Алексей Р.
Ласковое солнце пробивалось сквозь молодую листву, исчертив парту светлыми линиями. По календарю шла только третья неделя апреля, а на улице уже вовсю цвёл май. Погода манила бросить никому не нужную школу и пойти на природу, вдохнуть тепло близкого лета полной грудью. Ни о какой учёбе в конце 11-го класса уже не думалось.
В прочем, на уроках русского и литературы думать об учёбе не хотелось в принципе. Как и посещать оба этих предмета.
– Юля, собери листочки.
Первая отличница класса покорно встала с места. Сама же учительница даже не подняла от рабочего стола глаз. Я невольно скривился, но тут же сделал равнодушное лицо. Стоило Юльке подойти, отдал ей пустой листок и отвернулся обратно к окну. Выполнять очередное дурацкое задание не было никакого желания, а смысл? От моих жалких потуг ничего не изменится.
– Рябков у нас вновь отличился, вы только поглядите, – на этот раз, добравшись до моей работы, Людмила Александровна подняла взгляд. Карие, почти чёрные глаза под толстенными линзами очков смотрели на меня в упор, неотрывно. Если бы можно было убивать взглядом, я был бы трупом.
– Как Вы собираетесь сдавать экзамены, молодой человек? – её стальной, ледяной голос чётко произносил каждое слово. В классе, несмотря на жару, стало прохладно. – Раз вы ни на что не способны, а легчайшее сочинение вызывает у вас сложности, то вам не стоило оставаться после девятого класса.
Сколько раз на протяжении двух лет эта женщина корила меня за мой выбор – не сосчитать. В девятом классе всё было хорошо: экзамен по русскому показал весьма твёрдый средний результат, а литературу я уважал, но делал это издали. В десятом Людмила Александровна развела бурную деятельность по вытравливанию неугодных: намеренное занижение оценок, ежедневный «вызов на ковёр», то бишь к доске, регулярные контрольные для проверки уровня наших знаний… И всё это густо приправлено её собственными, претендующими на истину в последней инстанции, комментариями.
Критерий выбора был всего один: успеваемость. И я, находящийся на границе тройки и четверки, попал под раздачу чуть ли не первым. Для меня навсегда останется загадкой, с какой целью русичка напирала с русским и литературой на тех, кто выбрал другие экзамены. Я ещё с младших классов нашёл себя в обществознании и сворачивать с намеченного пути не собирался. Тем более по прихоти старой, стервозной…
– Вы, Алексей, всё ещё можете покинуть нас и уйти в ПТУ, к людям своего уровня, – продолжала Александровна надменно, всё так же не отводя глаз.
Весь остальной класс молчал, каждый не хотел попасть под горячую руку раньше времени. Я отвернулся, сглотнув ком в горле.
– Там вам не придётся демонстрировать высокие знания, в слесарях и сантехниках всегда есть потребность. А адвокатуру, которую вы себе выдумали, вы не потянете – я говорила вам это много раз. Не для такого человека, как Вы, эта профессия.
После окончания урока из кабинета я вышел одним из первых. Пусть учительница вещала эти речи не впервые, пусть я понимал, что она неправа и сильно субъективна, пусть знал, что её мозгом уже давно управлял старческий маразм… При внешнем равнодушии сердце болело, как при тахикардии, которую мне довелось переносить пару-тройку раз. Постучав себя по груди, я лишь скривился от новой волны боли и поспешно полез в рюкзак за валидолом.
Давно, очень давно следовало привыкнуть, но у меня не получалось. Каждый урок русского или литературы был подобен хождению босиком по стеклу – и каждый раз как первый. Я с нетерпением считал дни до окончания учёбы: быстрее вышло бы уйти на домашнее обучение, нежели научиться не принимать всё близко к сердцу.
Спустя восемь лет, стоя на остановке общественного транспорта очень ранним утром, я сонно размышлял о причудливых поворотах судьбы. Середина зимы радовала на редкость холодной погодой – и моя машина решила сломаться именно тогда, когда отметка на термометре пробила дно. Где-то на горизонте только-только занимался рассвет, и погода была на удивление ясной, что означать могло лишь грядущую холодрыгу.
Я поёжился, кутаясь носом в мягкий шарф, подаренный супругой – нынче без него из дома выходить чревато. Улица в столь ранний час была безлюдна, лишь незнакомый мужчина, остановившись неподалёку, вместе со мной ждал первый за этот день транспорт.
– Лёша, не ты ли случаем?
Погрузившись в бытовые размышления слишком глубоко, я не заметил, как незнакомец шагнул ближе, заглядывая мне в лицо. С удивлением вглядевшись в ответ, я узнал в нём Сашу, бывшего одноклассника. Губы самопроизвольно вытянулись в искренней улыбке: этот парень нередко меня выручал в школьные годы, на выпускном мы расстались хорошими приятелями.
– Саша?! – воскликнул я, с воодушевлением пожав протянутую мне руку, – Сто лет не виделись! Как жизнь? На Ольке не женился?
– Женился, да что-то не пошло, развелись пару лет назад, – пожал плечами Сашок. – Ты главную новость-то слыхал?
– Смотря что называешь главной, – ухмыльнулся я, – В последнее время на работе пропадаю днями, как-то всё мимо проходит.
– Александровна твоя любимая померла.
В груди что-то кольнуло и улыбка вмиг померкла. За несколько секунд я перенёсся на восемь лет назад, к событиям, которые почти смогли перекроить мой жизненный путь. Упорству нашей бывшей учительницы могли позавидовать самые стойкие люди – к каждому, кто ей не нравился, она подбирала особый метод «влияния»: кому-то без конца припоминала родителей, которые также учились у неё; кого-то уверяла, что у него ничего не выйдет, разбирая качества его личности и поясняя, почему они никчемны. Мою мечту стать адвокатом, которую я по неосторожности однажды высказал вслух, и вовсе раскатала катком.
– Ты знал, что у неё был сын? – продолжал Саша, внимательно глядя на меня. – Ну, сыночка-корзиночка, буквально. Нариком был. Ему под сорок, а всё с матерью жил. Сначала действительно работал, деньги в дом приносил, а потом по кривой дорожке пошёл и загремел в компашку таких же нариков, там и пропал. Все деньги на это самое спускал, потом совсем крышу сорвало, стал у матери их требовать. Вот в одном из припадочных состояний и убил её, руками задушил. Ей же уже под 70 было – куда там против здорового мужика пытаться выстоять.
С минуту я переваривал информацию. Саша продолжал меня разглядывать, с пониманием не торопясь разрывать тишину.
– Как же… иронично, – наконец выдавил я и рассмеялся. Смех вырвался сам собой, нервный, нерадостный...
За восемь лет обида перестала душить меня, я добился того, чего хотел добиться по окончании учёбы. Адвокатской карьере положено успешное начало, имею средний заработок, женат на прекрасной красивой женщине, ждущей от меня ребёнка!
На горизонте показался автобус. Звук натужной работы мотора вывел из задумчивости: мы, не сговариваясь, одновременно шагнули к краю остановки.
Как странно, что учительница, так уверенно предсказывающая будущее учеников, не предсказала собственного. И как хорошо, что предсказания её – лишь плод больного, злобного и язвительного разума.
Записала Алина Гунич.
Фото: freepik.com
