22 июня: туляки, первые вступившие в бой с врагом

Конечно, их было существенно больше — наших земляков, вступивших в бой с врагом уже в первые дни войны. Еще никто не знал, сколько бесконечных лет продлится война, сколько человеческих жизней она унесет. Но они с честью выполняли свой солдатский и человеческий долг. Перед вами — судьбы трех туляков, начавших войну практически с первых ее дней.

 

 

Одними из первых встретили врага 22 июня 1941 года летчики 96-й отдельной авиаэскадрильи Черноморского флота. Есть газетные статьи, в которых описывается даже короткий митинг, который успели здесь провести, прежде чем вступили в схватку с фашистами. Выступил на нем и командир второго звена, туляк Михаил Сергеевич Максимов. Он говорил о том, что город, который они призваны охранять, овеян славой храбрых предков. Здесь русские чудо-богатыри, на вооружении которых находилось и тульское оружие, под водительством Александра Суворова совершили выдающийся воинский подвиг. Надо быть достойным отважных предков и продолжать их боевые традиции.

 

Лейтенант Максимов уже имел боевой опыт. За мужество и отвагу в боях на озере Хасан и в Монголии на реке Ханхин-Гол он был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Родился же Михаил Сергеевич в 1917 г. в селе Покровское Тульской области, Тепло-Огаревского района.

Точно известно, что около восьми часов утра этого дня 96-я эскадрилья в составе 16 истребителей И-16 и И-153, под командой капитана А. И. Коробицына, на подступах к Измаилу встретила 12 румынских бомбардировщиков, сопровождаемых группой истребителей.

 

Это был первый воздушный бой на Черноморском театре военных действий. Самолеты следовали курсом на Измаил на высоте 1000 метров.

Максимов, выбирая цель, насел на юнкерса, зашел к нему с хвоста. Пулеметной очередью сразил стрелка-радиста. Сделав разворот, повторил атаку и сбил бомбардировщик, первым из черноморцев открыв счет истребления фашистских самолетов. Через десять минут, преследуя врага, он сбил второй самолет.

 

Бой длился полчаса. Враг, потеряв пять самолетов, отступил. Два из них сбил тульский летчик Михаил Сергеевич Максимов. Попытка уничтожить корабли в Измаильском порту была сорвана. Наши же летчики вернулись на аэродром без потерь.

 

«Граница была рядом, упреждения никакого! Я дал команду на взлет всей эскадрильей, — описывал происходящие события командир эскадрильи капитан Александр Иванович Коробицын. — Приказал доложить об этом на К. П. Дунайской военной флотилии и сам со звеном вылетел последним. В сознании еще было сомнение: а вдруг это какая-то ошибка? Но оно окончательно исчезло, когда первое звено встреченных нами бомбардировщиков начало сбрасывать бомбы на Измаильский порт. Убедившись, что перед нами враг, я отдал приказ атаковать его».

 

Коробицын считал, что Максимову при его двойной победе пригодился опыт воздушных боев на Хасане. За этот подвиг он был награжден вторым орденом Красного Знамени.

 

Так же героически Михаил Сергеевич Максимов сражался и в последующих боях. После ранения он был направлен командиром звена авиации Балтийского флота в Ленинград. 4 апреля 1942 г. погиб в воздушном бою с превосходящими силами противника над водами Балтийского моря.

В окрестностях Ленинграда на месте бывшего военного аэродрома в Борках теперь открыт мемориал, где увековечены имена погибших летчиков Краснознаменного Балтийского Флота. Среди них — имя командующего звена 11 истребительного авиационного полка старшего лейтенанта Максимова Михаила Сергеевича.

 

 

Удивительной получилась военная судьба пограничника Константина Сергеевича Рудакова. Смерть преследовала его буквально по пятам.

Служил Константин Сергеевич в Карелии, на участке 102-го погранотряда. Атаки превосходящими силами враг здесь начал 28 июня. Но около двух недель бойцы Элисенваарского погранотряда под командованием полковника Донского героически сдерживали натиск врага. Пограничникам была поставлена задача не допустить прорыва противника к Ладожскому озеру.

 

Ожесточенные схватки происходили и на других участках фронта. Героические пограничники оказались в окружении, но в плен не сдавались. Ежедневно они отбивали десятки атак. Беспрерывные бои на финской границе шли несколько недель.

 

Сержант Андрей Бусалов из 102-го погранотряда был трижды ранен, но отказался отходить. «Пока я жив, — сказал он, — мое место у пулемета». Герой вел бой пять часов. Он умер от ран по пути в госпиталь.

