Игорь К.
В Эллу я влюбился с первого взгляда. Мне она показалось безумно красивой. Я почувствовал, что знаю её и люблю уже сто лет.
Я понял, что до встречи с ней и не жил вовсе. Небо было серым, цветы вялыми, люди недобрыми. А теперь мир вдруг резко изменился, он стал благоухать цветами, расщедрился на прекрасную погоду и замечательных людей.
Эллу я увидел, когда по просьбе мамы заглянул к её родной сестре, моей тётушке. Тётя Света была профессиональной портнихой, да такой ловкой, что к ней очереди выстраивались. Брала за работу недорого, шила великолепно и обладала безупречным вкусом.
Элла зашла к Свете за заказом, а я забежал забрать стеклянные банки. Если тётушка была Паганини в швейном деле, то мама – Эйнштейном в заготовках на зиму.
Наступало лето, и мама срочно собирала стеклотару у всех, кого угощала зимой огурчиками, помидорчиками, салатами и компотами. Мы столкнулись с Эллой в коридоре, тётя познакомила нас. Элла протянула руку, я пожал её и понял, что эту девушку я не отпущу.
В тот день мама так и не дождалась своих банок. Я напросился Элле в провожатые. Я не выгадывал, не выкруживал, как выражается моя тётя Света, а сразу сказал Элле, что влюбился в неё. Вернее, даже не так, сказал, что люблю её и всегда любил. Во всех прошлых жизнях она была моей музой, я находил её на всех материках и во всех вселенных, чтобы любить.
Мой друг Пашка покрутил пальцем у виска, когда я рассказал ему историю моего знакомства, вернее, историю нахождения моей возлюбленной, когда-то потерянной в толще световых лет.
Я предложил Элле пожениться, мне было бы всё равно, окажись она преступницей со стажем, матерью-одиночкой или женой криминального авторитета. Но ничего такого не было. Элла была незамужем, жила в собственной квартире, имела приятных родителей и только мечтала о детях.
Очень скоро мы поженились, и я стал самым счастливым человеком на свете. Вернее, я стал таким, как только увидел Эллу. Но теперь, в качестве мужа самой желанной женщины, я пребывал в эйфории. Я любил весь мир, всех людей, я не замечал хамства на дороге, угрюмого взгляда продавщицы, проливного дождя, ледяного ветра.
Мир раз и навсегда стал для меня раем, где всегда царят улыбки, ласково светит солнце и агнец пасётся с хищником рядом. Я боялся только одного – умереть и потерять этот рай.
Вскоре у нас родилась девочка, и я настоял, чтобы её тоже назвали Эллой. Других имён для меня не было. Эллочка родилась слабенькой и недоношенной. Она много плакала и иногда жена не выдерживала и просто не откликалась на её зов.
Я брал малышку на руки и укачивал, пока дочка не засыпала с улыбкой на губах. Эллочке то и дело требовались новые врачи-специалисты, массажи, процедуры. Она отставала в физическом развитии, и мы много времени отдавали её здоровью. Но в эмоциональной сфере с дочкой всё было в порядке. Она любила общаться с нами. Смотрела в глаза, улыбалась, лепетала что-то на своём языке, тянула ручонки.
Я думал, что любить кого-то больше Эллы уже невозможно, но оказалось, что любовь к дочке превысила все возможные показатели любви.
Вскоре Эллочка догнала своих сверстников в развитии и твёрдо стояла на ножках. Бежала ко мне на ручки, когда я приходил с работы. Я думал, что впереди меня ждёт безоблачное счастье.
Шли годы, и однажды Элла сказала мне, что нам надо расстаться. Я думал, что она шутит. Потом у меня появилась мысль, что она сошла с ума. Но Элла спокойно и бесстрастно оповестила меня о том, что любовь ко мне прошла, она встретила и полюбила другого мужчину.
– Надеюсь, ты понимаешь, что дочка должна остаться со мной? – спросила Элла. – Мужчины любят своих детей до тех пор, пока любят их матерей. Стоит тебе встретить другую женщину, как Эллочка тут же станет тебе не нужна. И потом материнский инстинкт никто не отменял, а про отцовский я не слышала, разве то, что он развит у императорских пингвинов, которые высиживают яйца два месяца.
