– Открытый Университет организовал фестиваль регионального патриотизма под названием «Карта России», и попросил меня написать про Тулу, – рассказала Екатерина Шульман в своем телеграм-канале. – Ну как тут откажешься. Кремль, парк, Ясная поляна, жамки и воспоминания юного сотрудника городской управы середины девяностых. No knocking the place!
Тульский язык
«Но взять Калинин либо Тулу: и жизнь, и в трех часах Москва», — писал Твардовский. Пресловутая близость к Москве — одновременно и преимущество, и проклятие Тульской области. Нахождение в радиусе 200 километров от Москвы вводит регион в московскую агломерацию. Всё, что от Москвы дальше, чем на условные 200 километров, — само себе Москва и является центром притяжения для окрестных территорий, а всё, что ближе, всасывается в московскую воронку. В эту воронку улетают прежде всего люди, а за ними и ресурсы, и общественное внимание. В этом смысле Туле, с одной стороны, повезло, а с другой стороны, не особенно.
Говоря о Туле, обычно вспоминают об оружейных заводах, и действительно, начиная с Петра I жизнь региона концентрировалась вокруг предприятий ВПК.
«Тула веками оружье ковала, стала похожа сама на ружье»: есть такой тульский гимн, не особенно ловкое произведение советского стихотворца-песенника Владимира Гурьяна, намертво впечатавшееся, однако, в мозг всякого, кто родился в Туле при советской власти. Кстати, в этой бодрой песне про звон боевого металла, который слышится в названии древних улиц, был опущенный за избыточной политической остротой куплет следующего содержания:
Нужно сказать кой-каким дипломатам,
Пусть непременно учтут господа —
Нынче за каждым советским солдатом
Строем железным стоят как всегда
(далее перечень названий боевитых улиц Патронной, Курковой, Штыковой и Оборонной). Актуальненько.
При этом могу сказать по собственному опыту, что можно прожить там достаточно много лет, не соприкасаясь с оборонной сферой. Также можно быть тульским человеком, не прикасаясь к пряникам. Однако нельзя не знать, что на тульском языке пряники — только те, что с надписями и рисунками, а маленькие круглые глазурованные — это не пряники, а жамки.
В Туле начинается легкое фрикативное «г», которое, усиливаясь по мере продвижения к югу, звучит уже во всю мощь в Белгородской области и далее. В Туле жадина-говядина — соленый огурец, а никакой не турецкий барабан, как в Москве. Вот тест на знание тульского языка, который я сумела пройти не полностью.
«Тула — столица РСФСР»
Тула — город достаточно большой: на пике высокой советской рождаемости в ней было около 550 тысяч человек, с тех пор ежегодно это количество снижается.
Демографически Тула похожа на все среднерусские регионы. Это стареющая территория с недостатком женщин фертильного возраста, с небольшим количеством молодежи, с высокой смертностью и низкой рождаемостью. Это старение с каждым годом усиливается. Есть естественный отток, миграция, отъезд в Москву, а есть естественная убыль, то есть просто умирание стареющего населения.
Когда-то в Туле была народная мечта о том, что там построят метро, но для этого надо, как известно, чтобы город стал миллионником. Поэтому есть такая тульская полулегенда-полуанекдот: метро тянут, уже до Серпухова дотянули, скоро дотянут и до Тулы.
Вторая тульская легенда гласила, что Москва будет объявлена столицей Советского Союза, а Тула будет столицей РСФСР и снабжаться по столичному принципу. Тут отражена в том числе общая советская мечта о повышенных нормах снабжения: каждый среднерусский регион считает, что анекдот про «длинное, зеленое, пахнет колбасой» рассказан про него, но Тула считает так с особым правом.
В высокой фазе советской нищеты из Москвы возили не то что колбасу, а сливочное масло и белый хлеб.
Яйца и «синие птицы» — умершие естественной смертью куры, — впрочем, были: один из долголетних тульских секретарей обкомов выстроил в регионе несколько птицефабрик.
Кстати, у истории с Тулой — столицей РСФСР есть еще третий уровень: про то, что Новомосковск после этого будет столицей Тульской области. Надо сказать, что у Новомосковска своя родовая травма — эта химическая столица Средней России, бывший Сталиногорск, до 1957 года относился к Московской области, а потом был передан в Тульскую и до сих пор простить этого не может, потому что на самом деле новомосковцы — практически москвичи, а не жители какого-то тульского райцентра.
