В начале прошлого века Россию охватила невероятная страсть — любовь к цирковой борьбе. Ей были посвящены специальные журналы, газеты отводили описанию поединков самые лучшие места на своих страницах. Имена знаменитостей знали все.
Под звуки марша идет чемпионат
Увлечение французской борьбой охватило все русское общество — людей всех классов, возрастов и даже пола. «Тульская молва» в 1909 году с иронией писала о некоем муже, который никак не заставал свою барыню дома. Заподозрил было неладное, но оказалось, что «по ночам барыня стала грезить борцами, увиденными на арене, называть мужа Мартыновым, а пятилетнего сына Аренским. А однажды в полночь вдруг закричала во сне „долой“ и даже принялась свистеть в два пальца. Муж едва отходил ее холодными компрессами».
Поединок по французской борьбе.
Для разнообразия публике предлагали несколько видов борьбы — турецкую, русско-швейцарскую на поясах, но особой популярностью пользовались чемпионаты по французской борьбе. Обычные цирковые номера уже не вызывали сильного интереса, и зачастую публика собиралась лишь к одиннадцати вечера, когда начиналась борьба. К этому времени галерка с самыми дешевыми, стоячими местами, была забита, заняты все ложи, а в первых рядах сидели почетные гости. Между прочим, вставали в те времена рано, в шесть утра работа на заводах уже кипела, а в девять считалось, что утро перерастает в день. Однако соревнования борцов длились иногда и до двух ночи, а публика все равно не хотела расходиться. Это, конечно, любовь.
«В годы расцвета борьбы боролись везде: в цирках, в театрах, даже в синематографе перед сеансами, — вспоминал директор Тульского цирка в тридцатые годы М. Вальтер. — Традиционные цирковые номера уступали место борьбе. Знаменитый борец того времени, пользующийся огромным уважением среди артистов цирка, И. Лебедев (Дядя Ваня) писал: „Прежнего конного цирка нет. Кое-как держатся две-три старые дирекции с большими конюшнями, и то уже нет прежних жокеев и наездниц. Прежние аттракционы уходят в вечность. На выручку под звуки марша идет чемпионат“».
Как-то приехавший на гастроли в Тулу японский цирк Изидо терпел финансовый крах. В сезон 1909–1910 годов после Масленицы «целую неделю цирк не работал, и артисты жалованья не получали. Хочешь, не хочешь, а поневоле будешь соблюдать пост, — вспоминал известный клоун Дмитрий Альперов. — Утром по привычке репетировали, затем после четырех часов шли обедать, а там засаживались за лото до двенадцати часов ночи. Лото устраивали по очереди, у семейных артистов; ставили, кто какое мог угощение, и за лото обсуждали цирковые дела и судачили. На второй неделе начали играть. Сборы были жуткие: десять-пятнадцать рублей в вечер. Город как будто вымер, даже на улицах народу было меньше обыкновенного».
А ведь цирку Изидо было чем удивить зрителей. По воспоминаниям будущего известного актера и режиссера Малого театра, а тогда акробата из труппы Всеволода Аксенова, коронным был номер под названием «харакири». Его пускали без афиш, чтобы публика сама разнесла весть об этом номере по городу. Дежурного околоточного в это время старались увести в буфет, поскольку бывали случаи, когда полиция запрещала показ харакири.
Во время исполнения номера артист «брал стакан воды, срывал с себя рубашку, обрызгивал обильно руку водою, всаживал в нее нож и с окровавленной рукой бегал по арене, показывая залитую кровью руку. Публика в ужасе шарахалась от него. Тогда он брызгал водою ногу, проводил ножом по икре и скакал по арене на одной ноге, показывая струящуюся по икре ноги кровь. На арену выбегал мальчик-подросток. Два японца схватывали его, подымали за голову и за ноги, клали на стол и держали. Подбегал окровавленный Ямада-Сан, срывал с мальчика рубашку, брызгал его водою и полосовал его ножом несколько раз от низа живота к горлу и обратно. Подростка, залитого кровью, заворачивали в простыню и уносили. Публика приходила от этого номера в необычайное волнение. Лица были бледные, губы дрожали».
Всеволод Аксенов вспоминает, что как-то в Архангельске после представления на вопрос некоего студента «Куда понесли мальчика?» отшутился, что его зароют в цирке под галеркой, а из Японии выпишут нового. И уже ночью здание было оцеплено полицией.