Когда я пересказал этот монолог Пашке, он засомневался.
– А черношейные лебеди? Серые волки тоже прекрасные отцы. Водяной клоп, наконец.
– Хватит! – рявкнул я. Я не клоп и дочка будет расти со мной.
Суд встал на сторону Эллы, и дочка осталась с ней. Я мог видеться с дочкой в течение недели и даже забирать на несколько часов. Но Элла с новым мужем скрылась в неизвестном направлении. А у государства полно своих хлопот, чтобы искать жён, не желающих видеть своих бывших.
– Это как же надо довести бедную женщину, чтобы она перестала с вами общаться и даже на алименты не подала, – сказала мне тощая, отвратительно пахнущая луком судья, к которой я пришёл за помощью.
С этого момента я стал ненавидеть людей. И понял, что больше не хочу жить. Но расставаться с жизнью театрально, застрелившись или намылив верёвку, я не захотел. Решил, что и так скоро умру от тоски и боли.
Я уехал в глухую деревню, в домик, оставшийся от бабушки, полуразрушенный, с заросшим борщевиком огородом. Мама плакала, умоляла остаться.
– Сыночек, мне-то как жить? Я внучку потеряла и сына теряю. Что же ты меня оставляешь одну пропадать?
Я знал, что мама не пропадёт, у неё есть муж – мой отчим, родная сестра, любимая дача и страсть к заготовкам. Крепкая крестьянская закалка и любовь к жизни позволят ей перемолоть боль разлуки и выйти из неё с минимальными потерями.
В деревне кроме меня жил ещё один человек, об этом я узнал, когда пришёл к колодцу за водой. Не старый ещё мужчина с многодневной щетиной смотрел на меня с подозрением.
– Ты не беглый часом? Мне-то всё равно, живи, сколько хочешь, только ко мне не лезь. У меня ружьё.
– Беглый, – пробурчал я. – От мамки ушёл, от тётки ушёл, а от своей жизни никак не убегу.
Вскоре мы с Михалычем познакомились поближе. Он жил на другом конце деревни. Она и раньше была небольшая, а теперь и вовсе осталось домов восемь. Летом в деревню приезжали дачники, а в остальное время Михалыч обитал в ней совсем один.
– А где мне жить? Другого-то дома нет. А это дом родителей жены. Моя Олька померла полтора года назад. А до этого мы хорошо жили. Хозяйство держали, пасеку. Москвичи мёд скупали. Хотя от пасеки что-то ещё осталось, не всё пропил, – рассказал мой новый сосед.
– Возрождаюсь понемногу, жизнь продолжается. Теперь вот ты рядом, есть с кем за жизнь поговорить, – добавил он.
За жизнь мы с ним проговорили до утра. Михалыч рассказал, что это сейчас осень и тоска смертная, а летом люди приедут, детишки будут бегать. Дачникам всё время помощь требуется какая-нибудь. Прибить, починить, исправить. Раньше у них с женой корова была, так к ним со всей деревни ходили за молочными продуктами. Уважаемые люди были. В двух километрах посёлок, он туда за продуктами ездит на мотоцикле, пока проехать можно, а потом пешком, а потом на лыжах. А летом сюда автолавка приезжает раз в неделю. Ничего, жить можно. Иногда мужики из посёлка заглядывают побалакать за жизнь. Тут не одичаешь…
Я же рассказал, что, наоборот, сбежал от людей, потому как кроме предательства от них ждать нечего. Алкоголь развязал язык, и скоро я уже рыдал совсем не скупыми мужскими слезами.
– Ничего, ничего, – уговаривал меня Михалыч. – Жизнь – она разная. Мы, конечно, не в раю, может даже здесь отбываем наказание за преступление вселенского масштаба. Но, как в песне поётся: «Но дьявола всё-таки меньше, чем Бога. И Света на свете чуть больше, чем тьмы». Главное, поверь в это. Не хочешь людей – их у тебя всю зиму и осень не будет, не волнуйся. А к весне оттаешь, поймёшь, что жизнь продолжается, и всё ещё может случиться, пока ты жив.
