Он дебютировал в Туле в роли Князя в знаменитой «Хануме», в нынешнем репертуаре — он и Клеон в спектакле «Забыть Герострата!», и Степан Касатский в «Отце Сергии».
Трудная жизнь Деда Мороза
— Виктор Васильевич, день рождения в канун Нового года — это хорошо или не очень?
— Есть некоторые неудобства, когда все праздники вместе. 25 числа, за день до моего, еще и день рождения моей внучки.
— Главные салаты когда съедаются — в день рождения или на Новый год?
— Совершенно неважно когда. Главное, чтобы салаты были. Разве в еде дело?.. Главное — какое настроение. У меня семья замечательная, сплошные девушки.
— Для артистов в это время еще же и елки. Вы много «дедморозили»?
— О-о-о, еще как! Очень активно этим занимался. Были взрослые корпоративы, были детские сады. Детские сады — это одно удовольствие. Дети такие непосредственные, стишки тебе читают. Когда дети видят деда с бородой, у них уже глазки горят. А взрослых на корпоративах я не любил развлекать. У меня для этого нет таланта. Но приходилось работать везде. Вы же понимаете — это жизнь, это работа, это деньги.
— От Деда Мороза устаете по-другому? Не как в театре?
— По-другому. Иногда выжатый просто. Это все из-за внутренних ощущений. Сыграешь хороший спектакль, который ты любишь; приходишь домой, расслабляешься и внутренне улыбаешься. Просто когда своим делом занимаешься — это одно. А Дед Мороз — не мое совершенно. Но неудачных проведений елки у меня не было.
— Когда последний раз «дедморозили»?
— Давно. Лет, наверное, восемь назад.
— Какие-то интересные случаи можете рассказать?
— Вот про друга могу рассказать. Это еще в Ереване было. Он вел елку в качестве Деда Мороза в Доме офицеров. Сажает какого-то ребенка на колени, просит рассказать стишок и микрофон ему дает. А тот: «Дедушка Мороз, почему от тебя водкой пахнет?» Он готов был провалиться сквозь землю! Очень неудобно...
— С другой стороны, «классический» Дед Мороз в общественном восприятии должен быть именно такой — нетрезвый.
— В общем восприятии — да.
— А на самом деле?
— На самом деле нет. Я однажды ехал, это было перед Новым годом, меня остановил полицейский. Спрашивает: «Что там у вас в сумке?» А у меня сзади сумка большая. Я говорю: «Костюм Деда Мороза». — «А вы Дедом Морозом были?» Я говорю: «Да». — «И что, Деду Морозу не наливали?» Говорю: «Пытались». — «И нет?» — «Как видите».
— Но ведь сложно отказаться, когда угощают? Люди ведь делают это от широты душевной, чтобы с ними разделили радость.
— Были моменты, когда и не отказывался. А есть моменты, когда надо отказаться: например, впереди еще много работы. Это легко контролируется.
Времена, когда все мальчишки играли в Тарзана
— Как выбрали профессию актера? Еще и поступили с первого раза.
— Для меня это фантастика. До сих пор не могу поверить, что вот так взял, приехал и поступил. Из Рязани сразу в Ленинград. Это надо очень хотеть. А еще иметь такого отца, как у меня. Он у меня был слесарем-лекальщиком высочайшего класса. В шестьдесят лет говорит: «Я ухожу с завода, все». Потом я приезжаю в отпуск: «Пап, ты же на пенсию собирался». — «Да не отпускают». И так до 75 лет работал. Орден Ленина получил. Он у меня такой.
— А театр как оказался в Вашей жизни?
— Я помню, они с мамой каждый месяц ходили в театр. Тогда еще драма в Рязани была в здании около кремля, маленький такой домик-пряник. Сейчас туда ТЮЗ переехал. У мамы специальный наряд был: туфли, платье, сумочка театральная. Помню, меня взяли на Толстого «Власть тьмы». Я так заскучал на этом спектакле. Постоянная темнота на сцене, бородатые мужики какие-то. Это вот мое первое впечатление от театра. А потом мы с мамой поехали в Ленинград, там сестра жила. Мне было шесть лет, и мы пошли в ленинградскую комедию. На «Кето и Коте». Мало что помню из этого спектакля, но мне понравилось.
— Получается, у Вас родители были той самой рабочей интеллигенцией, о которой тогда много говорили?
— Наверное, да. У меня отец много читал. Помню, они сидели с мамой, он читал вслух. В шахматы играл хорошо. Меня тоже научили, но я давно уже не играл. То есть какой-то определенный культурный уровень был.
— А мама чем занималась?
— У мамы было два класса церковно-приходской школы, которые она в деревне закончила. Писала она потрясающе. Это все надо было с переводчиком расшифровывать. Но была лучшей закройщицей в городе Рязани. У нее обшивалась вся знать. Она даже устраивала типа показа из тех фасонов, которые сама придумывала. Была такая Герой Соцтруда, знаменитая трактористка Дарья Матвеевна Гармаш. Если в Москву из Рязани ехать — у дороги как памятник трудовому подвигу женщин на постаменте установлен ее допотопный трактор, на котором она работала. Как съезд какой в Москве — Гармаш обязательно приводили к маме, чтобы она ее одела. А вы же понимаете — это крестьянка, занимается тяжелым трудом, сохранению фигуры это никак не способствовало. Красиво одеть ее было непросто.
