60 000 рублей и 250 вёдер спирта
Пока граф Бобринский играл в либерала, в его владениях разгорался настоящий пожар. Так, в селе Упёртовка 29 октября 1905 года сельский сход потребовал передать все земли крестьянам и отменить сословные преимущества.
27 ноября в Богородицкой земской управе на политическом митинге местные господа пытались убедить крестьян, что передача всей земли народу и уничтожение частной собственности, а тем более рекомендуемый крестьянским союзом способ насильственного захвата частновладельческой земли крайне вреден для самих крестьян и даже практически неосуществим. На что сами крестьяне простодушно возражали: сто человек придут взять, один ничего не сделает. И вот наконец рвануло.
5 декабря весёлого 1905 года около 11 часов дня крестьяне села Малёвка числом около двух тысяч человек, с подводами, поехали к священнику того же села отцу Прохору Щеглову за благословением «идти разбирать имущество Александровского хутора графов Бобринских».
Село Малёвка размером с хороший город – населением около девяти тысяч жителей, свыше полутора тысяч домов. Не застав священника дома, но зато получив напутствие бывшего у священника крестьянина Губарева, двинулись на хутор Александровский.
Остальные, которые изначально были против грабежа, увидев, что половина их односельчан поехала на хутор, и руководимые завистью, немедленно отправились вслед. Тем временем передовой отряд уже взял в плен начальника хутора Николая Александровича Шмаргунова и потребовал у него все ключи от кладовых и хранилищ. И тут началось! Подводы грузились зерном и инвентарем. Все, что нельзя было взять с собой, ломалось и уничтожалось. Как отмечалось в протоколе, «между 12 и 5 часами крестьяне успели увезти с хутора 9 000 пудов овса, свыше 300 пудов ржи, 100 пудов пшеницы, 300 пудов простого солода, 35 пудов конопляного масла, 200 пудов картофеля, 150 голов породистых черкасских рабочих быков, 150 лошадей, много мелкого скота, птицы и т.д.
Также много было вывезено тёсу, леса, сена, соломы, земледельческих орудий и т.п. Совершенно был разгромлен винокуренный завод, все машинные ремни частью сняты и увезены, частью порублены. Многие машины и контрольный аппарат испорчены. Цистерна со спиртом была открыта около четырёх часов, причём началось немедленно расхищение спирта и водочного инвентаря. До прибытия казаков успели похитить всего 250 вёдер спирта».
А окорот грабителям дали совершенно случайно. Проезжавший утром через Малёвку управляющий имением графов Бобринских г. Бергман, увидев толпу с подводами возле дома священника Щеглова и, узнав от некоторых крестьян, что те явились к священнику за благословением идти на погром, немедленно повернул лошадей в Богородицк.
Здесь при содействии местного исправника он нашёл подводы и направил на Александровский хутор 12 вооружённых казаков, которые во главе с жандармским унтер-офицером и прибыли на место происшествия к пяти вечера.
Предполагая, что это появился передовой отряд, а сзади идут главные силы, многотысячная толпа испугалась горстки вооружённых казаков и немедленно обратилась в бегство.
На следующее утро в селе Малёвка крестьяне до того перепились, что ни к каким активным действиям не были способны. Более-менее трезвые немногочисленные добровольцы пытались опять проникнуть на Александровский хутор, но, видя вооружённых казаков, бросались бежать.
Седьмого декабря на место событий прибыло тульское жандармское начальство. Вначале крестьянам хотели предложить добровольно сдать награбленное. Но оказалось, что разговаривать по-прежнему не с кем: практически все участники грабежа были пьяны.
Налётчики скрылись в парке
В тот же день в четыре часа пополудни нарочным были получены сообщения из Михайловского, главного имения графов Бобринских, где стоимость хозяйственного инвентаря была под два миллиона рублей, что крестьяне Михайловского и соседних деревень, ободрённые примером, приступили к открытому грабежу с полей свёклы, изгнав урядника, выехавшего на место грабежа, а заодно и неугомонных крестьян села Малёвка. Ночью предполагается разгромить главное имение и два завода графов Бобринских. Само собой, весь отряд немедленно выехал в Михайловское, оставив на Александровском хуторе 12 казаков, пристава, помощника исправника, судебного следователя и двух урядников.
И действительно, к девяти вечера в самом имении была настигнута громадная толпа мужиков с дубинами в руках, которая двигалась по направлению конторы и дому главного управляющего. Услышав колокольчики, толпа приостановилась, а увидев казаков, моментально рассеялась по парку. Из-за темноты, густоты деревьев и по незнанию местности задержать никого не удалось.
