Пластмассовые индейцы и сервиз «Мадонна»
— Игорь Петрович, детский лагерь «Поленово» — весьма необычная обстановка для востребованного человека. Насколько случайно Вы здесь оказались?
– В лагерь «Поленово» нужно приезжать, это замечательное мероприятие. Удалось вырваться хотя бы на чуть-чуть. Очень жалко, что буквально через пару часов после творческой встречи нужно ехать в Москву, садиться на самолет и лететь в Белоруссию, где у меня проходят съемки.
А оказался очень просто: у меня сложились теплые дружеские отношения с руководством лагеря, со многими жителями здесь. Я не так давно познакомился со здешними местами, с людьми, которые наполняют их жизнью и душой.
Но настолько меня сюда уже тянет, что я задумался где-то тут якорек бросить. Как будет складываться, посмотрим.
— А когда впервые побывали здесь? Давно?
– Года два назад приезжал сюда с детьми. Мы провели замечательные дни, окунулись в здешнюю атмосферу, ходили на Оку, съездили в музей «Поленово». С тех пор стараюсь приезжать сюда по возможности.
— То есть Тула для Вас пока именно эти места?
– Помимо тульских пряников, самоваров и оружейного завода — да: Поленово, Заокский район.
— Какие эмоции сейчас испытываете, глядя на атрибуты детского лагеря? Свое детство вспоминаете?
– Все мои летние каникулы когда-то делились пополам: половину лета проводил у бабушки, половину в лагерях. Что-то на подсознании и сейчас вызывает отклик восторга. Смотрю на людей, которые здесь работают, на то, что происходит, и у меня ощущение, что я попал в какие-то лучшие проявления того времени.
— Вы же родились в ГДР, где служил отец. Что помнится из детских радостей того времени? Пластмассовые индейцы, переводные наклейки?
– Индейцы были пластмассовые, как у всех нормальных детей того времени. А что, и вариантов-то особо не было. Нарезал из досок кубики, я помню. Наклейки — да, тоже были. Какой-то плед сохранился в семье с тех времен. Сервиз у родителей стоит.
— «Мадонна».
– Точно — «Мадонна». Где-то недавно еще попался фосфорный сокол, подсвеченный изнутри.
— То есть Вы советский человек?
– У меня даже бывают такие мысли, что я отчасти родился не в свое время. Я абсолютно советский человек. Мне кажется, нашей современной молодежи очень не хватает БАМа. Вот этого порыва, единения. Какого-то ощущения внутреннего расцвета, надежды, веры в то, что от нас всё зависит, какое было тогда.
По дороге в Чернобыль
— В выборе ролей эта «советскость» ведь тоже проявляется? Вы очень часто снимаетесь в фильмах, которые относятся к тому периоду времени.
– Как-то так складывается, и я очень этому рад. Находиться в той атмосфере мне доставляет удовольствие. Это меня и вдохновляет, и наполняет, и где-то делает лучше. Мне это ближе, чем многие современные изыскания в пластмассовых направлениях, где я себя не очень комфортно ощущаю.
— К «Спящим» определение пластмассовый ведь не отнести.
– Персонаж, которого мне довелось исполнять в «Спящих», всё равно человек военной профессии. Мне показалось, что он один из истинных патриотов и отвечает атрибутам того, советского времени.
— «Спящие-3» будут? В первой части был ведь некий намек на Украину.
– Не знаю, не от меня зависит. Мне кажется, это был некий тупик в истории. Все прекрасно понимают, что мы не можем сейчас работать на Украине.
— Где снимаетесь сейчас?
– Мы работаем над 12-серийным фильмом художественным, посвященным катастрофе на Чернобыльской атомной электростанции. Рабочее название фильма пока такое же — «Чернобыль». Снимает его Алексей Борисович Мурадов. Достаточно серьезно ко всему подходит, и с нас того же требует.
— Вам ближе сейчас сериал или большое кино?
– Мне ближе качественный подход к работе. На полном метре он более явен. Объем информации совершенно другой, есть возможность скрупулезнее подходить к своей работе. Больше времени на поиски, репетиции и исправление ошибок. Как правило, серийное производство не позволяет рассиживаться. И там есть достаточно жесткие рамки, сроки, большой объем объектов, артистов, которых нужно свести между собой, очень ограниченное пространство.
На живой волне
— «Водитель для Веры» в сериальном варианте был бы сильно другой?
– Конечно. «Водитель для Веры» вообще отдельная книжка на моей кинематографической полке. Так, как работали на этой картине, какой подход был у Павла Григорьевича Чухрая, я больше не встречал нигде. Без кокетства – это настоящий художественный фильм. Крепкий, живой, прекрасное кино, которое встретилось на моем пути и поучаствовало в моем воспитании.
— Чему научились на этом фильме?
– Я же попал туда недавно закончившим институт выпускником. Для меня работать с такими актерами, как Богдан Сильвестрович Ступка, Андрей Панин и многие другие, уже была серьезная партнерская школа.
— «Водитель для Веры» оказался еще более серьезной планкой, чем «Звезда»?
– Это разное кино совершенно, их нельзя сравнивать. Конечно, первое мое знакомство с большим кино — «Звезда». Мне в этом смысле повезло. Редко сейчас слышу о каком-то серьезном подготовительном периоде для артистов. Но когда снимали «Звезду», нас на три месяца отправили на полигон Алабино, выдали форму, мы всё время в ней проходили. Также с нами работали люди, которые консультировали нас по самым разным нюансам военной жизни.
— Получился хороший добротный фильм уровня советского кино о войне. Согласны?
– Я бы не сказал, что советский. Всё-таки старая «Звезда» — совсем другое кино. Оно более душевное. Там персонажи песни поют. Чем вообще старое кино отличается от современного? В современных очень большая ставка делается на спецэффекты, вообще на понятие эффект.
— Для актера так проще?
– И проще, и сложнее. Одно дело, когда нагнетается атмосфера за счет душевно-человеческих качеств, другое, когда она нагнетается технически. Просто становишься частью этого технического воздействия в целом. Фильм «Звезда» — это как раз современное, не советское кино. Но с отношением, с подходом, с большим уважением к тем людям, к тому времени, трагедии того времени.
— Вы можете теперь позволить себе отказываться от участия в фильмах, которые Вам не очень интересны?
– Что значит отказываться? Мне нужна работа. Я стараюсь быть избирательным, слава Богу, когда у меня есть выбор. Но бывает, что и нет выбора. Не могу сказать, что я избалован большим количеством предложений.
В кино нет стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Отчасти и по этой причине в том числе я всё-таки вернулся домой, в Малый театр.
Знаете, когда в театре удается, как серфингисту, поймать живую волну и на этой волне катиться, лететь, это не просто удовольствие, очень необычные ощущения. Вы только представьте масштаб: тысяча человек в зале, и эта звенящая тишина, ты чувствуешь, что идет обмен энергиями. Я же учился в театральном училище имени Щепкина. И вот в нем висит его портрет, под которым написано: «Священнодействуй или убирайся вон!» Правильный постулат для всей нашей профессии. Эту фразу я запомнил навсегда.
