А в ХХ веке услышать голос знакомого или близкого человека зачастую было не таким уж простым делом. И тогда появились звуковые письма.
Говорящие открытки 1939 года
Много пишут о знаменитых «ребрах» — рентгеновских снимках, на которых записывали первые рок-н-роллы. Однако они вошли в обиход уже в послевоенное время. А первые бытовые звукозаписи в СССР стали делать еще до войны.
В 1939 году в Туле на ул. Пушкинской, 19 открылось первое ателье звукозаписи. Здесь каждый мог записать на патефонную пластинку свою речь, пение, то или иное произведение, выполненное на любом музыкальном инструменте. Записав на пластинку текст письма, ее можно было переслать в обыкновенном почтовом конверте в любой город Советского Союза, где такое письмо-пластинка прослушивалось на патефоне.
Стоимость пластинки из 80 слов составляла пять рублей, большой, из 200 слов, — восемь рублей. Запись от 50 до 80 слов умещалась в полторы минуты и квалифицировалась как говорящая открытка. От 200 до 300 слов звучала три минуты и имела статус звукового письма.
А теперь самое интересное: ателье звукозаписи работало ежедневно с шести часов вечера до полуночи! Подразумевалось, что эта услуга предназначена для трудящихся, а они весь день на работе. Поэтому сроки записи сдвинули так, чтобы было удобно всем. Выходной — каждый третий день шестидневки. Звукозапись производилась моментально, с немедленной выдачей говорящих писем.
Новогодние конверты
Настоящая индустрия звукозаписи появилась в СССР уже в послевоенное время. Эпоха музыки «на ребрах» закончилась появлением в каждом городе небольших студий звукозаписи для звуковых писем. Предшественниками же их стали официально выпускавшиеся звуковые письма, представлявшие собой грампластинку маленького формата с записью песни популярного исполнителя. С одной стороны — запись, другой она слегка приклеивалась к конверту. На упаковке была фотография исполнителя, текст или цитата из песни и небольшой свободный кусочек с пометкой «Для письма». Здесь можно было написать приветственное послание человеку, которому оно отправляется.
Так выглядели пластинки, записанные в тульских ателье звукозаписи. Фото из коллекции Владимира Щербакова и Игоря Копытова.
Позже появились те самые звуковые письма, которые можно было записать в студии через микрофон. Магнитофоны тогда еще только входили в моду, зато проигрыватели имелись в каждом доме. И, естественно, получение по почте подобного письма могло вызвать настоящий восторг. Качество записи было, конечно, ужасное, но это как раз тот случай, когда дорог не подарок, а внимание.
К тому времени на дворе были далеко не тридцатые, о моментальном вручении пластинки уже не было речи — если только не удавалось хорошо попросить мастера. Выписывалась квитанция, и заказ можно было забрать через несколько дней, а на самом деле — в течение месяца, так что о поздравлении приходилось беспокоиться заранее.
Звуковое письмо сыну. Отрывок из спектакля московского театра сатиры «Маленькие комедии большого дома». Запись 1974 г.
В 1976 году газета «Коммунар» опубликовала репортаж о работе одной из тульских студий с символическим заголовком «Песня в новогоднем конверте»:
«Кто из нас в эти предновогодние дни не получает праздничных конвертов с теплыми письмами, поздравительными открытками… Позавчера получил такое и я. Вскрываю конверт — в нем красочная новогодняя открытка. И не было бы в этом ничего удивительного, если бы на рисунок, где мишки и зайцы весело отплясывают вокруг елки свои забавные пляски, не была наложена прозрачная пластинка. По углам пластинка аккуратно скреплена с открыткой, а в центре ее — едва заметный круг дорожек.
Догадываюсь: это запись. Ставлю открытку на диск проигрывателя и… слышу любимую песню. С чувством благодарности перечитываю адрес отправителя и тут замечаю на открытке другой адрес: „Студия звукозаписи, Тула, ул. М. Горького, 31“. Так вот кто вместе с друзьями и знакомыми дарит нам приятные новогодние сюрпризы!»
Со слов журналиста Н. Стещенко, коллектив в студии работал небольшой: два звукооператора, один из них по совместительству заведующий, и ученик. «Комната звукозаписи начинена аппаратурой, но никаких табличек о соблюдении тишины и соответствующих предосторожностей нет. В них просто нет надобности. У одной стены идет запись на магнитофонную ленту заказчика, рядом с широким окном для приема и выдачи заказов работают магнитофон, усилитель и дискограф — аппарат для записи на пластинку.
Пишется песня „Вологда“ в исполнении ансамбля „Песняры“. Пластинку с этой песней только что заказали две девочки-школьницы. Три-четыре минуты — и они получают заказ.
- Как ведется запись? — переспрашивает меня звукооператор Михаил Зайкин. — Очень просто. Смотрите.
Михаил берет одну из кассет и ставит на магнитофон, затем кладет на диск записывающего аппарата четырехугольную прозрачную пластинку.
- Главное при записи, — поясняет второй звукооператор Сергей Самсонов, — чтобы резец (по-другому, записывающая игла) имел постоянную и нормальную температуру, иначе запись будет некачественной.
Эта „нормальная“ температура составляет около 500 градусов. Сергей тут же регулирует накал иглы, она мгновенно раскаляется, приобретая красновато-белый оттенок. За счет высокой температуры повышаются механические свойства резца. При записи сигналы, поданные с усилителя, задают резцу определенную амплитуду колебаний, которые должны выписаться на пластинке. Если температура резца будет недостаточной, на пластинке получатся неглубокие скребки, а при температуре высокой игла мягко и глубоко режет пленку, делая на ней качественную дорожку.
