Олеся К.
Я начинающая дачница и суровые законы выживания на шести сотках только постигаю. Прошлым летом вместе с семьёй дочери и котом Муром я приехала на недавно приобретённую дачу.
Д очь и зять каждый день ездили на работу, внуки Макар и Полина девяти и десяти лет отроду быстро обрели себе друзей из числа разновозрастной детворы и пропадали целый день на улице. Я была этому только рада, не всё же в кнопки гаджетов тыкать.
Кот Мур, ошалевший от свободы, первый день просидел под домом, на вторые сутки решился выйти на участок и тут же был обсмеян бойкими сороками. Больше всего их веселил его пушистый хвост. Смутившись и поджав уши, он взлетел на чердак и притаился там ещё на сутки.
Я осталась наедине с дачной жизнью. Я наивно полагала, что быт на даче – это отдых.
Я же помню, как ездила к подруге за город: валялась на берегу речки, жарилась на солнышке, читала книги, спала в обед. Но наши дачные соседи твёрдо стояли на своём: шесть соток созданы для работы.
Я до переезда на дачу рисовала в своём воображении, как на рассвете бреду по утренней росе, подставляя чакры солнцу, нежусь в гамаке «под лаской плюшевого пледа», а потом неспешно пью чай обязательно за круглым столом, накрытым хрустящей накрахмаленной скатертью. Думала, что в наше время и остальные дачники именно так проводят свой досуг. Сейчас же нет необходимости выращивать картошку самому, засаживая весь участок. Но мои соседи, не разгибая спины, пололи грядки.
Я про себя цитировала Чехова: «Ни пахать, ни сеять, а только жить в свое удовольствие, жить только для того, чтобы дышать чистым воздухом».
Соседи в ответ могли бы весь день перечислять пословицы и афоризмы о труде, но им было некогда этим заниматься.
«Леонид Андреевич, будьте так великодушны, передайте шаль, становится прохладно. Пётр Иванович, голубчик, подогрейте самовар, ещё будут гости. Господа, господа, давайте играть в буриме», – представляла я вечерний дачный досуг, находясь в городской квартире.
Много чего ещё грезилось мне в предвкушении летнего отдыха. Дачные балы, домашние спектакли, шарады, пикники, румяная молочница с крынками свежих сливок, катание на лодках, белые платья, кружевные зонтики и прочие вещи из давно ушедшей и такой милой эпохи.
Не то чтобы я была настолько наивна, но мне так хотелось хоть ненадолго погрузиться в атмосферу жаркого, беззаботного, сладко-тягучего лета со вкусом вишнёвого варенья и земляничного чая. Где нет сведений о катастрофах, смерчах, эпидемиях, наводнениях и промышленном индексе Доу-Джонса, и где время, вопреки законам физики, застыло на отметке 1900.
– Эх, золотое было время, – думала я, с досадой поглядывая на соседний участок, где энергичная Ирина Константиновна боролась с сорняками, в буквальном смысле не щадя живота своего. Поэтому вся полоска кожи между короткой майкой и сползшими спортивными штанами бедной женщины была исколота и изранена погибающим, но не сдающимся зелёным врагом.
Ирина Константиновна была из аборигенов, и проводить время на даче, предаваясь неге и безмятежности, казалось ей верхом неприличия. Женщина упорно именовала дачу фазендой, а дачников – фазендовцами.
– Просто смесь совдеповщины и бразильского карнавала, – услышав это название в первый раз, я даже фыркнула. Мне больше нравилось слово «усадьба». Такое прочное, домовитое и немного изысканное.
Я с надеждой посматривала в сторону соседей, но они с маниакальным упорством ползали на коленях по земле, словно в безмолвном ритуале умоляя бога плодородия вознаградить их за старания.
– Хватит убивать время на грядках. Так и лето пройдёт, а мы его и не увидим, – закинула я удочку.
– Купаться я не хочу, загорать тоже, – сухо отозвалась Ирина Константиновна, бросая на меня строгий взгляд. – Бродить по окрестностям, восторгаясь природой, и вовсе не намерена.
Борьба с сорняками входила в решающую стадию, Ирина Константиновна была уверена в своей скорой победе над ними, и перспектива покинуть поле боя в такой знаменательный момент её не прельщала.