— По советским меркам это еще и блатная работа, в смысле полезных знакомств...
— Тогда же начались показы трофейных американских фильмов: «Танцующий пират», «Тарзан». На «Тарзана» попасть было невозможно — километровые очереди. Так вот маме на этот фильм билеты приносили домой.
— А Ваши впечатления от того фильма вспомните.
— Я недавно попробовал посмотреть одну серию того старого «Тарзана», не выдержал. А тогда… Во-первых — джунгли, мощная фигура Тарзана, лианы, с которых герои фильма перелетают с одной на другую, кричат что-то. Это была новизна, необычность. Все мальчишки во всех дворах кричали, как Тарзан, все играли в Тарзана.
«Князя Игоря» знал наизусть
— У Вас же не так много театров в карьере, и везде Вы работали подолгу.
— Двадцать пять лет в Ереване, двенадцать — в Ставрополе, восемнадцать — здесь уже, в Туле. Среди актеров было такое расхожее мнение, что надо театры менять. Может, и надо. Наверное, если бы я жил не в Ереване, работал в России, больше поимел. Но мне хватило.
— То есть из Вологды в Керчь, из Керчи в Вологду — это не Ваше?
— Нет. Мне интересно не театры менять, а с разными режиссерами работать. Тем более когда ты не один, отвечаешь не только за себя.
— Но у Вас и в семье постоянство, не семь жен.
— Только две. С моей нынешней супругой мы уже 48 лет совместной жизни отметили.
— Золотая свадьба почти.
— Через два года уже.
— Жена чем занимается?
— Она балерина, танцевала двадцать два года в Ереванском музыкальном театре. Не ведущие партии, но двойки, тройки. Сейчас преподает.
— Где познакомились?
— У них семья такая открытая была. И папа, и мама танцевали в том же театре. У них был очень открытый дом, в который всегда можно было прийти. Меня в этот дом привел товарищ, который в этом доме был своим. Так и познакомились.
— Вы сами балет, оперу любили тогда?
— Я же в Рязани вырос. Думаю, ответил на ваш вопрос.
— Я потому и спрашивал...
— По радио я многое слышал, слух музыкальный у меня есть. И потом, мы жили в старом купеческом доме, где в каждой комнате была отдельная семья, коммуналка такая. И вот у одного из жильцов был проигрыватель. Он как-то принес пластинку с записью оперы «Князь Игорь». Вот оперу «Князь Игорь» я тогда знал наизусть. А с балетом столкнулся только в Ереване.
— Какой спектакль с Вашей будущей женой посмотрели первым?
— Я все спектакли с ней смотрел. Первый — «Лебединое». Она больших лебедей танцевала. Я тогда очень полюбил все балеты хачатуряновские — это совершенная музыка. Когда еще все это воочию, с настоящим оркестром — «Спартак», «Гаянэ», — очень впечатляет. С Арамом Ильичом я даже за ручку здоровался. У нас в театре работала его племянница. Когда Хачатурян приезжал в Ереван, она его приглашала. Помню, он вошел — старенький уже, но легендарная личность.
— В ереванском артистическом мире было много же знаменитостей. Фрунзик Мкртчян, например.
— Мы не то что дружили, были хорошо знакомы. Его настоящее имя Мгер. У него был свой театр в последние годы жизни. До этого он служил в национальном театре. Мкртчян житейски абсолютно простой был человек, открытый. Душа, что называется.
— Вы в Туле уже почти двадцать лет — тоже немало...
— Восемнадцатый сезон, да. До этого с Тулой ничего не связывало. Единственное, главным художником здесь был Борис Григорьевич Ентин, мой институтский товарищ. Так же, как и с худруком Александром Иосифовичем Поповым мы с института были знакомы. Но мысли такой, что мне когда-то придется здесь работать и жить, не было.
— То есть в Тулу Вы попали по знакомству?
— Можно сказать и так. Я тогда работал в Ставрополе, и мне там совсем скучно и грустно стало. Вплоть до того — думал, что вообще из театра уйду. В это время Алексей Александрович Малышев, с которым мы были знакомы по Ставрополю, ставил в Туле спектакль. А все его спектакли оформлял как раз Борис Григорьевич. И он предложил: «Давай к нам в Тулу. Устроим тебе смотрины». Я ему: «Мне, между прочим, за шестьдесят». — «Ну и что — за шестьдесят! Ты посмотри на себя, как ты выглядишь!» Я приехал, на меня посмотрели. Сказали: «Где там эти шестьдесят?» Вот так я попал в Тулу. Спасибо Борису Григорьевичу! Я не жалею. Случай продлил мою творческую жизнь.
