«Мы жили в страшном ужасе»
— Нина Гавриловна, когда началась война, Вам было 11 лет. Помните тот день?
- О войне объявили по рупору, который висел на столбе, на всю деревню. Тут, конечно, началось смятение. Все кричали, плакали. Мужчин вскоре никого не осталось. Тех, кому исполнилось восемнадцать, взяли в армию сразу. Потом ушли подростки, которым шестнадцать, многие добровольцами. А вернулись далеко не все, больше половины погибли.
— Вскоре в вашу деревню вошли немцы.
- Помню, тишина была. Мы, три сестры, сидели на печке. А потом в деревне все попрятались. Два года мы прожили с немцами. Первую зиму безвылазно провели в нашем погребе. Три семьи там отсиживались. Выйдем, снегу наберем, чтобы растопить, и назад.
— А питались чем?
- Тем, что было заготовлено впрок. И потом, перед приходом немцев раздали колхозные запасы: горох, злаки, картошку, свеклу. Свекла была белая, сладкая, мы ее сырую ели. Весной, когда только вылез щавель на пригорках, мы выбирали эти щавелиночки и наедались. Картошку выбирали — ее по осени из-за войны не успели убрать. Доставали из земли эти мороженые картофелины, разминали руками, они как вареные, и ели. Как же было сытно и здорово!
— Военные действия у вас проходили?
- Мы же находились почти на передовой Орловско-Курской дуги. Когда было контрнаступление, мы в подвале сидели месяца два. Деревня из рук в руки переходила. Сначала немцы идут, везут на санях раненых. Через час уже наши. Население мирное не трогал никто — ни немцы, ни наши. Мы только иногда выглядывали из подвалов, смотрели, что происходит.
— Страшно было?
- Мы в страшном ужасе жили. Чужих раненых, которые лежали, или заколют, или пристрелят. Помню, один дедуля наш упал, немец его штыком проколол и дальше пошел. И когда наши гнали немцев, тоже было страшно. Один наш солдат на моих глазах перевернул раненого немца и штыком в спину его добил. А штыки в ружьях огромные были — с полметра, наверное.
Летом, когда началось наступление, мы в речку все попрыгали, там прятались. Мы-то, мои сестры и мама, плавать умели, а многие — нет. Соседка, тетя Марфуша, за кусты держится рядом с берегом, а плавать не может. Помню, я помогала лозинки наклонять, чтобы женщины за них хватались и не утонули. Много страшных моментов…
А потом, когда наступление развивалось, нас отправили подальше — в Тульскую область, Арсеньевский район. Подогнали военные машины и погрузили в кузов. Меня, помню, какой-то взрослый за руки за ноги забросил, как товар какой. Полная машина набирается и отходит. За ней следующая, чтобы население везти.
— А вернулись когда?
- Через несколько месяцев, когда кончились бои. Все поля были усеяны трупами, их еще не успели убрать. И немецкие, и русские солдаты лежали все рядом. Мы ведь уезжали летом почти голяком, а впереди зима. Надо во что-то одеваться. И мы снимали все с мертвых солдат — ботинки, сапоги, шинели, в этом и ходили. Я в таких ботинках ходила потом в школу. У меня ножка маленькая, я их привязывала к ногам обмотками. Тепло, хорошо — не соскакивают. А еще обмотки, это уже с наших — немцы в сапогах были, годились на то, чтобы шить из них чулки. Так же у солдат нашли иголки, нитки и шили. В таких чулках все в деревне ходили.
В школе писали свекольным соком
— День Победы помните? Говорят, объявили об этом уже глубокой ночью.
- Мы в деревне узнали только утром, 9 мая. Опять же по радио. До нашей глубинки не сразу дошло.
— Мирная жизнь уже как-то налаживалась?
- Я ходила в школу. В нашей деревне, правда, ее не было. Двух учительниц в начальную школу прислали в соседнюю деревню, за пять километров. Как могли починили парты, сами забили гвоздики. Они хоть и слегка качались, но сидеть можно. Свеколку красную натрем, ею и писали. А бумагу брали из артиллерийских гильз. Раздирали их, а внутри картонка. Вот из них делали тетради. Гильзы эти очень нас выручали.
