Павел С.
Боюсь, что история моя покажется незамысловатой, но что делать, если и сам я человек простой. Родился в семье рабочих, отец и мать познакомились на заводе.
Мама красавица, модница, болтушка, хохотушка. Батя – спокойный, рассудительный, немного занудный. Веселье на него нападало только в одном случае: если хорошо выпьет. Сначала веселился он только по праздникам, потом ещё и по выходным, а когда начал ещё и в будни принимать на грудь, мать решила с ним развестись.
Съездила посоветоваться к отцу в деревню, тот вообще в рот не брал спиртного, поэтому к зятю были большие претензии. И, несмотря на то, что разведённые женщины были не в почёте, дед не стал чинить препятствие. Разведись, мол, в профилактических целях. Никуда он от тебя не денется. А отцу и некуда было деваться, не в деревню же свою возвращаться, в полусгнившую избушку.
Квартиру им с матерью завод дал, и как её теперь делить? Так отец и остался с нами в квартире в качестве соседа. Так что развод родителей меня, десятилетнего, никак не затронул.
У меня столько было своих дел, что не до родительских разборок. Я тогда начал ходить в театральную студию при школе. Вела её самая красивая учительница в школе, поэтому народу записалась уйма.
Девчонки – чтобы стать похожими на Елену Николаевну, мальчишки – чтобы поближе к такой красоте быть. Елена Николаевна меня сразу стала выделять, говорила, что я очень артистичный, что ни сделаю, всё очень органично.
Мы даже спектакль успели поставить «Снежная королева». Угадайте, кого я там играл? Конечно, Кая. Елена прочила мне карьеру киноактёра, говорила, чтобы обязательно после школы шёл в театральный институт.
Если бы она проработала у нас подольше, может быть, я и проникся бы этой мыслью, но Елену очень скоро попросили уволиться. Слишком яркой и необычной она была учительницей. На её фоне все эти затюканные жизнью «Мариванны» смотрелись удручающе.
В общем, Елену «ушли», и через год я уже не вспоминал, что я талант. Я выбрал для себя самую мужскую профессию, решил стать шофёром. А кто знает, как бы сложилась моя жизнь, если бы послушался любимую учительницу.
Дед подарил мне мопед, и я всё лето гонял по разбитым и размытым деревенским дорогам. Ездил на дискотеку в соседнюю деревню, гулял до утра с приятелями по окрестностям. Ходил в лес за грибами и ягодами. В общем, вёл насыщенную жизнь городского лоботряса на отдыхе.
Не помню, когда в моей жизни появилась мамина крестница Оленька. Казалось, что она была всегда. Но так как она моложе меня на семь лет, значит, были годы, что я провёл без неё.
Оленька уже в пять лет была смышлёней некуда, читала толстые детские книжки и бабушкины журналы и была кладезем полезных советов.
Мама у неё была строгая, относилась к ней, как ко взрослой, и спрашивала с неё соответственно. Помню, Оленька совсем малышка, а тётя Света возмущается:
– Что за глупая девочка? Ма и ма не может сложить!
Оленька посмотрела на неё своими умными глазками и произнесла: «Мама». И с тех пор зачитала. Так тётя Света не успокоилась, раздражалась, что Оленька в пять лет книжку про Карлсона читает. А что ей надо было читать? «Капитал» Карла Маркса?
В армии самыми желанными письмами для меня были послания от Оленьки. Мне писало много девчонок, парень я бы популярный, но ничьей корреспонденции я так не ждал, как весточки от маминой крестницы.
Оленька обрисовывала жизнь в деревне без меня, описывая разные случаи. Из пропажи соседской лопаты могла сочинить целый детектив, а из похода бабушки к соседке юмористический рассказ. Она рассказывала о книгах, которые прочитала, о фильмах, которые посмотрела. И все её описания были яркими, сочными, интересными.
Когда я вернулся из армии, тут же встал вопрос о женитьбе. Мама не хотела, чтобы я долго выбирал, боялась, что потом совсем не «уженит». Отец к тому времени умер, замёрз по дороге домой пьяный, не пошла ему на пользу мамина профилактика. Комната освободилась, женись – не хочу.
– Тётя Кира, – Оленька никогда не звала маму крёстной, считала такое обращение не светским что ли. – Жениться надо не по прихоти родителей, а когда понимаешь, что дальше без этого человека не сможешь жить. Пусть найдёт свою судьбу, не торопите его.
