Марии Федоровне Поповой в 1941 году было всего девятнадцать. И войну она начала уже дома, в родной деревне Торхово. Ее воспоминания – от первого лица.
Сергей Гусев.
Зимой у нас были на постое свои – и местные ребята, и с Украины, Белоруссии. В нашем саду при доме тоже расположились красноармейцы. Потом вдруг ребятки спешно начали собираться. Мы к ним: в чем дело? Отвечают: уходим, немец близко. Оказалось, фашисты уже в Анишино – десять минут езды от нас.
И вот в Торхово пришли немцы. «Ла-ла-ла», – по-своему разговаривают. Заняли больницу, радиоузел.
К нам в дом заявился один русский (у немцев на службе), с ним немцы. Вот эта компания едва не устроила нам беду. В доме жила старая бабушка, спала на лежаке у печки. А на печке уже ночевали взрослые. И вот немцы принялись растапливать эту печку. А не умеют же. Захожу в дом – дым сплошной! Они натопили так, что кирпичи раскалились, а от них доски лежанки загорелись. И на бабушку уже пламя переходит. Еле потушили...
Но красноармейцы следили за непрошеными гостями.
И вскоре немцев стала обстреливать наша артиллерия.
Один снаряд залетел к нам во двор. Чурак у нас лежал, я на нем дрова рубила, вот в этот чурак осколком попало, раскудрявился весь. Сарай разнесло. И в доме не стало ни окон, ни дверей. Немцы, что на печке спали, повалились все. Убило и немцев, и русского, который был с ними. И нам досталось – мать ранило, а отца оглушило. Уже тогда в нашей семье были жертвы.
Когда немцев отогнали, война для Марии Федоровны не закончилась. В апреле 42-го ей принесли повестку в военкомат.
– Собрали нас на Первомайской, две ночи ночевали там. Стали учить на шоферов. На ЗИС-130 ездили. Один добрый дядька говорит: не хотите снаряды возить, лучше завалите экзамен, может, в другую часть попадете. Мы так и сделали. А тут приехал покупатель из другой части, и я пошла служить прожектористом.
Основная задача расчета прожекторной станции – захватить лучом и удерживать самолет противника, пока его не собьют. Так что прожектористы были такими же полновластными хранителями мирного неба, как и зенитчики!
Прожектор диаметром полтора метра крепился на легендарном советском грузовике ЗИС-5, прошедшем всю войну. А луч прожектора пробивался на высоту до 12 км!
29-й отдельный прожекторный батальон, где служила Мария Федоровна, оказался в основном женским.
– Был, правда, у нас командир батальона Саган. Цыган. Интересный мужик. Жена с ним была, и дочка. Несмотря на войну, не бросал их нигде, до конца так они и были с ним. Потом взяли шофером молодого малого. Но вскоре его отправили на фронт, а взамен прислали лейтенанта. Визгливый какой-то. Ему не понравилось с нами, и он тоже уехал. Так мы и остались со своим начальником, 12 девочек.
Стояли сначала в Туле – на месте примерно нынешней улицы Руднева. Потом переехали чуть дальше – до Басово. В Басово случилась трагедия – почти весь расчет девушек вырезали диверсанты. В живых остались только трое. Марию Федоровну спасло то, что во время нападения она была в гараже и ее не заметили.
Вообще, по признанию Марии Федоровны, страшно было всегда. Ежедневные бомбежки – и поди пойми, куда летят бомбы! Боялись налетов, нападения врага. Не столько немцев, сколько их прислужников – власовцев, бандеровцев. Те пощады не знали.
И тяжело было всегда. Но особенно – в первый год войны,
когда любая неизвестность пугает.
Да еще высаживают среди голого поля, и приказ срочно окопаться, быть готовыми к бою. Ни хлеба, ни воды. Голодные. Но куда денешься? И они, молодые девчонки, в любую погоду копали ямы отдельно под прожектор, отдельно – под машину. Война поблажек не делает.
– Жизни легкой не видели. И наград нам не доставалось. Рядом с нами в Белоруссии стояли наши летчики. Я прожектором освещаю дорогу, помогаю подняться шести самолетам, а назад возвращаются три. До нас ли тут?
Немца гнали на запад, и вслед за ним перемещались войска ПВО. Прожекторный батальон передвинули к Щекино, а потом уже и он начал свой наступательный путь вперед. Сначала к Смоленску, потом в Белоруссию. Батальон и формировали в 1940 году именно на белорусской земле.
– Стояли как-то дня три в лесу. Немцы только ушли, и нам дали землянку, которая под ними была. Мы так и не смогли там находиться, боялись заходить. Все там не наше. Наверху жили. Потом попали совсем в жуткое место. С одной стороны кострище – немцы сжигали евреев, с другой – кладбище. К счастью, там пробыли недолго, поехали дальше. Остановились возле речки, на поляне, и прожили там целый год.
За едой ходили на полевую кухню пешком – пять километров в одну сторону. Раз пошла с нашим шофером. Он по своим делам, а я за провизией. Получила сахар, масло. Тут он подошел, и мы пошли назад. Возвращаемся, мне девочки наши говорят: где была? А что такое? – спрашиваю. Оказалось, пока мы гуляли, приходили фотографы и снимали всех на фото. Так мы и проротозейничали это дело.
Снимков военного времени, кстати, у Марии Федоровны Поповой не осталось ни одного. Несколько лет назад какие-то мерзавцы залезли в их дом и украли фотоальбом. Зачем он им понадобился?..
День Победы Мария Федоровна тоже хорошо помнит.
– Я на посту стояла. Вдруг по телефону раздается: «Восьмое мая – день победы! Война кончилась! В честь этого – луч в зенит».
Я тут же побежала и поставила луч прожектора в честь
Победы вертикально вверх. Минут через пятнадцать смотрю
– кругом одни наши лучи прожекторные в небо бьют.
...Домой Мария Федоровна вернулась с одним из первых эшелонов с демобилизованными, уже летом.
– Мне после войны предлагали в Минске остаться, он был весь разрушен, надо было восстанавливать. Но я не согласилась – Тула родней.
Эшелон подошел, мы вышли на площадь. Здесь нас уже встречали из райисполкома. Поднялись на трибуну. Отчитались. Затем всех посадили в машины и – в райисполком. Там нам сабантуй устроили, отметили возвращение. И потом уже по домам развезли.
...После войны Мария Федоровна всю трудовую жизнь работала на «Сплаве». Работала честно и добросовестно – как и воевала. А год назад отметила девяностолетний юбилей.