Даже несмотря на такое удивительное зрелище, в Туле на цирк Изидо шли неохотно. И тогда устроитель пригласил чемпионат по французской борьбе. Сборы поднялись, но не сильно. Публика повалила в цирк только на своего, тульского борца Петра Аксенова.
«Эдак и я могу»
Дебют Петра Аксенова на манеже цирка был таким. На обычный вызов какого-то второстепенного борца к любителям на приз в 25 целковых с галерки спустился могучий детина огромного роста в синей грязной рубашке и высоких сапогах — обычной одежде тульского молотобойца. Рассмотрев его на арене при свете газовых фонарей, цирк заревел сотнями голосов: «Аксенов! Аксенов! Браво, Аксенов!»
Самый знаменитый тульский борец Петр Аксенов.
На неловко, чисто по-медвежьи, стоявшего детину и его противника, казавшегося перед Аксеновым пигмеем, несмотря на свою профессиональную массивность, судьи надели широкие пояса с ручками и громко прочли им правила русско-швейцарской борьбы. Противники, держась за рукоятки поясов, должны были только повалить на спину один другого. По свистку арбитра Аксенов нагнулся к своему маленькому противнику, взялся за ручки его пояса, и, не успела изумленная публика ахнуть, как бедный профессионал, единственный раз взбрыкнув ногами, уже лежал на обеих лопатках, а смущенно улыбающийся Аксенов придерживал его, как котенка, на ковре.
Эту сцену описал уже в эмиграции, в Египте, вспоминая родные места, А. Марков. Родился он в Орле, но долгое время прожил в Туле. Предварил же рассказ фразой «Я присутствовал при рождении звезды».
«Десятки черных рабочих фигур посыпались, как из мешка, с высоты галерки и мигом заполнили всю арену, в неистовом восторге окружив Аксенова. Под треск нескончаемых аплодисментов и радостные крики улыбающийся герой, высоко поднятый над головами толпы, поплыл к выходу пропивать с друзьями и поклонниками так легко и быстро заработанную четвертную».
На следующий день цирковые нашли силача на постоялом дворе и уговорили выступать на арене. С этого дня Петр Аксенов стал самым популярным человеком в Туле. Его портреты печатались в газетах и на открытках, его имя и легенды, созданные вокруг него, были у всех на устах. Рассказывали, что силу он наследовал от отца и деда, в свое время знаменитых кулачных бойцов. Что старик отец, с которым живет Аксенов и его младший брат, гораздо сильнее сына и в пьяном виде бьет сыновей смертным боем, содержа их постоянно в Божьем страхе. Передавали также, как он запер в одной комнате четверых подвыпивших буянов, а потом попарно выкинул их в окно. Затем вышел во двор и взгромоздил их телеги одна на другую.
Аксенов работал в каком-то кабаке вышибалой, потом увидел цирковых борцов и хмыкнул: «Эдак и я могу».
Петр Аксенов быстро осваивал цирковую науку. Вот, например, как эмоционально описывала «Тульская молва» его поединок на чемпионате по французской борьбе в Туле в цирке Дротянкина в декабре 1907 года с другой знаменитостью — П. Крыловым. Боролись они на поясах, бессрочно, то есть до результата. Первый, применивший недозволенный прием, считался побежденным.
«Схватка начинается атакой Аксенова, он таскает по манежу противника, как десятилетнего мальчика, затем переводит борьбу в par terre, где Крылов в продолжение 15 м лежит, как мешок. После первого перерыва борьба начинается и кончается deboux. Крылов и в этом случае не проявляет инициативы. Наконец в третий раз борьба идет по-прежнему. Аксенов неумело продолжает нападать на Крылова. Так проходит целый час. Публика начинает расходиться. После третьего перерыва борьбу ведет тот же Аксенов, по-видимому, сжалившись над противником, переходит сам в par terre. Крылов по своему оценил поступок Аксенова и начинает атаковать целым рядом запрещенных приемов. Был дан свисток. Непрерывно звонили в колокольчик, чтобы прекратить зверские приемы Крылова. Но последний продолжал их делать, и в результате у Аксенова оказалась поврежденной правая нога, на которую особенно усердно прыгал своими коленями Крылов, когда его противник сделал скамью; в это время, несмотря на звонки и свистки судей и крики публики, он ударил Аксенова по глазу и по лицу. В конце концов Крылов в буквальном смысле был оттащен кем-то из публики.
Нам лично такой поступок со стороны Крылова кажется более чем возмутительным. Г. Крылову как профессиональному борцу, живущему этим трудом, стыдно своему товарищу ломать ноги».
Соперника Аксенова Петра Крылова обвиняли в Туле в нечестном ведении боя.