На другой день крестьяне безропотно отдавали разграбленную накануне свёклу, но решительно отказывались грузить её на свои подводы и везти на собственных лошадях. Стало также известно, что тем, кто отказывался идти на грабёж, грозили выбить окна и сжечь избы.
Главным подстрекателем назвали земского врача непрядвенской земской больницы Николая Николаевича Доркшевича.
О нём и прежде было известно, что в число санитаров он подбирал заведомо неблагонадёжных лиц и через них вёл обработку крестьян.
Среди его единомышленников назывались священник Малёвки Прохор Щеглов, бывший сельский учитель Губарев, а также крестьянин села Пруды Ефим Трофимов Хрунов. Губарев и Хрунов вели открытую пропаганду, возбуждая крестьян «выкуривать помещиков из их гнезда». У Хрунова найдено при обыске несколько изданий партии социалистов-революционеров, в которых крестьяне призываются к вооружённому мятежу и насилию.
Фигура Ефима Хрунова интересна ещё и вот чем. Ведь первый тульский космонавт Евгений Хрунов тоже из села Пруды. Уж не родственник ли его поучаствовал в богородицкой смуте?
Всего убытки от крестьянских грабежей только в Малёвке составили около 60 000 рублей.
За царя и порядок
Вскоре после этих событий в Богородицке вновь обратили внимание на сельхозучилище. На губернском земском собрании группой гласных был поднят вопрос о закрытии Богородицкого сельхозучилища и о прекращении ему отпуска ежегодной земской субсидии в размере 18 тысяч рублей.
О временном закрытии, «до устранения всех революционных элементов из среды учительского персонала», ходатайствовало и чрезвычайное тульское губернское дворянское собрание.
Занятия вскоре были отменены до 15 февраля. А среди тех, кто поддержал идею закрытия училища, был и граф Бобринский. Его вообще события 1905 года сильно изменили. Ещё весной по просьбе графа для «успокоения крестьян» несколько дней в Богородицком уезде наводила порядок присланная губернатором казачья сотня. Осенью он уже один из активистов черносотенной организации «Союз за царя и порядок». Затем с головой уходит в политику, в 1907 году становится депутатом Государственной Думы. «Партия «За царя и порядок» выступает против всех свобод, за исключением свободы труда – работай сколько хочешь».
В Думе, кстати, его звали Бобринским-вторым. Один из родственников графа, полный его тёзка – Владимир Алексеевич, был в XIX веке членом Государственного совета и министром путей сообщения. В Думу Бобринский-второй избирался ещё дважды. Выступал в поддержку столыпинской реформы, военно-полевых судов, за осуждение Думой политических убийств.
В Госдуме его называли Бобринский-второй
Примерно в то же время Бобринский вдохновился идеями неославянского движения. В 1907 г. он избран председателем Галицко-Русского благотворительного общества Святой Татианы. В 1908 году участвовал в славянском конгрессе в Праге. Вместе с В. Маклаковым внёс от имени русских делегатов резолюцию о русско-польском сближении, единодушно принятую съездом. И вообще выступал за справедливое урегулирование русско-польских отношений, но при этом за введение в Польше самоуправления, а не желаемой поляками политической автономии.
Поддерживал русское движение в Прикарпатской Руси, давал деньги на русскую прессу в Австро-Венгрии.
А после его агитационных поездок в Галицию, где граф выступал за возвращение галицких украинцев в лоно православия, австрийское правительство объявило его персоной нон грата.
С началом Первой мировой войны ушёл добровольцем на фронт в составе лейб-гвардии Гусарского полка. В чине корнета участвовал в боях, был награждён боевым орденом, произведён в поручики. Служил ординарцем у командующего VIII корпусом генерала Р. Д. Радко-Дмитриева. В июне 1915 года демобилизовался и вернулся к парламентской работе. 5 ноября 1916 года избран товарищем (заместителем) председателя Думы. Но через три с лишним месяца, в феврале 1917-го, попросил отставки, сославшись на обострение астмы.
В Гражданскую войну примкнул к Белому движению. В 1918 году возглавил в Киеве монархический союз «Наша Родина». После поражения белых вынужден был эмигрировать. Умер в Париже 13 ноября 1927 года, где и похоронен на кладбище Монмартр в семейном склепе.