Кроме того, что Тула — это оборонные заводы, Тула — это еще два университета, или до недавних лет два института, политехнический и педагогический: условно говоря, для мальчиков и для девочек. Политехнический, который гораздо больше по объему, ковал кадры для оборонной промышленности, инженеров, в том числе и горных, поскольку при советской власти Тульская область была частью Подмосковного угольного бассейна.
Кстати, недавно в связи с сериалом «Чернобыль» было некоторое сетевое возмущение тем, что там появились какие-то мифические тульские шахтеры. На самом деле тульские шахтеры не мифические. Только советская власть могла развивать неэффективное, дорогое и экологически вредное горное производство и строительство этих шахт. Уголь там плохой, бурый, с высоким содержанием серы. Хороший и качественный уголь у нас в Воркуте, а подмосковный не особенно хорош. Все эти детали известны мне по семейным обстоятельствам: часть моего семейства — наследственные горняки, так что мне ведома даже разница между открытым и закрытым способом разработки.
Поэтому потом, в девяностые и двухтысячные годы, приходилось заниматься реструктуризацией этих предприятий, шахт, вокруг которых концентрировались шахтерские поселки. Другой работы там не было, поэтому, когда шахта закрывалась, надо было либо эвакуировать людей, либо создавать срочно какие-то производства.
Вот этим на гранты Европейского банка реконструкции и развития приходилось Тульской области заниматься.
А закрыть шахту — это не табличку на дверь повесить, а провести целую серию сложных и дорогостоящих работ, иначе разрытое будет расползаться и поглотит всё живое в окрестностях.
Толстой
С точки зрения облика, Тула — город некрасивый. Для того чтобы исторический русский город был красивым, в нем должны были быть либо богатые дворянские семейства, которые строили особняки, либо хороший городской архитектор. Туле не повезло ни с тем, ни с другим.
Тула — не дворянский город, а казенный. Действительно, вокруг нее было и есть много усадеб, в том числе исторических, ставших литературными музеями: и Тургенев недалеко, и Бунин, и Жуковский, и самая главная наша гордость — Ясная Поляна, Лев Николаевич Толстой.
Но в самом городе никакой особенной красоты нет.
Достопримечательностью является кремль, хорошо сохранившийся, один из немногих немосковских краснокирпичных кремлей такой степени сохранности.
И Белоусовский парк, который при советской власти был переименован в парк имени Горького, как и все остальные парки Союза (не очень понятно, почему Алексей Максимович должен был ассоциироваться до такой степени с культурой и отдыхом). Потом, уже в новое время, имя Белоусова — врача и основателя этого парка, который на месте городской свалки его расчистил и насадил, — было городу возвращено.
Это два красивых места, а все остальное не особенно красиво. Потом советская власть доломала и то, что было, заполнив город традиционной советской застройкой.
В этом смысле Калуга, например, гораздо симпатичнее. Некоторое соперничество между Калугой и Тулой — это тоже, скажем так, сюжет среднерусской возвышенности. Они друг на друга смотрят. Калуга — город еще меньший, он менее промышленный и по облику не такой индустриальный, и по этой самой причине Калуга красивее. Кроме того, у них есть знаменитый Полотняный завод, на котором жили, как известно, сестры Гончарова, и Пушкин тоже там бывал. И по какой-то непонятной причине Калуге в постсоветское время больше везло с руководством.
Зато в Туле есть Ясная Поляна и Лев Николаевич Толстой, который, как известно, ходил пешком из Ясной Поляны в Тулу. Это не так далеко, как может показаться. Он, говорят, и в Москву пешком ходил, что гораздо более героический подвиг.
Ясная Поляна местными жителями воспринимается как некий расширенный городской парк. Туда ездят в любые сезоны, в любую погоду, там всегда хорошо и красиво. Переходя к современности, скажу доброе слово о нынешнем директоре, Владимире Ильиче Толстом. При всех его административных и царедворческих активностях надо признать, что сама усадьба под его руководством стала гораздо более открыта. При советской власти в последние годы пройти можно было уже только по Прешпекту, центральной аллее, и до могилы Толстого, а все остальное было заперто.
