Скоро оно будет падать на первый слог, и это произойдёт из-за естественной языковой эволюции. Прекрасный повод поговорить и об особенностях тульского языка.
Буханка — это не автобус
Как утверждают ученые, уже сейчас многие говорят «звОнит». А все глаголы на «ить» за последние сто лет начали движение от того ударения, которое у них было на окончании, к ударению на основу слова. Что еще раз доказывает — академики, при желании, могут объяснить и переиначить всё. У нас теперь и кофе среднего рода.
Считаем, что надо создавать общество любителей тульского языка и требовать языковых реформ дальше.
Портрет неизвестного туляка. 1900- гг.
В число первоочередных задач должны входить следующие изменения.
В словосочетании «без двадцати» ударение однозначно должно падать на букву «а». Во-первых, другие регионы над нами подсмеиваются, а во-вторых, ученые из академии наук должны понимать, что есть же проверочное слово — «двадцать».
Законодательно запретить склонение названия города Щекино. Многих просто бесит, когда они читают «в Щекине» или «из Щекина». Однако в связи с пробелами в законодательстве пока никаких мер к тем, кто бесит, применить нельзя. Формально законы русского языка на их стороне.
На уровне ГОСТов рассмотреть вопрос о новой классификации пряничных изделий, и отделить пряники от жамок. Бренд «Тульский пряник» нельзя смешивать с какими-то там жамками.
В русский язык должно быть введено понятие «лайн» или «автолайн», ибо определение «маршрутное такси» — это какая-то софистика.
Как такси может ездить по заданному маршруту?
Слово корец известно далеко не во всех российских регионах, а зря. Ибо определение ковш недостаточно глубоко описывает суть корца или корчика.
Конечно же, за мелкими покупками ходить надо в палатку, а не в какой-то там ларек. В качестве компенсации можно допустить, что в палатке могут торговать и шаурмой, и шавермой.
Буханка — это не автобус УАЗик, а кирпичик черного хлеба. Тоже надо понимать и признавать.
Толкушка в Туле имеет два значения. Это не только деревянная штучка для того, чтобы мять картошку для пюре или содержимое под окрошку, но и молодая девушка, которая не хочет понимать очевидных вещей.
Облапошить и налимониться
Если на защиту тульского языка не выступить сейчас, многие слова со временем могут просто утратить свою повседневную актуальность или, того хуже, быть замененными англицизмами. Как это произошло с разговорными оборотами начала прошлого века.
Пасхальный визитер. Карикатура из «Тульской газеты». Первый визит…
«Тульская молва» в то время неоднократно растолковывала для современников значения слов и словесных оборотов своих тульских современников, о которых мы теперь и не догадываемся. А ведь это наше, тульское.
Например.
- Амчкать — производить принудительное отчуждение чужого имущества, оказывать физическое воздействие на одушевленные и неодушевленные предметы с присвоением оных.
- Амчкай, Ванятка! — боевой клич казюков.
- Афатывать — действие, служащее наказанием за нарушение правила «плохо не клади». Добавим, что, по-видимому, это слово — продолжение популярной в то время фразы «Кажинный раз на эфтом самом месте». Так говорил ямщик из рассказа писателя Горбунова, который уверял, что довезет барина без проблем. Потом его телега переворачивалась, и ямщик горестно вздыхал: «Кажинный раз на эфтом месте».
- Бубны — обозначение масти в картах, одно из распространенных в Туле слов.
- Бубни — слово непереводимое; «понавешать бубней» — технический термин, означающий собою тульский самосуд — нечто среднее между остракизмом и избиением камнями. Синоним — «банок нашвырять».
- Галман — разновидность homo sapiensa, обладает неуставным языком и громким голосом.
- Долбануть — выпить.
- Заковырзя — тонкая штучка, непредвиденное затруднение.
- Запупыривать — что-либо делать с успехом.
- Звездануть — физический опыт, заключающийся в том, чтобы вызвать у объекта появление из глаз искр.