– Давайте хотя бы устроим костюмированную вечеринку, – робко предложила я. И быстро затараторила: – У нас всё будет, как в старинных усадьбах. Дамы в длинных платьях, со сложными причёсками, в шляпах с широкими полями, мужчины в белых рубашках со стоячим воротником и накрахмаленными манжетами…
Соседка смотрела на меня, прикидывая, вызвать мне неотложку или можно обойтись своими силами; может быть, кто-нибудь из соседей знает, как обращаться с тихо помешанными.
Высказать мне своё мнение о моём предложении она не успела: из ближайшей калитки деловито вышел Семён Михайлович в клетчатых трусах до колен, резиновых сапогах и ковбойской соломенной шляпе. Михалыч поспешно направился в противоположную от женщин сторону, глубокомысленно размахивая руками и закидывая аргументами невидимого собеседника.
Ирина Константиновна мстительно фыркнула, а я поняла, что сделать из фазендовцев настоящих чеховских дачников будет непросто.
Я решила никого не неволить и пробовать устроить свой тихий, неспешный дачный досуг сама. Я достала муку, молоко, продукты для начинки и занялась пирогами. Надо же было опробовать новую духовку, специально приобретённую для жизни на природе.
Хлебобулочные изделия получились знатные – румяные, пышные, со всевозможными начинками.
– А чем это у вас так вкусно пахнет, Олеся Ивановна? – заинтересованно спросила Ирина Константиновна, оторвавшись, наконец, от грядок и возвышаясь над изгородью.
– А это я пирогов напекла, – объяснила я, понимая, что рыбка попалась на крючок. – Заходите, попробуйте.
– Неудобно как-то, – замялась соседка. – Я, чтобы не было так неловко, позову ещё племянника и Михалыча. И Ольгу Петровну из 118-й дачи. Пирогов-то у вас хватит?
– Зовите ещё Юру с Леной из 120-й, – засмеялась я. – На всех хватит!
Дачник Юра извинился за острую нехватку в его гардеробе смокинга, бабочки и трости. Он слышал наш разговор о дачном косплее.
Племянник соседки Костя объяснил, что сначала ему надо поймать злостного крота, изрывшего весь участок тётки. А потом он с подтяжками, моноклем и платочком в верхнем кармане сюртука готов пить чай у самовара.
Ирина Константиновна разрешила молодому родственнику прервать охоту за кротом ради чаепития. Самое младшее поколение участвовать в посиделках отказалось: прихватив пакет с пирожками, внуки помчались с друзьями за новыми приключениями.
Из моих грёз сбылось немногое. Накрахмалить скатерть я не успела, и на стол была водружена клеёнка. Из дам в шляпе была только Ольга Петровна, и то, мне кажется, она позаимствовала головной убор у пугала, красовавшегося на её огороде. Но пугало было совсем не страшное, а очень даже симпатичное и кокетливо разодетое. Гламурное пугало, да и шляпка приятная, аппетита не портила.
Разговоры за столом крутились вокруг дачных дел, урожаев и заготовок. Несмотря на то, что я была совершенно не в теме, мне удалось вставить пару фраз о помидорах, которые солила в бочке моя бабушка. Таких вкусных я больше ни у кого не ела.
Костя разглагольствовал о вреде кротов. Описывал способы их поимки и уничтожения. С его слов выходило, что таких кровожадных и вредных животных, как кроты, ещё поискать. Просто прохода от них нет, с их исчезновением жизнь человечества значительно улучшится, надо только всем миром на них навалиться.
Кот Мур, заинтересовавшись обществом, решил спуститься с чердака, послушать разговоры. Зная, что его огромный пушистый хвост всегда становится предметом восхищения (вредные сороки не в счёт), он спустился с чердака, прошёлся по двору. Но люди были заняты пирогами, и никто на него внимания не обратил.
Костя вначале сделал стойку, – не крот ли безнаказанно шляется по участку? – но расслабился, уразумев, что это всего-навсего кот, к которому у него пока нет претензий.
Мур, увлечённо рассматривая пруд, не забывал пушить хвост – вдруг всё-таки заметят. Потом решил перебраться на другую сторону маленького водоёмчика. Видимо, ему пришло в голову, что в компании с кустом розовых пионов его серо-дымчатый хвост будет смотреться ещё эффектнее.