Сейчас можно пройти везде, и Ясная Поляна тоже стала гораздо более открытым и комфортным местом, а также центром разных культурных активностей.
Оборотная сторона благоустройства: стало где поесть и где купить всякие сувениры, и народу там очень сильно прибавилось. Тульские жители смотрят на это косо, потому что, еще раз скажу, привыкли рассматривать Ясную Поляну как некое принадлежащее им место, что довольно абсурдно, потому что туда всегда ездили экскурсии со всей страны. Кстати, настоящие яснополянские жители говорят Лёв Николаевич. Считается, что Толстого звали именно так, и никак иначе. Поэтому герой Анны Каренины, в рамках этой же парадигмы, тоже Лёвин, а не Левин. Посвященные от непосвященных отличаются по этому тайному признаку.
Постсоветское благоустройство
Возвращаясь к современности, Тула была действительно, на моей ранней памяти, городом не только чрезвычайно некрасивым, но и довольно запущенным. В 1999 году я из Тулы уехала и далее следила за ее политической жизнью и политическим развитием достаточно поверхностно, но тем не менее совсем из виду не теряла, потому что интересно, чего в родном городе происходит.
Благоустройство пришло к нам достаточно поздно, меня уже в городе к тому моменту не было. Началось оно при губернаторе Груздеве. До этого, надо сказать, с губернаторами Туле в постсоветский период ужасно не везло. Они садились либо в процессе исполнения обязанностей, либо сразу после, все были под судом.
Первый тульский губернатор Николай Севрюгин умер под следствием, а следующий, Василий Стародубцев, избежал этого только своими заслугами перед отечеством, перед колхозом имени Ленина и возрастом, но уголовное дело на него тоже завели.
Следующий губернатор Вячеслав Дудка непосредственно после окончания своих полномочий получил девять с половиной лет колонии строгого режима, но, впрочем, вышел досрочно по УДО в 2018 году.
Владимир Груздев был первым несевшим губернатором, и при нем был расчищен парк и восстановлена колокольня церкви на территории кремля, очень заметная достопримечательность города, которую теперь видно практически из любой его точки.
При губернаторе Алексее Дюмине в Тулу, по понятным причинам, пришли еще более крупные федеральные деньги, и началось еще более серьезное похорошение. На фоне того, что было, местных жителей, а также приезжающих бывших местных жителей это не может не радовать.
«Октава» — музей станкостроения, очень интересное место; Likerka Loft, территория бывшего тульского спиртзавода, тоже теперь хипстерский рай со всякими маленькими магазинчиками. Но самое впечатляющее и масштабное — это реорганизация территории Кремля и набережной Упы. Набережная Упы поражает в особенности воображение именно местного жителя: приезжие не увидят в ней, может быть, ничего специфически поразительного, кроме благоустроенной территории вдоль реки, по которой можно гулять.
Надо сказать, что на протяжении всей вообще живой памяти народной этого места — набережной между кремлем и рекой Упой — просто не было. Упа — река довольно маленькая. По ходящим тульским легендам, когда-то она была полноводной, в ней ловили осетров и отправляли их на стол непосредственно Ивану Грозному. Сейчас ее, по-моему, можно перейти вброд довольно легко, и никаких осетров там точно нет.
На противоположном от кремля берегу Упы стоят старые корпуса Тульского оружейного завода. Промежуток между кремлем и рекой был застроен неизвестно чем, пройти туда было нельзя, и никто из живущих в городе никогда там не бывал. Когда новая набережная открылась, то невозможно было вообразить (особенно если ты там родился и прожил первые двадцать лет), где расположено это пространство. Представьте, будто вам сказали, что у вас в квартире есть еще три дополнительных комнаты. Вы спрашиваете: «А где они?» Вам говорят: «А вот они». И выясняется, что просто вы никогда в эту сторону не смотрели, а действительно они там есть.