- Зяпнуть — нарушить голосом общественную тишину и спокойствие.
- Интерес — на тульском наречии обозначает нечто таинственное: на него обычно играют.
- Ихать — дойти до пределов восторга.
- Кузькина мать — достопримечательность нашего города; показывают всем приезжающим; проводники — из казюков.
- Люпупуся — дама сердца.
- Люскнуть — ударить.
- Налимониться — слово, ничего общего с лимоном не имеющее. Обозначает собою отказ от употребления спиртных напитков ввиду полного оными насыщения.
- Облапошить — присвоение чужого имущества способом, в уголовных законах под именем мошенничества предусмотренным.
- Облипентии — мужской род от слова люпупуся.
- Пас — покорство судьбе.
- Пики — масть в картах. Пиковое положение — после проигрыша.
- Стрюцкий — нечулковец.
- Супчик — многообещающий юноша.
- Тегеран — просят не смешивать со столицей Персии; лестное прозвище.
- Телепень — противоположность тегерану.
- Тяпнуть — дойти до предела желанного.
- Упань! — повелительное наклонение от глагола «упасть».
- Ухо — орган слуха, превращенный в ударный инструмент.
- Хлюст — благоприятное стечение обстоятельств, синоним — «супчик».
- Чавки — челюсти, превращенные в ударный инструмент.
- Чкнуть — оказать физическое воздействие на одушевленный или неодушевленный предмет без присвоения оного.
…и последний.
В качестве дополнения авторы Толкового тульского языка приводили путеводитель по городу.
- Кафешантан «Аполло» — место злачное. Посещают оное место галманы, облипентии, супчики, хлюсты, тегераны и телепни. Бывают, вообще, стрюцкие. Казюки за дальностью расстояния не ходят. Можно долбануть, тяпнуть и налимониться. К утру пиковое положение.
- Кремлевский сад –извините за выражение. Водятся люпупуси, облипентии. Не забывают сада и казюки. Ходят в тесноте, но не без обиды.
- Парк — гуляют, амчкают, афатывают, чкают, навешивают бубней, нашвыривают банок. Резиденция Кузькиной матери — показывают бесплатно. Галманы зяпают. Могут звездануть и произвести многие другие научно-популярные опыты.
- Хопер — бич рабов земных. Местожительство изобретателей ударных инструментов, вроде уха и чавок. Снаряжаемые время от времени экспедиции для исследования этой местности гибнут или пропадают без вести. Люскают с неизменным успехом.
- Чулково — заколдованное место. Население — казюки. Все сведения, собранные об этой местности, отличаются неточностью, ибо в Чулкове никто никогда не был. Возврата оттуда нет.
А если серьезно, то русский просветитель В. Левшин перечислял такие простонародные слова, употребляемые в Тульской губернии в начале девятнадцатого века. «Ась» — что, отклик. «Буркалы» — глаза». «Вахлак» — неуклюжий. «Гуля» — голубь. «Лялякать» — пустомелить. «Фря» — надутый.
Почетный посетитель местных увеселительных заведений. Карикатура из «Тульской газеты».
Также к особенностям тульского языка относилось акание — вада вместо вода, архаичное окончание глаголов в третьем лице — она идёть. Отсутствие среднего рода — плохая сукно. Было также распространено усеченное окончание глаголов — буде вместо будет. Такие формы языковых оборотов, кстати, сохранялись среди деревенских жителей во всем двадцатом веке, а может и сейчас где так говорят.
Гуляли в окно
А вот как тульское общение выглядело на практике. Русский путешественник А. Глаголев писал, что «Нет ничего неприятнее, как слышать разговаривающих между собой здешних женщин. Одни слова они повышают и тянут, другие понижают и скрадывают и притом, не разводя зуб и закрывая верхнюю губу нижнею почти при каждом слове».
Пара примеров общения из «Тульской молвы». Судебные сценки, почти всерьез.