Я хохотал и жаловался Оленьке, что могу остаться «старым девом», если мне дать свободу действий. Но невеста нашлась очень быстро. На первой же деревенской дискотеке после армии я познакомился с симпатичной девушкой. Приехала она в гости к родным из маленького городка. Ира, Ирочка. Но Оленька твердила, что она Ираида. Даже Ираидище.
– Какая она Ирочка? Посмотри, какая царственная особа. На уме у неё просто наполеоновские планы.
Очень быстро мы познакомились с родителями Иры, всё завертелось, закрутилось, и вот уже в комнате, где мы буквально недавно отмечали мои проводы в армию, гуляла весёлая свадьба.
После бракосочетания я был просто шальной. Очень мне семейная жизнь понравилась. Раньше для меня всё мама и бабушка делали, а теперь ещё и молодая красивая жена.
Через девять месяцев родилась дочка, свет в окошке. Танюшка, радость моя. Оленька тоже была счастлива. Теперь проводила у нас всё свободное время. Гуляла часами с Танюшкой на улице. Катала коляску по двору с важным видом.
– Оглянуться не успеешь, как замуж выйдешь, – прочила ей моя жена. – Свои детки пойдут. Хочешь уже замуж? Все девчонки об этом мечтают. Белое платье, фата, подруги, поздравления...
– Ты что, Ира? – удивилась Оленька. – Мечтать о замужестве может только не самодостаточный человек.
Ирина запнулась на полуслове, глаза её загорелись нехорошим блеском. Первый раз я увидел её такой рассерженной. Потом, правда, вспышки гнева участились, и их разжигателем была уже не Оля.
Первый скандал случился, когда я не захотел пойти в цирк. Ну не люблю я с детства эти цирковые представления. Громкая музыка, неприятный запах и несчастные животные.
Ирина кричала, что мы и так никуда не ходим, и я даже в такой малости ей отказываю. Оленька, невольно ставшая свидетелем ссоры, предложила компромисс.
– А вы сходите в театр! Там красиво и люди нарядные и спектакль можно выбрать интересный.
– Ой, да ходили как-то классом, – отмахнулась Ирина. – Привезли нас на автобусе, так я потом не знала, как смотаться с этой скучищи. Больше на такое не поведусь и не просите!
Потом Ирина захотела поехать на море, я бы и рад, да отпуск мне дали в феврале. Опять не получилось ничего.
Через год я сломал ногу, попал в аварию не по своей вине. Ирина взяла Танюшку и уехала отдыхать без меня. По приезду отдала дочку в садик и вышла на работу. О том, что у неё кто-то появился, первой заговорила моя мама.
– Видели твою красавицу, под руку шла с каким-то кадром, – пожаловалась она мне.
– Да мало ли на свете похожих людей, – я не придал значения маминым словам. – Могли просто обознаться.
Но очень скоро стало ясно, что никаких «обознатушек» не было. Гуляла от меня моя жена, не стесняясь. Вскоре Ирина подала на развод и, забрав Танюшку, съехала навсегда.
– Ты для неё был лошадью, – разоткровенничалась потом её лучшая подруга. – Ей надо было из нашего городка выбраться.
Она так и говорила, главное, выбраться, а потом я уж развернусь. Со мной Ирина развернуться не смогла, не подходил я для этого дела.
Но главное, она запретила с дочкой видеться. Мать к ней на работу несколько раз ходила, просила, умоляла не лишать нас общения с Танюшкой, но всё тщетно.
Сначала я по дочке скучал, а потом познакомился с молоденькой девчонкой. Скромной, незаметной, тихой, простой, непритязательной. Полной противоположностью Ираидище, я теперь только так и звал бывшую.
Маринка в меня влюбилась с первого взгляда, а мне хотелось самоутвердиться. Так что очень скоро мы стали жить вместе. Родители её тоже были людьми скромными, работящими и неконфликтными.
Когда у Маринки живот, что называется, лез на нос, её родители тактично намекнули, что неплохо было бы узаконить наши отношения.
Вторую свадьбу сыграли уже тихо, в кругу родных. Жизнь с Маринкой была спокойной и однообразной. Родился сынишка Васенька.
Работать Маринка не хотела, образования у неё никакого не было, деньги на проживание нам давали её родители и моя мама.