Город-герой
Это о хорошем в Тульской области. Что касается ее сегодняшнего дня: действительно, экономическим базисом и самым крупным работодателем продолжают оставаться оборонные предприятия. В Туле также есть знаменитая «засека» — совсем закрытая территория, на которой находятся секретные НИИ и КПБ. Все это имеет отношение к разработке и производству разнообразных форм вооружения. Вообще «засечный рубеж» — важная формула, когда речь идет о тульском самосознании. Тула — южный рубеж Московского царства. Засечный рубеж, засека — это специфический термин, обозначающий такой способ подрубки деревьев, чтобы они преграждали путь татарской коннице. Это как бы такое оборонное укрепление, так сказать, окоп наоборот. Засечный рубеж, как предполагалось, окружал Тулу с юга.
Алексин — город в Тульской области, который старше самой Тулы, — считается крайней точкой этих засечных рубежей. История эта более или менее повторилась во Вторую мировую войну, когда танковая дивизия Гудериана должна была идти на Москву с юга и была остановлена тульским сопротивлением, в частности, знаменитым Тульским рабочим полком, то есть спешно набранным из работников оружейного завода подразделением, которое должно было эти танки каким-то образом останавливать. Они действительно решили туда не соваться, пошли в обход, и, как считается, это дало московской обороне некоторые лишние, драгоценные в этих условиях дни, что повлияло на исход событий. Поэтому Тула — город-герой.
Оторванный рукав мэра Тягливого
Переходя к разделу личного опыта: так получилось, что моя первая работа после школы была работой в тульской городской администрации. Я туда пришла восемнадцати годов на должность специалиста первой категории — самую низкую, какая только бывает.
Это было в 1996 году, очень увлекательное время.
Работала я в управлении общей политики и анализа социальных процессов. Это управление занималось, соответственно, социальными процессами, а также разнообразным участием в выборах, которых в те поры проходило чрезвычайно много.
Проходили выборы губернатора, были на моей памяти первые выборы мэра города Тулы. На общегородском референдуме принимался Устав города Тулы, что было еще более волнующе, чем даже выборы мэра, потому что это было становление основ местного самоуправления, во славу статьи 12 тогда еще довольно новой российской Конституции. Потом все это было поломано и отменено, но местное самоуправление все равно потом вернется, потому что это базис демократического устройства. Вот мы его и закладывали.
Также избиралась первая городская дума и депутаты по нашему тульскому одномандатному округу в Государственную думу. В частности, Тула дала путевку в парламент Александру Николаевичу Коржакову — не то чтобы сильно украшающему эту Думу человеку, но что было, то было. Тогда всякие военные и околовоенные кандидаты пользовались большой популярностью. Он никаким особенно военным не был, но тем не менее у него была репутация человека, который за правду поссорился с Ельциным. Это в тогдашних оппозиционных настроениях и протестных голосованиях шло ему на электоральную пользу.
Таким образом, сразу после школы я оказалась погружена и в административную реальность, и в бурную политическую жизнь. Только на государственной службе познаёшь истину, как верно заметил Козьма Прутков. Действительно, это дает некоторый обзор, который мало что другое может дать, особенно в молодых летах. Только тогда я узнала, что в моем родном городе, например, есть пять районов и какие-то еще улицы, кроме тех, по которым я ходила в школу, а также к бабушке и дедушке в гости по выходным и обратно домой. Тогда я и не подозревала о том, что какая-то оборонная промышленность вообще в регионе наличествует и имеет какое-то значение.
Я-то думала, что главное, что есть в Туле, — это два института, пед и политех, потому что там родители работают, а все остальное мне было совершенно неизвестно.
Помню также пришедшуюся на период моей административной деятельности крупнейшую протестную акцию в городе Туле, численность которой, по-моему, не превышена до сих пор. Это был митинг против задержек зарплат и пенсий в 1997 году. Это действительно темное пятно девяностых, одна из самых постыдных вещей, которые тогда происходили. Вышло тысяч пятнадцать, что для Тулы невероятное совершенно количество народу. Люди шли по проспекту Ленина, по главной улице города, которая наклонно спускается к центральной площади, имени, соответственно, Ленина, где стоит здание областной администрации, в котором расположены и городская администрация, и областная и городская думы.
Все они сидят в здании, известном в Туле как Белый дом.
Это одно из самых уродливых строений, которое мне приходилось видеть: оно расширяется кверху наподобие атомного гриба. Впрочем, это довольно типичное здание обкома, произведение поздних семидесятых — ранних восьмидесятых, состоящее из стекла и бетона. Помню, что в пору, когда я там работала, было безумно холодно, потому что зимой отключали отопление за неуплату. Поскольку котельная, обслуживавшая Белый дом, больше не обслуживала никакие социальные объекты или жилые дома, а только казенные здания на центральной площади, то нас можно было отключать, и холод был зверский совершенно.
