- Огурчика… огурчика…
- Лу-у-у-учку… Лу-у-у-учку! Лу-у-у-учкююю…
Это уже с самого утра кипит жизнь на Хлебной площади. Молча много не наторгуешь, вот торговцы и разоряются, не жалея глоток. На палатках — гирлянды красного перца и копчёной рыбы. На прилавках — заморские фрукты. Под ногами — привычная грязь.
С уборкой на Хлебной площади всегда было плохо. До революции её с прохладцей убирали городские рабочие из работного дома, выходившие к месту службы только часов в девять утра, когда торговая жизнь кипела вовсю. На все претензии они дежурно отвечали, что мётлы и скребки им выдают лишь в восемь часов, поэтому раньше они приходить не могут. Однако когда пришла народная советская власть, то корреспондент, побывавший на рынке, без всякого удивления вновь констатировал, что «на толкучке непролазная грязь, ноги тонут по щиколотку».
Впрочем, на грязь жаловались на всех рынках, в том числе и на Жигалинском. «Тульская жизнь» в апреле 1906 г. писала:
«Антисанитарное состояние толкучего рынка около Жигалинской улицы прямо поразительно. Всюду на площади рынка лежат кучи отбросов, навоза и мусора, клочья тряпок, одежды и обуви, специально приспособленный для собирания высокий дощатый ящик давно уже переполнен, и содержимое его разносится ветром по окрестностям. На рынке, особенно в базарные дни, бывает масса народа».
Правда, за санитарию всё же слегка боролись.
Вышло даже обязательное постановление о том, чтобы лица, торгующие на базаре продуктами питания, обязательно закрывали их от пыли и мух.
На любом базаре можно было купить у кисловщиков квас домашнего приготовления, который наливали из лохани. Мороженщики хранили свой товар в набитом льдом ушате, который удерживали на голове, пока они ходили по рынку в поисках покупателей. На рынке также можно было купить газированную сельтерскую воду или сбитень — разбавленный горячей водой мёд с добавлением сахара, корицы, гвоздики и лимонных корок. Как и во все времена, продавцы изо всех сил старались и обдурить доверчивого покупателя. Так, тульские купцы подмешивали в красную икру зерна саго (крупа из крахмала из сердцевины ствола саговой пальмы), которые постепенно пропитывались красным цветом и становились неотличимы от икры. При этом фунт саго стоил втрое дешевле икры.
Время от времени площадь начинали сотрясать слухи. Так, в 1912 г. вдруг заговорили, что из-за строящейся железной дороги Рязань — Тула — Сухиничи новый вокзал будет стоять на Хлебной площади. Однако поднятая паника оказалась напрасной.
Хлебная — между прочим, самая крупная площадь в Туле. И, вслед за нынешней Советской, второй узел уличной сети города — от неё жизнерадостными лучиками разбегаются сразу восемь улиц. Не зря и одна из центральных улиц Тулы раньше называлась Площадной, то есть ведущей к Хлебной площади. Сейчас это улица Каминского.
А вот сам рынок здесь оказался скорее по велению городских властей, чем в силу исторических обстоятельств. В 1876 г. город выкупил это место у купчихи Страховой и мещанина Пржецеславского. А торговали вообще-то рядом с кремлём — на Жигалинской площади, нынешней улице Союзной, или, точнее, Крестовоздвиженской площади, а также на Казанской площади — рядом с Казанским храмом, который стоял на месте нынешнего четвертого профтех-училища — эта ярмарка тянулась вниз, до самой Упы.
Дома на выкупленном месте перестроили под трактиры (куда ж без этого!), поставили торговые палатки, и таким образом торговая жизнь постепенно стала перетекать с Жигалинской на Хлебную площадь.
Хотя и Жигалинская оставалась бойким местечком.
«На Жигалинской улице идущим по тротуару лицам нет прохода от приказчиков и хозяев магазинов готового платья, предлагающих свой товар. Робких людей они прямо хватают за полы и влекут в свои лавочки, не обращая внимания на протесты. На той же улице около казённой винной лавки № 34 происходят такие безобразные сцены. Около неё постоянно томятся босяки, пристающие к прохожим за подачкой и провожающие их за отказ площадными ругательствами, часто происходят ссоры и драки. Тут же стоит целый ряд пирожников, которые, выхваливая свой товар, тоже часто ссорятся на почве конкуренции. В базарные же и праздничные дни безобразия, творящиеся около винной лавки, переходят всякие границы, а единственный блюститель порядка сплошь и рядом блистает своим отсутствием», — описывала улицу в 1906 году «Тульская жизнь».
