Мой вольный стих ужасен, прям как поэзия бездомного
Ты говоришь мне больше не писать, и это совершенно правильно
И поцелуй, что в лоб меня спасти наверное бы мог,
Да только ты, мой враг и друг, играешь не по правилам
Ты смех оставил. Зеркала разбил, как ни хотел бы ты, а
Шапку шутовскую сжёг не примусом, а адским пламенем
А я не смог, и я остаток сил потратил на тебя, а ты не стоишь
Ни бумажки, ни смешка Мессира. Он у нас ведь каменный.
И не пожалуешься, а ведь я хочу кричать до спазмов в горле, до потери стука
Так, что Москва от крика, замерев, закроет уши,
Ты не услышишь никогда, и руку сжав, ты не издашь ни звука
A я надеялся, а я сжигал себя за ласку и… Послушай!
Зачем тогда пытаться что-то попросить,
Аесли эта нелюбовь меня сильнее в много раз
Зачем тогда пытаться рвать полусоженные листы,
Eсли ты их читаешь каждый день, обрывками моих увядших фраз
Ложишься где-то в талый шум полей
Ложишься, будто спишь без снов
Оставшись, повторяешь шелест слов, все снова, снова, я сжигаю чёртовы листы, а зажигалка… Не твоя, прости.
Мой вольный стих ужасен, как поэзия бездомного
И ты не выхватишь листки щипцами из-под зажигалки.
Я напишу ещё, ещё, сожгу и напишу ещё одно
Ты говоришь мне больше не писать,
Но смысла
Просто
Вдруг
Не стало.