Я тоже работал, и из деревни помощь шла. В общем, жили-не тужили, и очень скоро я понял, что хочу от такой семейной жизни повеситься.
Каждый день был похож на предыдущий. Я приходил с работы в чистую квартиру, жена валялась на диване и грызла семечки. Работал телевизор, сын сосредоточено возился с игрушками в манеже. Мать хлопотала на кухне.
По выходным мы ездили в деревню к деду и бабушке. Они были ещё бодры и здоровы. Марина с сыном гуляли и дышали свежим воздухом, я помогал по хозяйству. Но надо сказать, много помощи от меня не требовалось, бабушка со всем прекрасно справлялась.
И так изо в день, из года в год. Через три года я понял, что не хочу возвращаться в квартиру с женой на диване с семечками. С её неизменной улыбкой и непробиваемым спокойствием.
– Так попробуй что-то изменить, – посоветовала Оленька. – Всё в твоих руках. Возьми путёвки, Васька уже совсем большой, ему впечатления нужны, новые истории. Он кроме своего манежа и быка в деревне ничего не видел. Меняй в своей жизни не жён, а направление маршрутов.
Я начал понимать Ираидищу, которая всё рвалась к морю. Но Маринка округлила глаза:
– Ты хоть понимаешь, сколько это будет стоить? Из-за двух недель проживания возле грязной воды отвалить такие деньжищи! На курорты ездят те, у кого карман денег, а мы люди простые.
Она завелась не на шутку:
– Нет, вы только посмотрите. Денег тебе некуда девать? Или ты хочешь, чтобы я на работу вышла, тебе на моря зарабатывать? Если ты не олигарх, то живи по средствам и не каркай!
В этот момент я прям взвыл от бессилия. Ну почему я не послушался многоуважаемую руководительницу драмкружка и не пошёл в актёры. Какие бы женщины меня окружали!
С Виолеттой я познакомился случайно. Смотрю, красивая девушка голосует, почему бы не подвезти. Разговорились, оказалось, что она тоже в разводе. То есть, я-то теперь не в разводе, но как мне кажется, до него недалеко.
В Виолетту я влюбился без памяти. Красавица, модница, хохотушка, таскала меня по ресторанам, возила на экскурсии. А потом мы взяли и на неделю махнули в Сочи.
Домашним я ничего не стал объяснять, собрал вещи и уехал. Это была самая чудесная неделя в моей жизни, я понял, что до этого и не жил вовсе.
Квартира меня встретила нехорошим молчанием. Хотя народу там присутствовало немало. Кроме домашних, ещё тесть с тёщей и даже дед приехал.
– У меня для вас пренеприятное известие, – начал я словами из «Ревизора». – Я развожусь.
Скандал получился знатный. Мать даже избила меня зонтиком. Тесть тоже рвался в драку, но вяло и ненатурально, а после нескольких рюмок самогона, привезённого дедом, задумался и предался философским мыслям в уголке комнаты.
Тёща жалобно причитала:
– Павлуша, Павлуша, остепенись, ну, загулял, с кем не бывает. Расходиться-то зачем? У вас сынок растёт.
Дед сказал, чтобы больше я у них не показывался. Позорник, мол, и пустоцвет. Жена молчала и была похожа на статую, олицетворявшую человеческую скорбь.
После моего феерического ухода к Виолетте со мной не перестала общаться только Оленька. Она даже пару раз приходила к нам в гости. Я рассказывал ей, как счастлив, в какую прекрасную семью я попал. У меня не только чудесная жена, но и необыкновенная тёща. Умная, начитанная, образованная.
– Она прочла все газеты на свете и уже позабыла всё, что прочла, – вот какая умница! – усмехнулась Оленька. – Ладно, сейчас посмотрим на твою протеже.
– Татьяна Викторовна, – церемонно представилась новоприобретённая тёща.
Она всегда вела себя так, словно находилась на сцене и играла главную роль, а там, в полутьме зала, скопилась куча её поклонников, готовых завалить её цветами, как только будет отыгран спектакль. Татьяна Викторовна завела светскую беседу, мило поучая Оленьку жизни.
– Я всю жизнь чему-нибудь учусь, а как же иначе? Не могу себе позволить расслабиться. Я ведь женщина необыкновенная, неординарная. Мною все восхищаются.
Оленька с интересом энтомолога, встретившего диковинного насекомого, взирала на женщину.
– А мне уже 55, да, я совсем взрослая девочка.
