Родился Митя Прокудин в крестьянской семье, в которой вместе с ним было шестеро детей, в деревне Упская Гать Сергиевской волости. Мальчуганом рос серьёзным, в обиду себя не давал и, если видел, что кого-то зря обижают, немедленно вступался. Мог и накостылять как следует. Рассказывают, что в его присутствии как-то взрослый пацан обидел малыша. Митя вступился. Силы были неравны — Митя уступал и комплекцией, и возрастом. Но, к удивлению всех, он так врезал старшему, что тот расплакался и был публично посрамлён. После этого случая в Мите признали вожака.
Первым толчком, пробудившим интерес к политике, по его словам, стал арест первого рабочего кружка в 1897 году. Прокудину в тот год исполнилось 12 лет.
В конце 1898-го он познакомился с впоследствии одним из самых заметных в Туле социал-демократом Василием Кисловым.
Василий Кислов
А в 1900 г. поступил в воскресную ремесленную школу. Именно в тот год и началась его активная революционная деятельность.
В доме Василия Кислова на ул. Алексинской (ныне М. Горького), где находилась подпольная типография, неоднократно бывал и Прокудин
Уже при советской власти его как-то спросили, в каких политических массовках он участвовал. Прокудин усмехнулся:
- Их не подсчитать, не меньше сотни. С тех пор, как вошёл в политический кружок и до пятого года был на всех организуемых массовках. Независимо от того, какими политическими партиями они были организованы. И после подобных массовок я настолько был распропагандирован, что всем своим существом возненавидел самодержавие и весь капиталистический строй.
Дома у Прокудиных дела шли невесело. Отец пил, тащил из дома всё, что можно было пропить. Мите от отца сильно доставалось. В конце концов Митя вышвырнул отца вон из дома, строго приказав матери больше на порог его не пускать. Пьяница-отец долгое время жил в сарае у дома, потом от обиды пошёл в полицию и заявил на сына: дескать, тот занимается экспроприациями.
Знаменитый на всю Тулу пристав Лавров, державший в кулаке всё Чулково, слова забулдыги принял к сведению, но пока без последствий. Однако Митя после этого почувствовал за собой слежку и старался поменьше бывать в доме на Логачёвской (современная ул. Степанова), который снимала семья. С отцом они тоже каким-то образом помирились, и тот вернулся в дом.
Впрочем, стучал на Прокудина не только родной отец. Однажды на оружейный завод, в механическую мастерскую № 2, где он трудился, нагрянули с обыском. Жандармы перерыли все ящики, где хранились его инструмент и спецовка, и наконец обнаружили потайное место, где была нелегальная литература. Прокудина, руки за спину, повели по цеху в участок. А он оттолкнул конвойных, прыгнул в окошко и был таков. Поступок, вполне достойный Григория Ивановича Котовского. На работу в завод больше не являлся, так началась подпольная жизнь.
В этот трудный период, когда приходилось скрываться, он занялся ещё более лихим делом, нежели политика, — экспроприациями.
- Деньги нужно брать у жидов, у них много, — обмолвился он как-то. И рассказал, как он с товарищами пришёл брать деньги у жида, «и тот испугался и дрожал, как осенний лист».
Эпизодов набралось у него предостаточно. И тех, про которые полиция узнала, и тех, о которых жертвы промолчали. Искали Прокудина старательно. А он не слишком-то и прятался! И даже согласился сыграть роль в спектакле театра Томского, который работал в Народном доме (сейчас — ТЮЗ).
Теперь в этом здании на ул. Коминтерна — ТЮЗ, ранее здесь был Народный дом, в котором располагался театр Томского. Здесь Прокудин реализовывался как актёр и мастерски уходил от слежки!
К театру его натура тянулась с детства. Рассказывают, что Прокудин умел гримироваться так, что мать родная не узнает, и даже менять голос. И вот как-то за кулисы нагрянула полиция.
- Ты Прокудин? — спрашивает пристав Лавров вышедшего из гримёрки Прокудина.
- Что вы! Он только что вошёл в комнату статистов.
