Оксана П.
В деревню своего детства я вернулась только этим летом. Долгие годы я рассказывала мужу о ягодных полянах и грибных местах, о травах и цветах, залитых солнечным светом, и о крошечном озере возле колодца.
М аленький водоём, пахнущий тиной и кувшинками. Чтобы найти его, надо пройти мимо деревьев черёмухи, цветы которых источают такой аромат, что кружится голова от сладости бытия. День за днём, словно Шахерезада, искушала я мужа россказнями о деревне, где проводила каникулы.
И мой Сергей сдался:
– Хочу увидеть всё собственными глазами. Почему мы не сделали этого раньше, интересно? Тут езды часа полтора.
– Потому что ничего этого уже нет, – объяснила я. – Дома разрушились, деревня заросла сорняками. Если бы всё было так просто, я бы и сама съездила в своё детство.
Я была там последний раз, когда мне было 16, а потом мне стало некогда приезжать. Я передавала приветы бабушке Оле и дедушке Грише, но так и не успела им сказать, как благодарна за их доброту и широту души.
...Вопреки моим опасениям, деревня жила, дома стояли, огороды были распаханы и готовы под посадку. На месте дома, где я проводила лето у своих родственников, стояла типовая дачная постройка из тех, что делают под ключ. Жили там уже совсем другие люди, москвичи, купившие участок.
Увидев на одном из деревенских домов объявление о продаже, муж набрал номер телефона. И в первые дни летних каникул мы с детьми и котом заехали в хоромы.
Как только мы заселились и муж, включив музыку, принялся приводить дом в порядок, застучал молотком, завизжал пилой, к нам пожаловала гостья.
– Извините, вы что, бандиты? – строго спросила пожилая женщина с ярко-рыжей копной крашеных волос.
– Почему бандиты? – опешил муж.
– У нас в деревне никто так громко музыку не включает, – проинформировала незваная гостья.
– Ну и я не буду, – не стал спорить муж.
– Я Ольга Ильинична. Я всё про всех знаю. И про вас должна знать: кто вы, откуда, кем работаете, чем занимаетесь.
– Я предоставлю отчёт в письменном виде, – пообещал Сергей, подталкивая сплетницу к выходу.
Мои дети, 12-летний Максим и его погодка Варвара, смирились с необходимостью жить «в дикой природе», как они это назвали. И даже стали находить свои прелести в таком отпуске.
– Мам, а знаешь, какие качели у Матвеевых? – делился со мной сын за обедом, уплетая картошку, сваренную в самой настоящей русской печке.
– Столбы просто до неба и качели до космоса, – восхищалась Варвара.
– А знаешь, как Петькин отчим дядя Вова играет в волейбол и комментирует происходящее? – смеялся сын. – Живот надорвёшь от смеха. Павел Воля к нему в ученики просится.
Дети уже познакомились с половиной жителей, знали их фамилии и родственные связи. Я не была так общительна, но у меня тоже появилась наперсница. В доме напротив жила одинокая дачница, круглолицая Татьяна. Вернее, одинокой она была в будни, в выходные к ней приезжал коллега, претендовавший на роль спутника жизни. Иногда взрослая дочь с мужем. Татьяна очень любила рассказывать о своей работе. Любой разговор сводился к её долгому монологу о производственных проблемах и отношениях:
– А он сказал.. А я сказала.. А он как посмотрит, а я дверью как хлопну!
Монолог прерывался телефонными звонками, и дослушать до конца её мысль мне не удалось ни разу.
Ухажёра своего она не очень баловала, но и не прогоняла, мне кажется, держала она его возле себя, потому что с ним можно было предаваться воспоминаниям о работе бесконечно.
– Я знаешь какая боевая! За словом в карман не полезу, морально по стенке размажу, а если надо – и силу применю. Ты за меня держись, и всё будет хорошо. Никого сроду не боялась, ни цыган, ни уголовников, ни клоунов, ни соседей, – презентовала она свою отвагу. – Ко мне Ильинична тоже приходила, – рассказала мне Татьяна. – Я её так отчитала за любопытство, больше не сунется.
Мне нравились отчаянные женщины, смущал меня один нюанс: говорила Татьяна, употребляя ненормативную лексику. Она не ругалась, она так разговаривала, иногда даже ласково и задушевно, но не очень привычно для меня.