Возникла пауза, которой позавидовали бы во МХАТе.
– Надо же, а смотритесь на 65, – умилилась всегда такая тактичная Оленька.
У Татьяны Викторовны задёргалась голова. Я решил прекратить их диалог.
– А где же чай? Татьяна Викторовна, голубушка, вы обещали какой-то совершенно необыкновенный, собранный вашими ручками.
– Совсем позабыла, – с готовностью откликнулась тёща. – Столько дел. Столько мыслей в голове. Всё смешалось в доме Обломовых.
– Облонских, – изрекла беспощадная Оленька. – Обломов – это уже другая книга.
Больше Оленьку в семью не приглашали, а вскоре выставили и меня. Не подошёл я этой семейке, не вписался в их лоно. Слишком простоват.
– Понимаешь, Паша, бывают люди – чугунные сковородки, бывают хрустальные вазы, и это нормально. Но когда чугунная сковородка пытается выдать себя за хрустальную вазу, это нарушает гармонию мироздания. Так что не переживай, ты вырвался из кротовой норы. Дюймовочка ты моя, – шутила Оля.
Но я не мог успокоиться. Да что они там о себе воображают?
– Виолетта ещё ничего, можно с ней договариваться, больше всего меня бесит её мамаша. Недалёкая, самодовольная женщина, – плевался я.
– Люди небольшого ума всегда самодовольны, – пожала плечами Оленька. – Сомнение – спутник умных, возвышенных душ.
Можно было воссоединиться с Мариной, но при одном этом предположении у меня скулы сводило от скуки. С Васенькой я регулярно виделся, Маринка не запрещала и за это ей спасибо. Даже ездил с ним иногда в деревню, к простившему меня деду.
Я понял, что семейная жизнь не для меня. Я волк-одиночка. Оленька долго смеялась над моим предположением.
– Кстати, я в августе выхожу замуж, – добавила девушка.
Меня как будто ударили под дых. Как замуж? Мы никогда не обсуждали с Оленькой её кавалеров, хотя, безусловно, они были. Я всегда считал, что Оленька только моя.
Её личная жизнь, женихи, ухажёры – они существовали в параллельном, иллюзорном мире. Они были бестелесны и безобидны. Она просто не могла выйти замуж за призрака.
И тут я словно прозрел, даже рот открыл от изумления. Я понял, что я всегда любил только Оленьку. И она всегда была рядом. В радости и в горести, что называется. К кому я бежал, как только сошёл с поезда, возвратившись из армии? К ней, к Оленьке, с чемоданом, в форме, весь пропахший казармой.
Кто знал все мои секреты, все движения моей души? К кому я обращался за советом? С кем я хохотал до колик, обсуждая знакомых?
А моя семейная жизнь – это просто какое-то недоразумение. Мои жёны просто статисты на бенефисе Оленьки. Это у неё самая главная роль в моей жизни. Но это просто невозможно, мы же родственники.
– Кто тебе сказал, что вы родственники? – удивилась мама. – Света, Олина мама, близкая подруга внучки тёти Вари.
– Какая дочка? Какая тётка? – у меня голова пошла кругом.
– А чего это ты взялся узнавать семейное древо? – заинтересовалась мама.
Выяснилось, что тётка Варвара из нашей деревни однажды пригласила в гости городскую девочку Свету, близкую подругу своей внучки. Света пошла с девчонками на речку и там начала тонуть. А моя мама её спасла. Активистка и пионерка Светлана клятвенно пообещала, когда вырастет, взять спасительницу крёстной своему ребёнку. Вот такая дальновидная девочка.
Я возмутился, что никто не составил труда поведать мне такую красивую семейную легенду.
– Тебе никогда не было дела до других, ты, сынок, интересовался исключительно своей персоной, – поджала мама губы.
Я простонал:
– Если бы я знал, если бы я только знал, что нет никакого родства.
Оленька вышла замуж, я не стал омрачать её счастье своими откровениями. Я только думал о том, что если весь мир театр, как предположил кто-то из великих, то почему нам заранее не раздадут тексты.
Нет у человека на руках сценария, диалогов, монологов, не шепчет надрывно суфлёр из будки, если вдруг сбиваешься с текста, не делает знаки режиссёр. Живёшь, как слепой, и не знаешь, куда тебя выведет следующая мизансцена, и главное, конец пьесы тебе неизвестен.
Фото: pixabay.com
