Для меня сцена — исповедальня
— Наталья Петровна, у вас в декабре ожидается ещё одна премьера сезона. О чем будет новый спектакль?
— О любви. Я этого никогда никому не говорила — всю жизнь играю про любовь. Это может быть и женская, и материнская любовь. Но ничего другого я не играла.
— Это вы сейчас осознали?
— Ну, может, два дня назад. Даже там, где ее нет, я пытаюсь играть любовь — как, например, в «Пиковой даме». Всю жизнь графиню сжигает любовь к Сен-Жермену. Я подумала: «А это совсем неплохо, что тема всего моего творчества — любовь». Что интереснее-то может быть, ну что? Ничего. Причем любовь сама по себе. Не обязательно, чтобы тебя любили; главное, что ты любишь.
Никогда не относилась к тем актрисам, которые к себе притягивали мужскую любовь.
Такой случай был, могу рассказать. У нас шел спектакль «Да здравствует королева, виват!». Там две английские королевы — Елизавета и Мария. Вадим Петрович Кондратьев — он был постановщиком спектакля и главным режиссером театра — хоть и распределил меня в приказе на Елизавету, но не смел пойти против Татьяны Александровны Демидовой, которая получила эту роль. Спектакль уже шёл, он как-то подошел и предложил: «Не хочешь ввестись на Марию?» Я была еще молодая, но, по-моему, очень мудро ответила: «Вадим Петрович, Марию должна играть актриса, которая выходит на сцену — и с первого взгляда мужчины ее видят. А я актриса, которую видят мужчины со второго взгляда. Видят, но со второго. Я — Елизавета».
— То есть ответили отказом?
— Ну конечно! Кондратьев потом сказал, что у него долг передо мной, и поставил «А дождь себе льет да льет», где я сыграла Елизавету английскую. Там я виделась и с первого, и со второго взгляда.
Спектакль «Толстого нет», Софья Андреевна.
— Премьера этого спектакля, помнится, сумасшедшая была по энергетике...
— У меня есть спектакли, которые для меня были не просто шаг вперед, а этапные. Их не так много. Не хотелось бы еще подводить итоги, но все равно о каких-то вещах думаешь. Есть спектакли, когда я знаю, что в последний раз их играю, и прощаюсь с ними, как с родным человеком. И это была не только «Земля Эльзы».
— Какие, например?
— «Ромашка без лепестков», «А дождь себе льет да льет», «Быть или не быть», «Земля Эльзы», «Аквитанская львица», «Я жду тебя, любимый». А вот, как ни странно, с «Корсиканкой» такого ощущения прощания не было.
— Наш знаменитый земляк Вячеслав Невинный как-то сказал, что когда спектакль умирает, интерес к этой роли умирает.
— Вот видите, он сказал: «Когда спектакль умирает». А у меня спектакли все уходили живые. Они могли бы идти еще и еще. Но вот так складывалась репертуарная политика. Допустим, «Быть или не быть» прошел всего тринадцать раз. Этот спектакль хотели выдвигать на «Золотую маску». Я встретила потом знакомого, он мне сказал: «Наталья Петровна, я смотрел этот спектакль тринадцать раз». Я ответила: «А вы знаете, что он и шел ровно столько же, — то есть вы смотрели каждый спектакль!» Такой интерес, безусловно, зрительская награда. Я вот о чем думаю все время: чем отличается один артист от другого? Одна и та же пьеса, один и тот же текст... Мы отличаемся энергетикой. Но еще для меня сцена — исповедальня. Я могу в жизни быть разной. Могу быть не очень для кого-то правильной, кому-то не нравиться. Но на сцене я стараюсь не врать.
— На премьере «А дождь себе льет да льет» у вас была фантастическая самоотдача, это чувствовалось в зрительном зале. Возможно ли играть на таком накале все спектакли?
— Я всегда так играю, тем более когда повзрослела. Я и молодая это понимала, что надо всё делать достойно. Мне легче спать спокойно и перебирать в голове какие-то незначительные ошибки, которые все равно делаю, чем потом клясть себя за то, что вышла и ничего не сделала. На это я права не имела никогда. Ни-ког-да.
«Винная комедия», Виолетта Десинь.
— Но от зрителей настроение артиста на сцене тоже ведь зависит.