Помню, комплект учебников для пятого и шестого класса мне прислал дядя из Курска, он работал заведующим облоно. Какое же ему спасибо было! По этим комплектам все учились. Учительница прочитает, мы запишем.
— Это семилетняя у вас была школа?
- Семилетняя. А средняя — за десять километров, там еще несколько деревень объединялись, но я в нее не попала. Однажды пришла из школы, щеки совсем не чувствовала. Мама говорит: дочечка, ты вся обмороженная. А у нас и дров-то не было в Орловской области. В печку пучок соломки принесла, как могла протопила. На щеках кружочки были приличные. Потом болели, потом заскорлупленные оставались. А как они выровнялись, не помню. Мама плакала, не пускала меня в школу. Но я очень хотела учиться. Из нашей деревни-то мало кто ходил — я и еще два малых.
— Окончили семилетку, и что дальше?
- Уехала в 1949 году к старшей сестре на Урал, в город Молотов — сейчас это Пермь. Она вышла замуж, и туда направили ее мужа. Можно сказать, поехала в никуда. Я же девочка из глухой деревни. Ни трамваев, ни троллейбусов никогда не видела. Помню, на мне были тапочки, которые я сшила из солдатской шинели, курточка из гимнастерки. Из маминого сарафана, а раньше такие сарафаны были, что можно было два детских платья сшить, из оборочек сделала себе юбку. Как сейчас модно — из полосочек, а я это сделала без всякой моды. Иду по Молотову, купила себе булочку, маргарина, тогда что такое масло, я не знала, села на берегу Камы и ем эту булочку.
— Куда пошли учиться?
- Молотов был студенческим городом — двадцать два учебных заведения. Зашла в пчеловодство, мне говорят: оставайтесь. Нет, не осталась. Пошла дальше. Сдала экзамены в авиационный техникум — математику на три, русский, сочинение написала на пять. Но и там не осталась, пошла дальше. Поступила в учительский.
Выживать было трудно. Четыре года сдавала кровь — по 400 граммов каждые шесть недель. За кровь сколько-то получала, не помню точно, но мне хватало. Стипендия 200 рублей. Один семестр училась без стипендии, и мы с девчонками ходили разгружать баржи на Каме. Получали по восемь рублей за это. А еще вязала чулки, шапки спортивные. Кто даст денег, кто нет, я без денег вязала. В столовую приходим — сначала наедимся хлеба с горчицей, он был бесплатно, лежал на столе, потом супчик и что-нибудь на второе.
С детства заводила
— Как оказались в Туле?
- Отработала год в Нижнекамске, а потом дали направление в Тульское облоно. Меня направили работать в Богородицк. Потом перевели в Барсуки Ленинского района, где осталась на два года. Потом уже вышла замуж, и муж не разрешил мне ездить так далеко. В Туле сначала дали место в 29-й школе, потом перевели в среднюю № 52 на Октябрьской. Оттуда я и ушла на пенсию.
— С мужем как познакомились?
- Мой муж, Василь Василич, часовых дел мастер, пожалуй, один из лучших был в Туле. Зарабатывал деньги очень хорошие. Я носила ему часы чинить. Сестра когда-то подарила мне швейцарские золотые часы, оставшиеся от мужа. Я корпус сдала, нужны были деньги на учебу, а механизм у меня остался.
— Вы очень хорошо выглядите. Еще и балкон у Вас открыт, не боитесь сквозняков? Поделитесь секретами. Диету соблюдаете?
- Ну какая диета! В детстве сиротство, потом война. Я никогда и сытой не была, мясного вообще не видели. Один раз только, еще до войны, к нам забежал в огород заяц, и я этого зайца поймала в корзину. Когда брала его на руки, он меня всю изодрал. Мы его выкормили, сосед нам потом зарезал этого зайца, вот это мясо мы ели. Такое было мое детство.
— А преподавали Вы всегда физкультуру?
- Я же с детства была заводилой. Еще снег лежит, проталины только появились, а мы из шерсти накатаем мячик и бегаем босиком, играем в лапту. Старшие сестры у меня не такие бойкие, так что я в себя. Между прочим, девушкой я была полная, весила 64 кг. Но все время занималась физкультурой. Сейчас уже только утром делаю гимнастику, обязательно выполняю какие-то движения, потом занимаюсь своими делами дальше. Форму терять не хочу.