Зато другая соседка, Ираида Петровна, просто лучилась аристократизмом и благонадёжностью:
– Милая, дорогая Оксаночка, только вы сможете понять мою тонкую художественную натуру, я вижу, что мы с вами отлично поладим.
Поладить с ней было очень просто. Надо было всегда соглашаться с её суждениями и восхищаться её внешностью. Ей было хорошо за 50, но она должна была быть уверена, будто вы считаете, что она только что покинула студенческие пенаты.
Вместе с ней жила её сестра, обычная женщина, без претензий и раздутого самомнения. Она занималась хозяйством, организовывала достойный быт для близкой родственницы и время на пустые разговоры не тратила.
– Меня сюда привела трагедия, – грустно поведала мне Ираида в первый же вечер знакомства. – Только представьте себе уровень драматизма. Я детально подготовила свой очередной юбилей, – здесь Ираида невольно выдала свой фактический возраст (у недавних студенток не так много юбилеев за плечами). – Сняла ресторан, продумала меню, придумала песни про себя, сценарий, платье заказала фантастической красоты. И накануне торжества тётка мужа вдруг вздумала помереть. И всё. Они говорят, траур. А у меня юбилей, такая дата раз в жизни бывает. А они говорят, не придём. Я чуть умом не тронулась, чуть в окно не вышла. А у нас, на минуточку, шестой этаж. И ведь неплохая тётка была, хорошо вроде ко мне относилась. И вот такую свинью мне подложила. Вот и верь людям. Муж, видя мои страдания, отвёз меня сюда к моей сестре двоюродной для поправки здоровья. Природа, она, знаете ли, лечит самые глубокие раны.
Видно, Ираида так надоела мужу своими стенаниями, что он сбагрил её в деревню, хорошо заплатив её сестре за уход за «аристократкой».
Однажды я встретила у колодца симпатичную женщину и не сразу поняла, что это Света, Светуля, подружка моя ненаглядная. Сколько мы с ней пережили приключений в этой деревне! Мы обнялись, Света рассказала мне, что часто приезжает сюда, особенно летом. И дом их цел. Она пригласила меня в гости. Я пообещала, что обязательно приду.
Мы не виделись целых 25 лет. Моё последнее лето в деревне прошло без Светланы: её бабушка сказала, что она уехала на море к другим родственникам.
А когда я уже училась в институте, курсе на третьем, я увидела подругу в парке, они с мамой везли мальчика-инвалида в коляске. Не заметить, что ребёнок серьёзно болен, было невозможно.
– Я не знала, что у тебя братик родился, – я старалась быть тактичной. У Светы не было отца, а мама была маленькой и худенькой, но очень симпатичной и озорной, если так можно сказать о маме. Весёлая она была и добрая. Играла с нами в лапту и море волнуется.
Мы не успели поговорить тогда, мои собеседницы спешили, и ребёнок капризничал. И больше я Светланку не видела. И вот такая радостная встреча.
Света успела мне рассказать, что в деревню до сих пор ездит Пашка. Наш общий друг. Красивый, высокий, молчаливый парень.
Жизнь в деревне покатилась по накатанной. Дневные хлопоты, чай по вечерам с соседями. Побывала я и у Светланы, мы предались воспоминаниям, рассказали друг другу о своём нынешнем житье-бытье. Светланка замужем, есть дочка, уже взрослая, студентка. Мама жива.
– А братик? – невольно вырвалось у меня.
– Стёпка мало пожил. Болел сильно, – ответила Светка.
Утром я услышала отчаянный стук в дверь, выглянула в окошко – это Ильинична колошматила в дверь Татьяны.
Ой, что сейчас будет! Татьяна этого так не оставит. Но, к счастью, соседки дома не было, может, за водой ушла к колодцу, но Ильиничне повезло. А то не миновать ей Таниного гнева.
Зато мне не подфартило: Ольга Ильинична решила рассказать мне все деревенские сплетни. Где собираются местные масоны, где несанкционированно живёт корова, у кого самая грязная изба в деревне... Еле отделалась от неё.
Едва она ушла, заглянула Татьяна.
– Спровадила? Это ей повезло, что не на меня напала. С крыльца бы спустила. А ты тетёха, молчишь всё, киваешь. Учись отпор давать.
Я что сказать-то тебе хотела, твоя Светка и Пашка – полюбовники.
Уже скоро под полтинник обоим,
а всё друг к другу на свиданку бегают. У-у-у, бесстыжие!