Люди грелись электрообогревателями, из-за чего от перегрузок электричество вырубалось уже полностью.
Соответственно, компьютеры не работали, и не только компьютеры, но и электрические пишущие машинки, которые тогда еще существовали и находились в подразделении под названием машбюро. Однажды я пришла туда с бумажками, думая, как я здорово сейчас отдам все напечатать, и обнаружила там этих машинисток, пьющих чай. Я говорю: «Напечатайте». Они говорят: «А как?» Тут я вспомнила, что у них машинки тоже электрические.
Кстати, о поступи прогресса: при мне произошел переход сотрудников администрации с программы «Лексикон» на программу Word. Помню, что я лично убеждала коллег, которые были несколько постарше, что Word все-таки лучше «Лексикона». Они не верили, считали, что надо держаться традиционных ценностей.
Возвращаясь к нашему крупнейшему митингу: областная администрация решила ему противодействовать, организовав на центральной площади ярмарку. Они расставили там прилавки и вокруг них — грузовики, на манер гуситского лагеря: мордами внутрь, хвостами наружу. Вопросы согласования — несогласования тогда были не таковы, как сейчас, потому что законодательство о массовых акциях было совершенно иное. Поэтому никому не приходило в голову разгонять людей за то, что они предварительно что-то не согласовали.
Как бы то ни было, когда участники ярмарки увидели толпу, которая движется на них с вершины проспекта Ленина, они немедленно исчезли, и эти грузовики тоже сдуло вместе с ними. Дальше вся эта толпа заполнила площадь и окружила Белый дом.
Наш тогдашний мэр, Николай Егорович Тягливый, который, как многие руководители старой школы, считал себя народным любимцем, решил выйти к людям поговорить. Это чуть не кончилось трагически. Толпа хлынула на него, ему оторвали рукав и даже выбили одно из стекол на входе в этот самый Белый дом. Всё могло бы кончиться гораздо хуже, но мэра спас один из заместителей, который затащил его внутрь здания. Дальше как-то убедили людей туда не врываться, но момент был, как сейчас помню, рискованный.
Мэр наш потом долго переживал, так как был убежден в народной любви к себе, думал, что он сейчас выйдет, поговорит, и люди немедленно обрадуются.
Поскольку ничего подобного не произошло, он после этого некоторое время находился в депрессии и ближайшие выборы проиграл.
На этих выборах победили кандидаты от КПРФ: на пост губернатора пришел знаменитый герой ГКЧП, колхозник Василий Стародубцев, а на пост мэра — Сергей Казаков, молодой коммунист. В общем, это было адекватным отражением тогдашних общественных настроений.
Избиратель из полена
В этой череде выборных кампаний меня, как человека восемнадцати лет, настроенного прогрессивно и демократически, очень расстраивало, что на выборах голосуют одни пенсионеры и результаты, соответственно, получались не те, которых мне бы хотелось. Тогда в голову мне пришла остроумная мысль: как было бы хорошо, например, лишить пенсионеров избирательного права. Как это можно обосновать? А вот как, придумала я. Они же не работают! Следовательно, они не участвуют в создании ВВП, поэтому как они могут голосовать? Они не должны голосовать, а голосовать должны трудящиеся.
Через несколько лет я переросла этот сорт убеждений и стала и остаюсь сторонником всеобщего избирательного права.
Но нельзя не видеть, что люди, которым приходят те же мысли, которые мне приходили в 1996 году, продолжают пребывать в публичном пространстве и высказываться: «Бедным не надо голосовать, необразованным не надо голосовать, еще кого-то хорошо бы поразить в избирательных правах». Попытки вытесать из полена такого избирателя, который дал бы нам нужный лично нам электоральный результат, почему-то не прекращаются. Эту фазу надо пройти, но ее надо перерасти, скажу я нравоучительно тем, которым уже больше не восемнадцать лет. В более зрелом возрасте нужно уже и более ответственно рассматривать политические процессы. Такова, дорогой читатель, универсальная истина, познаваемая как на государственной службе, так и вне ее.