Он прыгнул на островок зелени посреди прудика и, пойдя ко дну, понял, что это всего-навсего обманка, кусок резины, вообразившей себя листком лотоса. Хвост после извлечения кота из пруда потерял свою былую неотразимость, и удручённый кот отправился в реабилитационный центр на чердак.
Вечер для всех, кроме Мура, прошёл приятно и непринуждённо. А утром дачники поняли, что их ограбили.
С начала Михалыч заметил, что пропал молоток, но поначалу списал на свою забывчивость, а потом обнаружил, что и топора в хозяйстве не наблюдается.
– Топор я оставил в сарае, точно помню. Вчера днём он ещё там был, а сегодня тю-тю. Не хочется думать, что у нас появились воры, – жаловался Ольге Петровне пострадавший.
У самой же Ольги Петровны испарился чайный сервиз.
– Этот чайный набор чего только не пережил, – жаловалась она соседям. – Его моей бабушке при выходе на пенсию подарила заведующая по фамилии Чашечкина. Бабушкин подарок перестройку пережил, а дачный сезон его надломил. Не надо мне было его сюда привозить.
В 120-й даче у Лены с Юрой пропали доски, сваленные за домом. У Ирины Константиновны исчезли занавески, отделявшие крыльцо от кухоньки.
– Прямо вместе с крючками упёрли, – возмущалась она.
– Некогда им крючки было снимать, Ирочка, – усмехнулась Ольга Петровна.
– Это наверняка крот, – с видом знатока привычек представителя отряда насекомоядных заявил Костя. – Это он, гад, мне так мстит. Схватил своими лапищами тёткину штору и уволок к себе в нору.
– Трусов семейных теперь себе нашьёт, – пробормотала Ольга Петровна. – Совсем у тебя крыша с этим кротом поехала, везде кроты мерещатся.
– Я чувствую свою вину, – пробормотала я. – Не надо мне было заставлять вас участвовать в вечеринке. Пока каждый был на своём участке, было гораздо спокойнее.
Моя сентенция прозвучала двусмысленно. Лучше, мол, сидите дома, не стоит вам в люди выходить.
– Может, это чёрные риэлторы начали свою охоту за участками? – предположила Лена. – А что? Место здесь отличное. Огромный живописный пруд, рядом остановка, магазин, до города рукой подать, газ, свет, вода – всё есть. Выживают нас потихоньку, сначала по мелочи воруют, а потом люди пропадать начнут. Два-три дачника испарятся, а другие сами свои дачи побросают и всё. И построят себе город-сад для богатых, с деревьями, на которых золотые монеты растут.
– У тебя воображение, как у Агаты Кристи, – восхитился Юра. – Надо бы твои способности монетизировать.
– Ах, не обольщайтесь, молодой человек, – махнула рукой Ирина Константиновна. – У писательницы весь доход уходил на налоги.
– А надо было грамотно договор составлять, – вступил в диалог Михалыч. И соседи, рассуждая о том, как лучше запатентовать свои права на интеллектуальную собственность, если уж с материальной они оплошали, удалились.
Хозяйственные потери были невелики, поэтому к обеду все разговоры о краже прекратились. Дачники приступили к обычным своим обязанностям.
Снова припали к земле, роя её с неутомимым усердием, – куда там Костикову кроту.
Костя придумал новый план: раздобыв старую ванну, собирался её закопать и, наполнив водой, устроить ловушку для крота.
– Капканы на него я уже ставил, – вытирая пот со лба, объяснял Костя. – Не помогло. Попробую заманить его в водный бассейн. Если не утонет, я ему помогу, я ему устрою!
– Ты его на Дюймовочку лови, – улыбаясь, посоветовал Михалыч. – Кроты – они очень к Дюймовочкам чувствительны.
О том, что за воровская мафия орудует в нашем проезде, я узнала ближе к вечеру. Я решила прогуляться по окрестностям и дошла до высокого холма, поросшего зеленью. Сюда редко кто заходил, домов здесь не построили, на гору забраться возможности не было из-за деревьев, стоявших вплотную друг к другу.
– Давай сюда её прикладывай. Да не так, боком её давай, боком, – услышала я знакомый голос, и тут же ему вторил другой, не менее любимый:
– Ты тут не командуй, тоже мне архитектор.