На участке восьмой заставы ценой собственной жизни сержант Белянкин с двумя пограничниками подорвали на подступах к железнодорожной станции Сювяоро финский бронепоезд, который своим огнем наносил советским войскам большие потери.

 

Старший лейтенант Н. Ф. Кайманов, возглавляя оборону на участке трех застав, удерживал рубеж государственной границы до 26 июля 1941 года.

Судьбы героев 102-го пограничного отряда долгое время были практически неизвестными — слишком мало живых свидетелей тех событий. О многих из них пытались узнать уже в мирное время красные следопыты.

 

С их помощью в шестидесятых годах удалось выяснить, что один из тех, кто тогда стоял насмерть — туляк. Потом связались с бывшим командиром отряда С. И. Донсковым, после войны уже генерал-лейтенантом. Он рассказал, что основной силой отряда были именно туляки, которые прибыли на границу еще до войны. В их числе находился рядовой Константин Сергеевич Рудаков.

 

В те первые дни войны смерть постоянно ходила с ним рядом. Послали вести наблюдение, но финны, заметив лазутчика, открыли минометный огонь. Одним из осколков он был контужен и потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел, что куст сирени, на который опирался, пока не упал, срублен осколком мины на уровне его головы.

 

В начале августа решили прорываться из окружения через станцию Сорио. Для этого Рудакову, как одному из лучших стрелков, и еще одному пограничнику была поставлена задача занять высоту и обеспечить прорыв основной группировке войск. Но советским солдатам из-за леса не было видно ни станции, ни позиций противника, а вот враг очень скоро заметил неладное, и обрушил на высотку минометный огонь.

 

Когда товарищи уже должны были отойти на безопасное расстояние, Рудаков тоже начал отход. После трехдневных скитаний наткнулись на финнов. Рудаков увидел наставленное на него дуло автомата: сдавайся!

В ответ успел метнуть гранату в стоявшего впереди офицера, и тут же получил автоматную очередь. Офицера убило наповал, а Рудаков был тяжело ранен в грудь, позвоночник, ногу и руку. Финны решили, что он мертв, и ушли. Его и свои посчитали мертвым. Долгое время Константин Рудаков числился даже не пропавшим без вести, а убитым. Называлась и дата смерти — 8 августа 1941 года.

Его доставили в полевой госпиталь Кексгольма. Раненый был в очень тяжелом состоянии, но хирург все-таки решился на операцию. Сразу с операционного стола Рудакова отправили в тыл. А госпиталь в ту же ночь попал в руки врага.

Константин Рудаков пришел в себя только в Ленинграде. Здесь он задержался недолго, практически сразу его перенаправили в тыл. Однако все санитарные поезда шли забитыми, и место нашлось только во втором по счету эшелоне. А тот, первый, куда не удалось попасть, немцы разбили под Тихвином. Разбитые вагоны они наблюдали из окон.

 

В Тулу Константин Сергеевич вернулся в феврале 1942 года инвалидом второй группы. Правая рука не работала, мучили постоянные боли.

 

«Тяжело было морально! Спасло меня то, что школьные подружки посоветовали продолжить учебу в Тульском механическом институте, — вспоминал он сам. — И уже 1-го октября 1942 года я пошел учиться на первый курс».

 

Многому пришлось учиться заново. Например, писать левой рукой. Но в 1948 году Константин Рудаков получил диплом инженера. Работал на заводе «Штамп», одним из первых занимался на Тульском патронном заводе созданием комплексного автоматизированного производства. В дальнейшем его научно-практическая работа легла в основу кандидатской диссертации.

 

В феврале 1967 года Рудаков защитил диссертацию, стал кандидатом технических наук. Был лауреатом премии им. С. И. Мосина. Свыше двух десятков лет занимался подготовкой инженерных кадров в Тульском политехническом институте. Вот такая необычная судьба героического пограничника Константина Рудакова.

 

 

Есть такой маленький литовский город Пабраде. Даже не город, в то время, в 1941 году — маленький поселок, но со своей больницей. И как-то после начала войны, 24 или 25 июня, перед больницей затормозила военная машина. Из нее вышли красноармейцы, которые вынесли на руках своего товарища. Он был весь в бинтах, пропитанных кровью, и едва подавал признаки жизни. Его состояние было настолько плохое, что везти раненого дальше явно было бессмысленно.

 

- Примите товарища. В бою ранен. Не транспортабелен, — попросил вышедших из больницы людей военный врач. Торопливо пожал всем руки, и на ходу вскочил в кузов грузовика.