Записывающая головка ложится на пластинку, над ней синей змейкой начинает виться едкий дымок, а из-под иглы ползет тонкая, похожая на шелковую нить стружка. Через несколько минут пластинка готова».
Многие туляки получали такие пластинки в новогодних упаковках. При этом любой заказчик мог записать личное поздравление своим голосом, музыку или песню в собственном исполнении, голос ребенка
Одно из самых популярных ателье звукозаписи в Туле находилось в доме, располагавшемся рядом с Домом Белобородова.
Пираты ХХ века
Студии звукозаписи имелись во многих районах областного центра. Не только на ул. М. Горького, но и на Кутузова, на Ак. Павлова. Отдельная палаточка звукозаписи стояла на трамвайной остановке напротив ТЮЗа на улице Коминтерна. Еще одно популярное ателье было на проспекте Ленина рядом с Домом Белобородова. Оно представляло собой длинный узкий коридор, с одной стороны которого на стене висели длинные списки песен, которые можно записать на пластинку или магнитофонную ленту, с другой — окошечко, через которое оформлялся заказ и в которое можно было даже увидеть внутреннее убранство помещения, где производилась звукозапись.
Именно запись песен, а не звуковых писем, пользовалась особенным спросом в таких заведениях. Фирма «Мелодия» была достаточно неповоротливой организацией, большинство популярных песен издавалось через год-два после того, как они начинали звучать в эфире и на концертах.
Киоск звукозаписи на ул. Коминтерна. Фото В. Белтова из коллекции Михаила Тенцера.
Огромным спросом традиционно пользовался Ободзинский, «Эти глаза напротив». Хотя именно эта песня тиражировалась «Мелодией» регулярно и на маленьких пластинках, и в сборниках. Что уж говорить о песне из кинофильма «Золото Маккены»! Спустя годы очень многие тут же разочарованно выключили телевизор, когда этот легендарный фильм показали наконец по телевизору. «Птицы не люди, и не понять им» звучали в оригинальном исполнении, и это уже было совсем другое кино. Огромной популярностью пользовались песни из фильма «Генералов песчаных карьеров» и «Третий лишний» ВИА «Лейся, песня» композитора Вячеслава Добрынина. А уж «Пора-пора-порадуемся» и другие песни из «Д`Артаньяна и трех мушкетеров» обогатили многих звукачей по всему СССР.
Не говоря уже о том, что на такие пластинки записывали и традиционные общепризнанные хиты — «Листья желтые», «Кто тебе сказал», та же «Вологда»
Воспользуемся еще одной цитатой из газеты «Коммунар». Некий пенсионер жаловался на то, что его заказ никак не могут исполнить уже в течение полугода.
«Ознакомившись с репертуарными списками фонотеки, я убедился, что дело не только в волоките. Проблема оказалась глубже и серьезнее. На моих глазах очень охотно, бойко и своевременно оформлялись и исполнялись заказы на запись изобилующих в фонотеке различных „групп“, в том числе и зарубежных. Выходит, и здесь — план любой ценой! А мой список состоял из произведений советской эстрадной музыки, таких как песни на музыку Колмановского, Блантера, Аедоницкого, Пахмутовой, Афанасьева, Бабаджаняна и других наших замечательных композиторов в исполнении Г. Ненашевой, М. Магомаева, Л. Утесова, З. Кирилловой, Э. Пьехи, И. Бржевской, ВИА „Оризонт“ и других певцов и ансамблей.
О вкусах, как считалось прежде, не спорят, но о пропаганде дурных вкусов надо не только спорить, но и непримиримо бороться с этим нездоровым явлением. Бороться всем вместе, и тон в этом деле должны задавать отдел культуры горисполкома, партийные органы, которые, судя по всему, совершенно выпустили из поля своего зрения такой эффективный инструмент музыкальной пропаганды, как городские студии записи.
Пользуясь бесконтрольностью, эти студии сегодня по существу являются проводниками низкопробных, бессодержательных образцов западной музыки, ничего не дающих ни душе, ни сердцу. Пришла пора отделу культуры, городскому комитету партии проанализировать стиль и направленность работы студий звукозаписи, обязать соответствующие организации обновить фонотеки и включить их в дело пропаганды нашей музыкальной культуры».
Это гневное письмо опубликовано в 1987 году, когда остановить поток «бессодержательных образцов западной музыки» было уже практически невозможно.
А в студиях записывались не только звуковые письма, но и магнитофонные кассеты. Цена записи составляла 10 копеек минута. Для полуторачасовой кассеты — девять рублей, не так и мало. Зато при заказе можно было уже не так стесняться, как раньше, когда в репертуарных списках на стене значились, например, лишь официально изданные песни Высоцкого, но обо всех остальных, включая какой-нибудь «Пинк Флойд», «Назарет», концерты Высоцкого и Аркадия Северного и даже практически запрещенный «Чингисхан», звучавший на любой дискотеке, можно было договориться с приемщиком.
В девяностые в моду быстро вошли левые CD и наступила совсем иная эпоха, когда незаконное тиражирование музыки приобрело фантастические масштабы. В СССР же пираты если и были, то только ХХ века, на киноэкране.