Я прожил в деревне всю осень и всю зиму. Спроси меня, что я делал всё это время, не вспомню. Михалыч научил топить печь, помог утеплить избу, несколько раз приносил продукты, а потом я уже сам узнал дорогу до магазина. Я ни с кем не общался, топил печь и ложился спать. Правда, разговаривать с Михалычем я любил, он был настоящим философом.
Ранней весной в деревню приехали мама
с отчимом.
– Элла вернулась в город, – сказала мама, едва
переступив порог.
В идела твою фифу, даже разговаривала с ней, – рассказала мне мама. – Внучку мне не показали, говорят, не надо сумятицу вносить в жизнь ребёнка. У неё уже есть две бабушки и дедушка, достаточно родственников. А я, сынок, думаю, что пора тебе возвратиться и начать бороться за дочь.
Я тепло попрощался с Михалычем и уехал в город. Подкараулил Эллу возле дома и услышал холодную отповедь. У девочки всё есть для счастья. Зачем ей душу рвать, женись, заводи детей, а Эллочку забудь.
– У неё уже другая жизнь без тебя, смирись, – властно сказала бывшая жена.
Я подумал, что Элла права и для счастья ребёнка я должен пожертвовать своим. Зачем дочке взрослые разборки, объяснения, что раньше я был её папой, а теперь у неё другой папа. Я решил, что только взгляну на дочку издалека, я так давно её не видел. Несколько часов я простоял за деревом у подъезда Эллы и всё-таки дождался. Эллочка вышла на улицу с незнакомым мужчиной. Я сразу узнал дочку. Погасил порыв броситься к ней, схватить на руки и унести прочь, подальше от мерзавца, отобравшего у меня дочь, жену и счастье. Побоялся испугать дочку, она меня уже не помнила.
Дочка суетливо бежала рядом с новым папой, не успевая за его размашистыми шагами. Потом споткнулась и упала, тут же вскочила, не заревев, подобострастно заглядывая в глаза мужчине.
– Мне не больно, не ругайся, – просила она его.
Лицо мужчины передёрнулось. Он буркнул:
– Коза нерасторопная!
Я не выдержал, вбежал в подъезд, сильно толкнул этого гада.
– Я заберу свою дочку, чего бы мне это ни стоило, – прокричал я в лицо удивлённой Элле, открывшей мне дверь.
– Игорь, не хотела тебе говорить... Думаешь, почему я не даю тебе общаться с девочкой? Помнишь, я сказала тебе, что дочка родилась недоношенной? Я соврала. Слабенькой, болезненной, это да, но ровно в срок... Эллочка не твоя дочка. Когда мы познакомились, я была немного беременной. Думаешь, почему я так быстро согласилась выйти за тебя замуж. Мне было всё равно, за кого выходить. А ты плёл что-то о родстве душ, о встрече на Млечном пути, о вечной любви, которой световые годы не помеха. Мне была нужна передышка, забота, внимание, статус замужней женщины. Ты мне всё это дал. Спасибо тебе. А теперь ты можешь отдохнуть, расслабиться. Твоя помощь больше не нужна.
Ослепший и оглохший от новости я зарулил к Пашке. Тот внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ, посоветовал сделать анализ на отцовство.Я кивал головой, как китайский болванчик... Я должен предпринять шаги для того, чтобы забрать дочку из семьи, где её обижают. За фасадом благополучной семьи скрывалось обыкновенное малодушие и равнодушие. Я решил бороться за право воспитывать дочь. Пашка, обладавший качествами полководца-стратега, посоветовал мне срочно жениться.
– Ты пойми, старик, одинокий мужчина – это не вариант. Ты только не ищи свою избранницу во Вселенной прошлого века, давай в этот раз поближе.
– Анька! – осенило нас.
Аня приходилась нам бывшей одноклассницей и жила на одном этаже с моей мамой. Ближе не бывает. Пашка даже вспомнил, что Анька была в меня влюблена в восьмом классе. Сейчас она являлась молодой вдовой и воспитывала сына Митьку.
Свататься к Анне мы пошли вдвоём с Пашкой. Купили торт, шампанское, цветы. Все как положено.
– У вас товар, у нас купец, – твердил, как мантру, Пашка. Он, как и я, считал, что Анька Жукова спустит нас с лестницы.
Но Аня внимательно нас выслушала и просто сказала:
– Я тебе помогу, Игорь. Мы поженимся, ты сможешь отсудить дочь, а потом расстанемся. Ничего страшного, девочку надо спасать.