И пока Лавров с компанией искал мнимого Прокудина, настоящий опять удрал. Тогда полиция решила действовать хитрее, Прокудин ведь далеко не сбежал, всё равно по-прежнему отирался рядом с театром. И вот однажды во время чаепития пришёл почтальон.
- Нет ли здесь господ Прокудина и Александрова? — поинтересовался он.
- Я здесь, — отозвался Прокудин.
И получил повестку на перевод 60 рублей от своего хорошего друга Теплова. А когда пришёл получать деньги, в почтово-телеграфной конторе попал в засаду.
Почтово-телеграфная контора (ул. Дзержинского). Именно там устроили засаду на Прокудина и задержали его
Прокудин пытался отстреливаться, даже ранил кого-то из нападавших, но силы были неравны.
Судили его в губернском суде на Киевской улице при закрытых дверях. Из родственников в зале были только мать Феодосия Васильевна и сестра Настя. Военный суд приговорил Прокудина к повешению. После чего ему дали три дня на то, чтобы подать ходатайство, и за эти три дня подельники на воле успели организовать ему побег. По словам сестры, мать даже умудрилась при личном свидании передать Прокудину револьвер.
Замысел был таков. К стенам тюрьмы должны были подойти две девушки. Солдаты, сидевшие на четвёртом этаже, из окна должны были завязать разговор. Случайных людей от стен положено было отгонять, поэтому это непременно отвлечёт внимание часовых, которые серьёзной угрозы для побега не представляли. «Соберутся, бывало, у бани и лясы точат, с политическими спорят», — вспоминал также сидевший в тульской тюрьме Александр Фролов.
Тульская тюрьма, в которой Прокудин ожидал казни, но не дождался — совершил дерзкий побег!
Как только поступил условный сигнал, Прокудин по спинам товарищей вскарабкался на стену за баней, выходившей в тюремный огород, и был таков.
- Вот это молодец! — говорили потом надзиратели. — Ушёл, и никто не знает, как.
В ту же ночь Прокудин прибежал в земскую управу на Тургеневской к своему другу Сергею Колесникову, трудившемуся здесь слесарем.
Здание земской управы на Тургеневской улице,
где после побега скрывался Прокудин
Колесников потом вспомнинал: «Прибежал Митька и сказал: спрячь меня. Я выкопал яму и забросал её углём». В котельной земства Прокудин прятался с неделю. Ночью приходил к Колесникову, тот его кормил и рассказывал последние новости. Затем беглеца отправили на конспиративную квартиру, где его ждал парикмахер, чтобы помочь сменить облик.
Дальнейшей судьбой Прокудина занялся болевший политикой владелец склада древесины, угля и дров Пётр Журавлёв, который из своего дохода каждый месяц отправлял в тюрьму для политических по 100 рублей. Он договорился с толстовцем из деревни Криволучье Токаревым, что тот даст на некоторое время приют хорошему человеку. Встречать Прокудина с поезда он поехал со своим односельчанином Кожиным, народным учителем, тоже толстовцем.
Прокудину, однако, в деревне Криволучье отсиживаться было скучно — бесшабашная натура брала своё. Среди бела дня мог сесть на поезд и отправиться на свидание с невестой в Тулу. Проезжал при этом всегда полные народу пригородные станции — Ясную Поляну, Хомяково. Или прогуливался по Киевской. Конечно, в его кармане лежал паспорт на фамилию Куликова, но ведь его искали не по паспорту, а по внешнему облику, и искали усердно.
Тем временем спасением Прокудина занялись все политические организации Тулы. Подключились даже сектанты-духоборы и толстовцы. Кожин имел по этому поводу беседу с самим Толстым. Тот посоветовал Прокудину уехать в Америку: там, в Нью-Йорке, живёт некто Попов, который заботится об эмигрантах и может помочь.
Примерно через месяц Журавлёв справил Прокудину новые документы и отправил его в Старую Тарусу Калужской губернии. А оттуда — в Тверскую губернию, где он с полгода работал десятником на лесозаготовках.
Вскоре, однако, в Туле стало известно, что Прокудин отрастил бороду и с паспортом на фамилию Кадушкин скрывается в Тверской губернии в имении Софьи Александровны Бакуниной.
Продолжение следует.