Говорю тебе, они сюда приезжают на свиданья, – возбуждённо шептала мне Татьяна. – Днём не видятся, а все ночи вместе проводят. А зачем иначе им в деревню ездить: она без мужа, он без жены.
Высказывала она мне всё это на своём отвратительном языке с примесью ненормативной лексики. Я вышла из себя:
– Как тебе не стыдно, Таня! Ты что такое говоришь! Света и Паша друзья детства, у них семьи. У Пашки трое детей. У Светы муж какой замечательный, дочка отличница! В деревне все друг у друга на виду. Если бы только мысль мелькнула у Светы или Пашки, если бы они только друг на друга не так посмотрели, Ольга Ильинична уже бы всей деревне донесла информацию.
– Вот и я думаю, почему старая ведьма молчит, – задумчиво сказала Татьяна.
Я обозлилась на неё и решила больше никогда не разговаривать. Всему есть предел. Взяла и оболгала честных людей, да ещё которых я хорошо знаю и люблю. Я бы выполнила своё намерение, но тут к Татьяне прибилась бездомная собака: побитая, голодная, испуганная, несчастная. Татьяна нашла её умирающей у колодца и попросила меня помочь перетащить бедолагу к ней. Мы взяли старое одеяло и приволокли дворнягу.
Татьяна выхаживала собаку, как родного ребёнка. Привезла ветеринара, кормила буквально с ложки, делала уколы, меняла повязки. Я восхищалась её самоотверженностью. И простила ей нехорошие слова. Человек узнаётся по делам.
Найда очень скоро оклемалась, освоилась и стала просто тенью своей новой хозяйки. Так и ходили по деревне всегда вдвоём. Найда боялась на минуту упустить Татьяну из виду: вдруг пропадёт и что тогда? Снова голод, холод и побои.
В деревне Найду уже все знали, трепали по загривку, угощали вкусненьким. Она не очень доверяла людям, косила своими карими глазами, дрожала всем телом, но давала себя погладить, борясь со страхом перед человеком из последних сил. Но если рядом хозяйка, чего бояться? Она же всесильная, она её спасла и всегда спасёт.
К разговору о моих друзьях мы больше не возвращались.
Однажды утром меня разбудили голоса. На улице ругались. Я увидела, что Татьяна и Найда жмутся к завалинке, а на них наступает красная от ярости тётка. Я знала, что она живёт где-то на окраине деревни. Кое-где стояли немногочисленные свидетели конфликта.
– Из-за твоей собаки мы на 70 тысяч налетели! – орала тётка. – Плати давай ущерб!
– А чек у вас есть? – вступилась Ольга Ильинична. – Без чека никто с вами разговаривать не обязан.
– И чек есть, и коробка, – язвительно заявила тётка. – Внучку только-только на день рождения подарили родители.
– Что случилось? – спросила я у сестры Ираиды Лидии.
– Говорит, что на её внука напала ночью и тот телефон со страху в ручей уронил.
Подтверждая её слова, оголтелая тётка вновь заголосила:
– Ну? Будешь платить? Или застрелим твою собаку! На внучка напала, рычала, скалилась, укусить пыталась, джемпер разорвала, в ручей загнала, – скандалистка оглянулась в поисках поддержки. – Это я ещё за джемпер не требую ущерб возместить, джемпер зашить можно. Я справедливая.
Татьяна безмолвствовала, Найда скулила и тыкалась носом в её ноги. Что Таня молчит-то? Я не выдержала:
– Это ещё доказать надо. Не думаю, что Найда виновата. Да и не ходит она одна никуда. Что вы такое говорите?
– Это где же я вину собаки буду доказывать? Спрашиваю последний раз и иду за ружьём, – дебоширка пробуравила Таню взглядом.
– Я заплачу, – пробормотала Таня. – Только частями. У меня столько нет сейчас.
Я не узнавала боевую соседку. Не проснулась она, что ли? Или я до сих пор сплю?
– Ха! – тётка упёрла руки в бока. – Денег у неё нет. Как дитя без телефона оставить – это мы запросто! Ребёнок теперь позвонить не сможет родной матери. Да что матери! Пиццу не сможет заказать! Всё понятно с вами. Мишка, тащи ружьё, она по-хорошему не понимает! – заорала она по телефону.
– Но это же нелегитимно, – пробормотала Татьяна.