В урожайные годы осенью на Хлебную площадь съезжалось столько возов с картофелем, что они даже не помещались все разом и стояли на прилегающих улицах.
Сюда же собирались для осмотра лошадей и экипажей — прообраз нынешнего техосмотра — тульские извозчики, после чего выдавались разрешения на занятия извозом, а также водовозы.
Неотъемлемая часть любого российского рынка — Обжорный ряд с горячей дешёвой кухней для простонародья.
Обжорные ряды
Как информировал энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, «такой Обжорный ряд в Петербурге был прежде в Апраксином переулке, в Москве — близ Сухаревой башни. В иных местах (например, в Туле) Обжорный ряд называется харчевным рядом. Обжорные и харчевные ряды служили оброчными статьями. Так, например, указом 1687 г. харчевный ряд в Туле отдан в пользу церковников». Впрочем, вопреки Брокгаузу и Ефрону, понятие «обжорка», куда уже с раннего утра начинали стекаться окрестные босяки, в Туле было также распространено.
«Приходили они рваные, грязные и трясущиеся, приваливались к какому-нибудь ларю или забору и, бессмысленно блуждая глазами, погружались в бессмысленное созерцание. Болела голова, ныло тело, хотелось есть и необходимо было опохмелиться», — описывал в очерке «На Обжорке» местные нравы фельетонист «Тульской молвы» Лидин. Повествование его столь красноречиво, что нет смысла пересказывать. Почитаем лучше всё сами.
«…Несколько мелких старьёвщиков не спеша раскладывали на полках старую, заплатанную обувь, поношенную одежду, бельё, сменки и разный хлам. Под навесом, где в несколько рядов стояли скамейки и столы, копошились торгаши и торговки, разжигая жаровни и подогревая вчерашние рубцы, печёнку, требуху и пр. От котлов и сковородок воняло закисшим мясом, горелой картошкой, кислой капустой и чем-то неуловимым и неопределённым.
Иногда казалось, что этот запах несётся из сапожной лавки, расположенной рядом с Обжоркой, но если подойти к лавке и вдохнуть запах кожи и дёгтя, то неуловимое и неопределённое неслось с противоположной стороны от мусорной кучи. А у мусорной кучи опять казалось, пахло от Обжорки и от чего-то ещё. Так что разобраться в источнике этого „нечто“ не было возможности.
От котлов и сковородок под навесом клубился густой пар. Варилось, жарилось, лилось и благоухало. Уже на лавках за столами сидели всклокоченные мужчины и молодые растрёпанные женщины.
С задних концов слышались торопливые заказы.
- На три копейки рубцов.
- Пару „тычков“.
- „Рваники“, голубушка…
- Эй, Катя, похмелись, — говорит здоровый оборванец, подставляя к самому носу черноглазой девки чашку с горячими рубцами…
- Давай водку-то, чёрррт, — мрачно отвечает та, лезет в его карман и вытаскивает бутылку.
- Ну уж это, того… — протестует оборванец, выхватывая водку из её руки и, ловко ударив по донышку ладонью, откупорил водку… Отметил пальцем половину, вылил водку в жестяную кружку и протянул черноглазой девке. Та смотрит на водку в посуде и на кружку. Что-то соображает и говорит:
- Сам пей.
- Пей, не гарнитурься, — уговаривает малый и после минутного раздумья выпивает из кружки и выливает в неё остальную водку.
Собравшиеся в круг трясущиеся фигуры напряжённо следят за каждым движением. У них набегают слюни и, когда малый, выпив водку, плюёт, они тоже сплевывают на сторону.
Катька сначала морщится, вздрагивает, подносит водку ко рту и хочет пить, но кто-то со стороны говорит виновато, просительно:
- Оставь погорчить, Катя…
Катька ругается. Но, выпив половину, протягивает половину просившему:
- Пей, окаянный… И похмелиться не дадут как следует…
Столы всё полнее и полнее замещаются посетителями, и всё чаще слышится своеобразное выколачивание пробки и требование закуски. Мимо столов шмыгают мальчишки и девчонки, протискиваются торговки с мочёными яблоками и подсолнухами…»
Это первые впечатления от старых рынков. В следующих публикациях мы продолжим нашу экскурсию.