Нас быстро расписали, не без помощи Пашки, имеющего много полезных знакомств. Он же велел нам производить впечатление образцовой семьи. А для этого жить вместе и много времени проводить на людях.
– Вам свидетели пригодятся, – со знанием дела заявил Пашка.
Мне пришлось рассказать маме об этой авантюре. Думал, что она пристыдит меня, но она обрадовалась:
– Аня очень хорошая девочка и сынишка у неё славный.
– Мам, это же не по-настоящему, стратегия такая, – объяснял я.
Но мама только смеялась и обнимала меня.
Аня помогала мне искать хорошего юриста. Штудировала в интернете всё, что есть по этой теме. Я устроился на хорошую работу, зарекомендовал себя как отличный специалист и смог претендовать на достойную зарплату.
В своей квартире, куда я привёз Аню с Митей, сотворил ремонт. Хорошо, что отчим у меня рукастый, помог мне сделать всё быстро и качественно. Теперь моё жилище перестало быть похожим на логово холостяка.
Я почти каждый день наблюдал, как Элла или её муж забирают Эллочку из садика и готов был бежать защищать ребёнка в случае их агрессивного поведения.
Соседи не могли нарадоваться на нашу с Анной пару.
– Вот ведь повезло тебе, Анюта, – проговорила соседка тётя Рая, встретив нас с Аней и Митькой на лестнице. – Какого хорошего парня встретила. Вы прям как голубки.
– Тётя Рая, вы на суде готовы подтвердить, что мы голубки? – строго спросил я соседку, не думая, какое произведу впечатление.
Тётя Рая засмеялась:
– Всегда ты, Игорь, был шебутной…
Через месяц совместного проживания с Анной я уже не мог себя помыслить без неё и без Митьки. Я полюбил Аню всей душой, но без налёта мистики и безумия.
Я боялся только одного, что Аня выполнит условия договора и уйдёт от меня. Но однажды я перехватил её взгляд, который говорил красноречивее слов.
– Извини, – смутилась Аня. – Просто мы живём вместе, и Митька к тебе привык, и я размечталась. Не надо было мне соглашаться на этот спектакль.
– Аня, давай наш спектакль будет идти на бис и никогда не закончится, – попросил я её.
Аня молча уткнулась мне в плечо.
– Я же говорил, ты герой её романа, – сказал донельзя довольный Пашка, узнавший от меня подробности.
Однажды мне позвонила Элла и попросила о встрече.
– Игорь, забудь всё, что я тебе наговорила, – попросила она. – Это сгоряча. Если хочешь, можешь забрать Эллу. У нас с Олегом будет другой ребёнок.
На следующий день я ждал дочку у подъезда. Элла вышла с большим чемоданом на колёсиках, а сзади плелась худенькая расстроенная Эллочка. Бывшая жена подтолкнула ко мне дочку. Я замер. Что должна испытывать девочка, которую отдавали незнакомому мужчине? Надо было взять с собой маму, и Аньку, и Митьку. А я самонадеянно поехал за дочкой один.
По щекам дочки катились слёзы, она шла ко мне, подталкиваемая Эллой, как на казнь. Но вдруг она как будто что-то почуяла: её огромные глаза, казавшиеся еще больше на заострившемся лице, удивлённо взглянули на меня.
Она повисла на мне.
– Папа, папулечка, это ты! Я знала, знала, что у меня есть другой папа. Я загадала, что ты меня найдёшь!
Дочка обвила мою шею рукой. Я плакал, и наши слёзы смешивались у нас на щеках.
– Пойдём домой, дочка. Нам тётя Аня пирогов напекла, а Митя сам выбрал для тебя куклу. Краси-и-и-вую! С короной и сумочкой. Они так ждут тебя.
Через год я с беременной женой, Эллой и Митей приехал в глухую деревню. Поставив сумки с продуктами и вещами на крыльцо, большая процессия прошествовала на другой конец деревни.
– Михалыч, ты оказался прав, – сказал я, обнимая приятеля. – Света гораздо больше, чем тьмы.
– Да разве кто-нибудь выжил, если бы было по-другому, – засмеялся Михалыч.
Фото: pixabay.com