По выходе из «Мавритании».
— И кто же это меня держит? Наверное, хулиганы проклятые. Кар-р-рул!
Карикатура из «Тульской газеты».
«Откуда-то из самого дальнего угла, от двери из толпы выходят на середину старичок и старушка. Низенькие, маленькие, щупленькие, курьезные, как курьезно и само их дело.
— Тупикин, скажите, — спрашивает судья, — вы окна у Ширяевой били?
Старичок ежится. Прищуривается.
— Так что я рабочий, — говорит он.
— Поэтому вы и били, что вы… рабочий?
— Худое оно было. Толкнул его малость…
Старичок флегматичен. На слова скуп. Старушка жива, порывиста, с темпераментом. И, не дожидаясь, когда ее спросят, она врывается в допрос:
— Бил! Бил! Бил! — захлебывается она. У меня дети. Двое детей. И мать еще жива. А он перебил — за то, что с ним жить перестала… Я с ним допрежь двенадцать лет жила. Ну, он пришел, стал ломиться.
— Подождите. Я вас спрошу особо.
— Нельзя, господин судья. Безобразие какое. Ежели я с ним двенадцать лет… — она укоризненно смотрит на старичка и вздыхает. — Я его и тогда не любила… Жила, а не любила… Так он — пустельга.
Допрашивается свидетель — брат Тупикина.
— Вы видели, как Тупикин бил окна?
— Так что я без памяти был… Выпимши…
— Что же вы: валялись, лежали, стояли — если пьяный ничего не помните?
— Помаленьку держался… За стенку… Я ничего не знаю…
У свидетельницы Шаровой судья спрашивает:
— Шарова, скажите, что вы знаете?
— Перебил. А самый дом, кричит, в Дунай спущу…
Кругом смеются.
— В Дунай… За что же так? Скажите, Тупикин у Шидяевой двенадцать лет жил дворником или так?
— Ярыжником, — не задумывается свидетельница.
Гомерический хохот.
— Кем? — удивляется судья. — Что значит по-вашему слово «ярыжник»? Объясните мне…
— Ярыжник… Ярыжник… — свидетельница мнется, конфузится, — это пьяница такой, — говорит она наконец тихо. — Такой… особый… Замучил… Ну и Шидяева разлюбила его.
Опять хохот.
Дальнейшие реплики обвиняемого, обвинительницы и свидетелей вызывают беспрерывный смех. Городской судья третьего участка приговорил Тупикина к штрафу.
— Да-с… времена-с! Хлопочут о каких-то там безработных, а бла-агородному человеку отказывают в самой ничтожной помощи. Жестокий век, жестокие сердца!
Карикатура из «Тульской газеты».
«Камера судьи 2 участка. Слушается дело чулковской обывательницы Салищевой, обвиняющей свою соседку Водопьянову в оскорблении словами.
К судейскому столу подходит свидетельница Шебанова.
— Расскажите, что вы знаете по этому делу, — предлагает судья.
— Я и Салищева гуляли в окно.
— Что это значит?
— По ихнему смотрели в окно, — поясняет защитник Водопьяновой.
Приглашается другая свидетельница Калинина.
— Я стояла у окна, — начинает она свои показания. В окно гуляли, т. е. смотрели Салищева и Шебанова. Водопьянова назвала Салищеву воровкой и, уходя к себе в дом, бормотала.
— А что она «бормотала»? — интересуется судья.
— Не знаю, — отвечает свидетельница.
Приступает к даче показаний третья свидетельница Фокина, сестра обвиняемой.
— Врет! Врет! — прерывает ее Салищева. Она (Водопьянова) назвала меня журжей кримёшной. Я восемнадцать лет, господин мировой судья, с мужем живу, а не какая-нибудь журжа кримёшная! — не без гордости возмущается обвинительница.
Судья признал Водопьянову виновной и приговорил ее к 5 р. штрафа с заменой в случае неуплаты арестом на трое суток».