 

Принявшие раненого медики знали, что вот-вот в Пабраде появятся немцы. Но перед ними был человек, которому угрожала смерть, и они сделали все, чтобы его спасти. Врач Слипиковский осмотрел и перевязал раны, уложил раненого на койку. Медсестра Лещене делала уколы, бегала за лекарствами, дежурила у постели. Несмотря на все усилия, раненый не приходил в себя, лишь стонал.И вдруг внезапно открыл глаза. Склонившаяся над ним медсестра услышала, как он произнес тихим голосом:

 

- Сообщите родным. Деревня Беломутово, — повторил. — Беломутово Тульской области. Случилось с Минаевым Николаем… Петром…

 

Это были его последние слова. Сознание к этому человеку больше не возвращалось. К вечеру, когда в Пабраде пришли немцы, он умер. Хоронил его тайно под смолистыми соснами в лесу местный житель Юозас Чепонис.

 

Шли годы. Умер Чепонис, хоронивший солдата. Уехал в Польшу доктор Слипиковский. Только медицинская сестра Лещене по-прежнему жила в городе, работала в больнице. Но воспоминания о солдате по-прежнему не давали ей покоя. И через двадцать пять лет после случившегося она решила попробовать разыскать его родственников. Человеческая память, правда, прерывистая. Она точно помнила, что фамилия этого парня была на М. Помнила, что он из Тулы, деревни Беломутово. Потом вспомнила, что Минаев — Петр или Николай.

 

 

Обратилась в местную районную газету «Знамя», и с помощью журналиста Юрия Маринова списалась с Тулой. Это было время, когда подобные поиски были в порядке вещей. Люди искали потерянных родственников, однополчане — своих друзей, военкоматы — героев, которых по разным причинам не успели наградить положенными им орденами и медалями.

И вот, наконец, пришел отклик.

 

«Уважаемый товарищ! Мне кажется, что это мой отец. Сомнение только в том, что отца звали Владимиром. Перед войной мы жили в Западной Белоруссии, где отец служил в Красной Армии. В первый день войны отец проводил нас до города Барановичи, а сам уехал срочно в часть, находящуюся в лагерях. Мы же (мама и четверо детей) кое-как добрались до бабушки в деревне Беломутово Тульской области. От отца не получили ни одного письма. Только в 1942 году пришло извещение: «пропал без вести». Ваше письмо, помещенное в газете, всколыхнуло 25 прошедших лет. Как хочется увидеть и обнять сестру, которая была очевидцем его смерти. Может быть, она знает еще что-нибудь о нем. Мне нужно, нужно знать, где похоронен отец.

Глубоко уважающая вас Шура Минаева-Мыскова».

 

Насколько, оказывается, глубокое это понятие — медсестра, мы ведь даже не задумываемся об этом в повседневной жизни. Но здесь, в контексте этого письма, в слове сестра читается что-то невероятно близкое, родственное.

Увы, это был не тот Минаев. Он же назвался Петром или Николаем. А потом, по воспоминаниям сестры Лещене, был совсем молодым, вероятно даже неженатым. И не офицером, рядовым. Когда надежды кого-то найти были потеряны совсем, вдруг пришло еще одно письмо.

 

«Я очень волнуюсь, поэтому прошу простить, если что не так. Но я думаю, что погибший — мой брат. И вот почему. Перед войной он проходил действительную службу в Литве. Последнее письмо пришло от него перед самым началом войны. А потом получили известие, что пропал без вести. Только имя его было Николай, а вы пишете Петр. Петра в Беломутове из парней не было ни одного. Петр — это наш отец. Ему уже 80 лет. Он и теперь в деревне живет. Может быть, сестра перепутала имена? Забыла? Может быть, умирая, брат просил передать об этом своему отцу Петру Минаеву? Узнайте об этом, пожалуйста, подробнее. Очень важно. Жду с нетерпением ответа. Емельян Минаев, Тула, Косая Гора».

 

В Литву послали фотографию солдата, и по ней медсестра узнала того молоденького парнишку, который скончался у нее на руках в первые дни войны. Это был он, Николай Петрович Минаев.

 

Родился он под Тулой, в деревне Беломутово. Здесь же окончил начальную школу, потом семилетку, приобрел специальность колхозного бухгалтера. В 1938 году ушел в армию на действительную службу. Вот, собственно, и вся нехитрая биография, на которую успел прожить.

 

Прах солдата был перенесен на братское кладбище города Пабраде. Уже не как неизвестного, а как Николая Петровича Минаева.

Если судить по фотографиям в интернете, фамилия Минаева значится на одной табличке с лейтенантом М. С. Андрушисом. Место это ухоженное, уединенное. Есть и еще одна памятная табличка там: «Мемориал восстановлен на средства Российской Федерации посольством России в Литве в 2004 году».