейчас у тебя в жизни начинается самое интересное». Я был спокоен.
— Что, и стресс по-русски не снимали?
– В том эпизоде нет. Мы ведь чувствовали весь напряг вокруг себя. Кругом проверяющие. Насчет выпить другой эпизод расскажу. Первый самостоятельный полет на Ли-2, еще в Казахстане. Рыбу мы привезли с озера Алаколь в Алма-Ату. Выпили потом в ресторане, закусили. И я предлагаю: «Ребята, я чуть-чуть Алма-Ату знаю, пойдем на площадь цветов перед зданием правительства, цветочки сорвем». А как их рвать — двухметровые розы, шипы вот такие! Не получилось. Выходим из кустов — наряд милиции три человека: «Вы что делаете?» Цветов же, к счастью, мы так и не нарвали, правда, выпить-то выпили. Обошлось. Утром обычно перед вылетом проверял состояние фельдшер или врач. А тут почему-то — сразу двое. Слева один доктор, справа — другой человек в белом халате.
— И что? Поймали?
– Да ну. Мы выпили-то по сто пятьдесят грамм накануне. Да еще нам по 22 года. Конечно, никаких уже следов.
В гражданской авиации Вадим Катаев прослужил тридцать лет. Вадим Катаев на фото второй слева.
— Почему все-таки к происшествию, о котором вы рассказываете, отнеслись так холодно?
– Может, из-за репутации? Я ведь окончил заочное отделение юрфака Пермского государственного университета. Юристом никогда не работал, зато был членом товарищеского суда, помогал коллегам, которые попадали в сложную ситуацию. Как раз перед этим происшествием один из таких эпизодов и случился. Несправедливо уволенный пилот был восстановлен на работе, а два чиновника за него уволены после моего обращения в Министерство гражданской авиации. Возможно, обида за уволенных и сказалась. Я и не требовал награды. Не буду ведь посвящать жизнь тому, чтобы ходить и требовать похвалы. Потихоньку всё и забылось. А потом прошло время, и мне в почтовый ящик положили буклет Общественной палаты. А там портрет актера Евгения Миронова и слоган: «Если вы не смогли решить своих вопросов, обращайтесь к нам». Я взял и обратился. С такой помощью нашли соответствующие документы в Министерстве гражданской авиации. Хотя тоже поначалу отпирались: срок прошел, документы сожгли. Ну как сожгли, если они по закону должны храниться?
— Вы всю жизнь прожили на Урале и вдруг теперь стали туляком. Как так получилось?
– Просто сын сейчас живет в Москве, а в Ясногорске у него дача. Мы и переехали, чтобы быть ближе к сыну. Хотя впервые я побывал в командировке в Туле и съездил в «Ясную Поляну» еще в 1965 году. Есть, кстати, у меня и еще одна интересная история, отчасти связанная с Тулой.
— Расскажите.
– Сдаю вступительный экзамен по истории на юридический факультет. Вошел в первой пятерке, комиссия раскладывает билеты. Вдруг совершенно запоздало входит еще одна девушка-абитуриент. Председатель приемной комиссии очень деликатно заявляет: «В аудитории лишний человек». Наступила пауза, девушка тоже не уходит. Тогда встаю я и как джентльмен уступаю ей место, а сам выхожу из аудитории. За дверью пробегаю по билетам. Ужас! Про восстание Болотникова-то я ничего не знаю. Лихорадочно листаю учебник, прочитал. Через несколько минут приглашают меня. Во взятом билете первый вопрос про восстановление народного хозяйства после войны 1941-45 гг. А второй вопрос — восстание Болотникова. Оценка — «отлично». Вот так с помощью тульской истории я стал еще и юристом.