Ноги, по-видимому, оказались целы, поскольку уже скоро из Томска сообщали, как Петр Аксенов после 15 минут борьбы поднял своего соперника Мартынова и с силой бросил спиной о землю. Мартынов с трудом поднялся, сделал несколько шагов, упал, поднялся, опять упал, и его под руки увели с арены.
А. Марков вспоминает, как Аксенов приехал с каких-то соревнований, и ему устроили овацию уже на перроне вокзала. «Петр тоже не ударил лицом в грязь и после ряда побед на арене пригласил всю галерку из цирка прямо в трактир вспрыснуть его возвращение к родным пенатам. Этот демократический жест знаменитости поднял популярность Аксенова до размеров, угрожающих общественной тишине и порядку. С этого дня на тульских аренах он стал фактически непобедимым, так как под угрозой разнести цирк в щепки требовал, чтобы судьи признавали его победителем хотя бы и вопреки очевидности».
Афиша Тульского цирка. В 1928 году главной приманкой для зрителя оставалась французская борьба.
Аксенова не смог победить даже Иван Поддубный. Дважды они боролись, и дважды на них лопались пояса. Так, во всяком случае, гласила легенда. Говорят, что цирковая карьера Аксенова оказалась короткой — его отравили в Германии, куда он поехал на очередной чемпионат.
Парижский счет
Победить соперника в цирковой борьбе можно было, только опрокинув его спиной на землю на ковре и удержав его несколько секунд в этом положении. Падение за ковром не считалось. Во время схватки соперники могли захватывать туловище до пояса и руки противника и не должны были разговаривать друг с другом или обращаться к публике. Что, кстати, не всегда соблюдалось. Иван Поддубный любил отпускать реплики в сторону зала или соперника.
Группа участников чемпионата по французской борьбе наблюдает поединок двух атлетов. Санкт-Петербург, 1912 г.
Запрещалось сгибать руки и пальцы в направлении, противоположном естественному сгибанию суставов, закладывать руки противника за его спину для образования ключа; захватывать пальцами лицо или горло и удушать противника; делать подножки, хватать ноги противника и обвивать его ноги своими; становиться на ноги противника в партерной позиции; смазывать перед борьбой тело жиром; проводить приемы, мешающие свободе дыхания.
Заранее договорившись, борцы проводили эффектные, но рискованные приемы, сохраняя видимость спортивного поединка. А вот исход этих поединков зависел от самых разных факторов. Например, если хозяином чемпионата был борец, сделавший состояние на удачных выступлениях на манеже или имевший состоятельного покровителя, он никому не разрешал брать над собой верх. Стараясь как можно дольше удержать внимание публики, борцы затягивали схватку и изобретали огромное количество способов не оказаться на лопатках.
В провинциальных чемпионатах принято было умирать на манеже. Схватка в самый острый момент прерывалась, и один из борцов падал замертво. Под призывы вызвать срочно доктора его уносили за кулисы.
Одним из таких мнимых покойников, умиравших в самых разных городах России, был «красавец-художник», как его называли, Иван Мясоедов. Он был сыном знаменитого художника-передвижника Григория Мясоедова. И сам проявлял незаурядные способности в живописи. Настолько большие, что уже в эмиграции подделывал бумажные денежные купюры, в частности английские фунты и американские доллары, за что провел несколько лет в заключении.
Л. Островерхов — чемпион России и Тулы по борьбе. 1920 г.
Поскольку честность цирковых борцов всегда была под подозрением, полиция в конце концов потребовала, чтобы в жюри входили только члены спортивных обществ и кружков, которые легализованы особым присутствием, то есть признанные официально. Список членов жюри должен был заранее представляться в полицию.
Член Тульского кружка любителей спорта Правдин-Надеждин. Вот такие атлетичные тела умели лепить в Туле в начале прошлого века.
Литератор Всеволод Шкловский ввел в обиход понятие «гамбургский счет» — якобы раз в году все борцы мира съезжаются в Гамбург и там борются по-честному. На самом же деле, самой спортивной борьбой считался осенний чемпионат мира в Париже. Да и то с оговорками, различного рода мошенничества там неизменно присутствовали. Вспомнить хотя бы знаменитый поединок Поддубного с французом Раулем ле Буше, когда соперник нашего атлета специально натерся оливковым маслом. Судьи посовещались и разрешили продолжить схватку — все же ле Буше был любимцем местной публики.
Но Иван Поддубный, Иван Заикин и их приезды в Тулу — это тема отдельного материала.