Я заметила, каким сразу литературным стал её язык, ни одного бранного слова. Зато у меня на языке вертелись слова из её прежнего лексикона, и я не преминула высказать их этой скотине, решивший учинить расправу над Найдой.
– С тобой потом разберусь, – отмахнулась тётка.
– Оксаночка, что вы, право слово, – упрекнула меня Ираида. – Не ожидала от вас, вроде интеллигентная дама, а выражаетесь, как извозчик. Эта женщина права: чем меньше собак, тем лучше. Они разносчики инфекции и бешенства.
– А вы разносчица подлости и фарисейства, – не удержалась я.
Ираида возмущённо забулькала, а её сестра хмыкнула и украдкой показала мне большей палец. Вот, у меня уже появились свои фанаты.
С бугра спустился угрюмый мужик с охотничьим ружьём.
– Кого стрелять? – бесстрастно поинтересовался мужик.
– Собаку, – подсказала ему тётка.
– Михаил, прекрати безобразие, – предупредила его Ольга Ильинична. – Я всё на телефон снимаю и в прокуратуру отправлю. Сесть хочешь? Это же рэкет стопроцентный.
– Своё забираем, – огрызнулась баба. – Не слушай её, Мишка, за шавку ничего не будет, – тётка издевательски усмехнулась. – Хотим стреляем, хотим милуем – цари природы.
Мужик направил ружьё на Найду.
Татьяна медленно сползла по стеночке, Найда заскулила. Я посмотрела по сторонам и поняла, что помощи ждать неоткуда. Раскинув руки, я встала перед ружьём.
– Только попробуй, гад!
– Подожди, Мишка, я сейчас оттащу эту заполошную, – пообещала тётка. – Откуда взялась на нашу голову.
Она потащила меня за руку. Я лягнула её что было силы. Тётка истошно завизжала:
– Убила! Внутренних органов не чувствую, всё снесла под чистую, в кисель просто.
– Ну хватит представление разыгрывать! – услышала я голос Светланы. – Когда ваш внук телефон уронил, там и близко Найды не было. Перед девчонкой он хвастался, как солнышко на турнике крутить умеет, повис вниз головой, а телефон из кармана куртки выпал, только не в ручей, а в лужу.
– А ты откуда знаешь? Была что ли там? – озлилась тётка. – И один человек всё равно не свидетель.
– И я там был, – услышала я голос Пашки. – Могу подтвердить, не было там Найды. И всё, расходитесь.
– Ну уж нет, – сказала Ольга Ильинична. – Я уже полицию вызвала. Всем оставаться на своих местах.
Не буду описывать процессуальные подробности, но рэкетиров забрали под одобрительный гул толпы. Татьяну и Найду привели в чувство. Они так и остались сидеть на лавочке, прижавшись друг другу и не решаясь разомкнуть объятия.
– Осуждаешь меня? – спросила Светлана.
– Что ты говоришь? За что? – удивилась я. – Ты Найду спасла своими показаниями.
– Это ты спасла, под ружьё полезла, – возразила подруга. – А моей заслуги только то, что к Пашке на свидания бегаю. Надо же, столько лет прошло, а я люблю его, как в первый день. А ведь он предал меня однажды. Помнишь мальчика-инвалида? Наш он с Пашкой. Нам всего по 16 было, Пашка тогда испугался, уговаривал аборт сделать. А я не смогла убить. Мама моя грех прикрыла, я упросила мальчика оставить. Думала, выхожу, а он умер. Потом через несколько лет Пашку встретила, у нас уже семьи были, дети, и опять всё вспыхнуло, не можем друг без друга. И разводиться не вариант. У меня дочка, у Пашки вообще трое. Запутались совсем.
Я обняла подругу:
– Я тебя очень люблю. Это твоя жизнь...
– Мам, ты крутая, а я думал, ты только суп варить умеешь и убираться, – сын смотрел на меня с восхищением. – Я видел, как ты дралась и ругалась. Научишь меня?
Я застонала:
– Сынок, только папе не говори, пусть он думает, что его жена простая домохозяйка.
– Ольга Ильинична, – я решила выяснить, неужели у местной сплетницы есть свой кодекс чести. – А почему вы мне не рассказали про Свету и Павла? Вы же оповещаете даже о самых незначительных деревенских новостях.
– Ха, – фыркнула сплетница. – Этой новости уж 20 лет в обед. А у меня всегда свежачок припасён. Я тебе сейчас такое расскажу, ты ахнешь...
Фото: freepik.com