— От зрителей зависит качество успеха спектакля, но качество работы актера — нет. Конечно, зритель — это соавторство, когда всё совпадает, собрался зал, который друг друга заводит и поддерживает. Но бывает так, что зритель сегодня не готов смотреть вот это. Он хочет другое. И он даже немножечко обижен, что не это на сцене. Моя задача в такой момент эту схватку выдержать достойно. Я преодолеваю сопротивление, и это всё, что я могу сделать. Я это чувствую. Да очень многие артисты чувствуют это — когда тебя хотят и когда тебя не хотят.
Туле нужен Пушкин
— Многие сейчас с ностальгией вспоминают спектакль «Земля Эльзы», рассказывают, что смотрели его несколько раз.
— Эти 25 лет нашего сотрудничества с Дмитрием Алексеевичем Красновым были настоящим профессиональным подарком. Потому что иметь такого партнера — это счастье. Больше такого нет. На фестивале в Тамбове мы показывали «Супницу (Винную комедию)». Председателем жюри была замечательная актриса Ольга Михайловна Яковлева. И она тогда сказала о работе Краснова: «Как Туле повезло! Этот спектакль вписался бы в любой московский театр — при таких возможностях, при таких данных, при таком уровне профессии».
Я и при жизни ему говорила: «Дима, конечно, во всех спектаклях тебе не надо играть, но в твоих, если у тебя есть роль, надо играть обязательно. Не надо искать кого-то, себе бери и не думай ни о чем. Лучше, чем ты, это не сделает никто». Эти слова я и сейчас где угодно могу повторить. Но я не понимала, что всё так быстро закончится. Думала, что до старости лет вот как обеспечена партнером. Но в жизни всякое бывает, и такое, что вообще никто не ждал.
— Как вы узнали о случившемся?
— Мне полиция сообщила. У моего сына был день рождения, он звонил и поздравлял. А через час его не стало.
— То есть набрали последний номер, который был в телефоне?
— Да. Но до этого он сам вызвал скорую помощь и сам дверь открыл... Вот так в этой жизни бывает.
— Вы же пришли в Тулу еще при Рахлине, когда наш театр считался одним из лучших провинциальных театров России.
— Рахлин ко мне хорошо относился. Не могу сказать, что я бы с ним могла работать, как Рима Газизовна Асфандиярова. Не могу также сказать, что мне с ним было бы легко. По-человечески да, а профессионально — нет. Но я молодая еще была. Рима считала, что это её единственный режиссёр, и она, наверное, права. Ведь работа состоит из созидания и игры. Очень важно, чтобы это совпадало. Не может быть, когда рождение идёт в бесконечных муках, ну не может! Это как любовь. Нельзя всё время смотреть и не любить.
Наталья Савченко и Евгений Ткачук на премьере фильма «Праведник».
— Понимаете ее эмоции в момент того монолога из «Материнского поля», когда ей стало плохо? Вы ведь его тоже читали со сцены.
— Я так не внедрялась. Мне предложили, я выбрала кусок, который могла бы сделать. Отдельно читать монолог — совсем другое. Рима — она в этой природе. Это была её сила, и все её в этом поддерживали. А когда целый спектакль, надо права иметь на это. Когда я прочитала в кабинете монолог Краснову, он сказал: «Наталья Петровна, а ты могла бы играть этот спектакль». Я говорю: «Это совсем другая история. Там всё другое должно быть».
— Как считаете, этот спектакль был бы современен сейчас? В истории, когда-то написанной Чингизом Айтматовым, многое ведь созвучно нынешнему времени.
— Сейчас современной была бы «Любовь Яровая», как ни странно. Когда есть нынешнее противостояние, которое разделяет семьи. А в этом спектакле ещё хуже, страшнее — там разделение мужа и жены. С «Материнским полем» не знаю. Это должно быть очень здорово сделано. Кто думал, что «Пиковая дама» будет шлягером? Когда мы её репетировали, нам говорили: «Да ну, зачем?» А сейчас, представляете, свободных мест нет совсем!
Комедия «Знойные мамочки» идет при аншлагах уже седьмой сезон.
— До такой степени?