Я отодвинула ветки и увидела небольшое сооружение из досок, похожее на вигвам индейца-невротика. Возле него суетились мои внуки Макар и Полина, а также их новые друзья Славик и Милочка. Первый был внуком Ольги Петровны, вторая – внучкой Михалыча.
И ещё пара незнакомых ребят, видимо, с другого проезда, были вовлечены в игру. Рядом с кривым шалашом находился топор и коробка с посудой, среди которой я узрела пропавшие чашки.
Когда имущество раздали потерпевшим, которых оказалось больше, чем вначале предполагалось, воришки были подвергнуты всеобщему остракизму. Макар, Полина и примкнувшие к ним Славик с Милой стояли, понурив головы, перед своими рассерженными бабушками и дедушкой. В отличие от разгневанных женщин, дедушка пытался скрыть улыбку и сделать рассерженный вид. Дети твердили, что просто хотели иметь своё тайное убежище.
– Мы бы потом всё отдали, честное слово, – бубнил Макар. – Просто бы попользовались. Мы ничего не испортили, даже доски не распилили, так всё приладили.
Кот Мур, ещё не отошедший от всех дачных неурядиц, был мрачен и непримирим к расхитителям чужой собственности. Он злорадно молчал и метал уничижительные взгляды в сторону детей. «Да я никогда в жизни чужой сосиски не взял, – горестно думал кот. – А эти вон что творят, и ничего. Сороки над ними не насмехаются, банки им в голову не летят».
– Вы хоть понимаете, что это воровство? – Ольга Петровна нервно тёрла виски. – За это могут посадить.
– Так мы же у своих брали, – удивлялся Славик. – Ты сама говорила: «Соседи мне как родные».
– И давай ограбим их по-родственному. Так что ли? – возмутилась его бабушка.
– Мил, топор – он же не игрушка, – пожурил Михалыч свою внучку, которую обожал до безумия, а она вертела дедом, как хотела.
Решено было наказать детей общественно-полезными работами на дачных участках. Кот Мур сидел на крыльце и удовлетворённо взирал на детей, подметающих плитку возле домика.
Я всё не могла успокоиться и прогуливалась по проезду, погружённая в самые пессимистичные мысли. Какую ошибку мы допустили в воспитании, что внуки перестали различать, где своё, где чужое?
Может, не надо было отступать от дедовских методов воспитания и применять розги и ремень? Какие талантливые люди потом выросли из детей, которых лупили в воспитательных целях! Тургенев, Чехов, Салтыков-Щедрин, Врубель, Цвейг, Паганини...
К слову сказать, они потом всю жизнь не могли простить родителей, но зато какую одухотворённость их творчеству придали детские переживания!
Минут через 15 я всё же решила, что не стоит воздействовать на внуков столь радикальными способами. Возможно, если бы не порка, произведения гениев были бы куда оптимистичнее.
Утром над дачами разнёсся победный вопль Константина:
– Поймал!
Я, задремавшая только под утро, вскочила с кровати. Надо предотвратить убийство! Как всякий нормальный человек, я чувствую связь с каждым человеком, животным, растением и бесконечным космосом.
Приближавшаяся казнь несчастного крота тяготила моё и так измученное несправедливостью мира сердце.
На участке Ирины Константиновны я встретила растерянного Костю.
– Он такой маленький, – растроганно произнёс студент. – Представляете, он в ванну упал, барахтается там, крошечный, слепой, беспомощный.
– И ты его….– я побоялась произнести фразу до конца.
– Я его выловил и на ничейный участок оттащил, пусть там роет, если хочет.
Я с облегчением вздохнула. Спокойная дачная жизнь продолжалась. Будут еще разговоры за столом, пироги, овощи-фрукты с огорода... Кстати, насчёт последних: Ольга Петровна уговорила меня устроить грядки с зеленью и кабачками.
Теперь у меня появилась обязанность полоть и поливать, и я нисколько ею не тяготилась. А на следующий год я пообещала взять у Михалыча рассаду огурцов и помидоров.
– Много не дам, – предупредил он. – Так кустиков по двадцать того и того. Надо же с чего-то начать.
Фото: freepik.com