— До такой степени полный зал. Кто думал? У меня ведь тоже жизнь как-то частная есть в Туле. Я, допустим, прихожу к врачу, мне говорят: «Пиковая дама» у вас идёт». — «Откуда знаете?» — «А вот приходят, рассказывают». Вот это реклама, когда из уст в уста передаётся. Значит, реклама как молва существует. Вдруг оказалось, что Туле нужен Пушкин. На третьем спектакле нам крикнули из зала: «Спасибо за Пушкина!» Обычно я этого не делаю, но тут взяла рабочие записи спектакля, посмотрела — это зрелище! Картинка интересная, всё здесь совпало.
«Свои люди, сочтемся» по Островскому. Устинья Наумовна.
— Это же несомненная удача постановщика.
— Нанобашвили — хороший, образный режиссёр. У каждого в спектакле есть своё амплуа, тема. Он точно видит картинку, очень чувствует темпоритм спектакля. Еще когда в репзале прогонялись, он все время строил паузы. Допустим, пауза. Он считает: «Три, два, один — говори!» Как оркестр, как музыкальное произведение, когда все вступают вовремя, как должно быть. Ни раньше, ни позже, именно в эту секунду, иначе ты собьешь общий темпоритм спектакля. В оркестре для этого ноты есть, а у нас должен быть внутренний слух, и он его выстраивал. Это ровно та самая пауза, которая должна быть для подготовки и партнёра, и зрителя. Вот только так — и никак.
Ах, эти русские, всё время рискуют
— Образ графини в «Пиковой даме» — ваш или режиссёрский? Вы с ним спорили?
— Я уже давно не спорю, просто делаю.
— Но режиссёр с вами согласился?
— На первой репетиции, когда затронули эту тему, он сказал: «Отлично, Наталья Петровна, но в другом спектакле». А теперь, думаю, уверен, что именно так он и хотел. Я все время про первую сцену с ним разговаривала, когда графиня делает ставку. В его инсценировке одна из участниц этой карточной игры говорит: «Ах, эти русские, всё время рискуют». Все замерли, когда она объявила о ставке, и только вдали стоял Сен-Жермен, не подходя к столу. Муж тоже был напряжен до предела и говорил: «У нас нету денег». Я предложила, почему это происходит.
— Почему?
— Это же самая большая ставка, которую она сделала на свою судьбу. Если выигрывает — уходит от мужа к Сен-Жермену. Поэтому он не подходит к столу — тоже всё понимает. Муж понимает, что происходит за этим столом. Все ждут. И она проигрывает. Она теряет любовь. Я играю вот такую любовь. Всю жизнь.
— Пушкин вообще ваш автор?
— Когда мне плохо, я Пушкина не читаю. Ну вот не доходят у меня руки до Пушкина. Конечно, я многое из него знаю наизусть, много «Евгения Онегина» знаю. Я, кстати, думала, когда пошла эта мода везде ставить «Евгения Онегина», что хорошо бы сделать эту историю, как «Пиковую даму», историей отношений.
— У Александра Иосифовича Попова вы не так много играли. Как думаете, почему?
— Человеческие отношения у нас были очень добрые и хорошие. Очень. Но по поводу каких-то вещей мы с ним не сходились. Мне ведь тоже не двадцать лет. У меня тоже религия, я в нее верую. Это моя религия. Меня учили так. Но, слава богу, по-человечески мы нашли точки соприкосновения. Даже не очень часто задействуя меня в своих спектаклях, он находил какие-то пьесы и отдавал ставить их Краснову, потому что я тоже должна работать. Он это понимал. Вообще, у Краснова от всех спектаклей была светлая энергетика, я сейчас это так вижу. Даже когда «Землю Эльзы» мы начали репетировать, я сказала: «Дим, очень тебя прошу, чтобы не было чернухи». И возникла вот эта немецкая песня, она сразу дала настроение спектаклю.
— Вам об этом спектакле часто напоминают?
— Да. И все пишут, как хотелось бы ещё раз его увидеть. Я понимаю, что хотят не запись, а настоящую, живую историю. Но я сразу сказала, как только Дмитрий Алексеевич ушел, что больше я этот спектакль не играю.
— А предлагали?
— Не было предложений. Все поняли, что я откажусь. Для меня это была потеря. Я умею дружить и приносить жертвы, никаких вводов. Есть спектакли, в которых актер незаменим.
Наталья Петровна Савченко
