Только что завершилась очередная реконструкция тульского сквера Коммунаров. Хотя на самом деле мы просто привыкли к нему относиться как к скверу, не задумываюсь о том, что на самом деле это кладбище. Здесь лежат трупы тех, кто устанавливал на тульской земле советскую власть.
Здесь были Маркс и Сталин
Не пугайтесь этого слова – «трупы». Просто во времена, когда кладбище основывалось, оно было вполне обиходным. Это потом его подменили на более корректное понятие «тела». Поначалу это место так и называли — Братское кладбище. Затем оно стало Кладбищем коммунаров, могилой коммунаров, и только потом уже сквером.
Вход на кладбище коммунаров. 1967 год
Если когда-нибудь в Туле займутся сочинением всевозможных легенд, работающих на продвижение тульского бренда, то здешнее местечко как нельзя лучше подойдет для мифов о всевозможных привидениях, встающих из могил 1 мая или 7 ноября. Ведь мало кто из погребенных коммунаров умер собственной смертью, значит хотя бы кого-то из них должны терзать муки совести или желание отомстить оставшимся за свою безвременно прерванную жизнь.
Нынешний сквер – великолепная иллюстрация того, насколько суетен этот мир и как быстро в нем меняются вкусы и пристрастия. Если когда-то, в первые дни, он стоял на окраине города и украшался клумбами в форме пятиконечной звезды, то потом здесь побывал памятник Карлу Марксу, подаренный тулякам свердловскими рабочими и взгроможденный на постамент, предназначавшийся когда-то для памятника императору Александру II (ныне он переехал в Кремлевский садик), затем был памятник вождю народов Сталину Иосифу Виссарионовичу, гипсовый вазон, на время подменивший разжалованного вождя, и, наконец, украсился пилоном, который, собственно, и пришел сейчас в негодность, проделав небольшую дыру в городском бюджете.
До 1953 года памятник К.Марксу стоял в сквере Коммунаров, и лишь потом «переехал» в Кремлевский сад
Однако предположить сейчас, что где-то в земле лежат бренные останки революционеров и просто случайных жертв революции может лишь тот, кто знает наверняка об этом факте. Фамилии на мраморных табличках истерлись настолько, что стали почти неразличимы. С одной стороны можно посетовать городской администрации, что не нашла денег еще и на золотую краску, чтобы увековечить для посетителей сквера места захоронения красногвардейцев, продотрядовцев и прочих любителей пострелять во имя светлого будущего. А с другой удивимся, что у нынешних коммунистов на поддержание исторической памяти своих славных предков тоже руки не доходят. Как и во времена, когда кипел их разум возмущенный, и хотелось схватить за горло первого попавшегося буржуя, денег на позолоту для своих героев опять не накопилось. Вся надежда, что кто-то более зажиточный придет и сделает.
Впрочем, к своим павшим тут исторически относились наплевательски. Даже в разгар советской власти многие из похороненных значились на мраморных табличках одной фамилией, без имени, без дат жизни. Кого-то удостаивали хотя бы инициалов. В общем, как в известной поговорке: умер Максим, ну и фиг с ним. Говорят, в 1967 году, в очередной юбилей революции, была предпринята героическая попытка уточнить, кто и когда тут похоронен и как кого назвали родители. Но очень быстро уточняльщики поняли, что работа эта неблагодарная, да к тому же и безнадежная. А потому оставили все как есть.
Борцы за светлое будущее
Среди тех, кто нашел вечное упокоение в сквере Коммунаров, не только, например, продотрядовцы, но и так называемые члены интернационального отряда – то есть бывшие иностранные военнопленные, волею судеб оказавшиеся в этот момент в России, и многие другие борцы за новую жизнь. Так, например, первого августа 1918 года на кладбище хоронили членов интернационального легиона из числа местных военнопленных — Михаэля Стайнингера, Эмиля Томаса, партизана Ерофьева и некоего красноармейца первой роты первого полка, фамилию которого даже не посчитали нужным упоминать в печати. На траурной церемонии выступающие говорили по-немецки (т. Керш) и по-венгерски (т. Фаркон), провожая в последний путь боевых товарищей, павших в борьбе за русский хлеб. Григорий Каминский пророчески объявил, что эти жертвы не первые и не последние, их будет еще много. «Опыт русской революции научил, какою ценою добываются права на труд и лучшую жизнь трудящихся».
Среди покоящихся в братской могиле коммунаров также Иван Яковлевич Иванов – военный летчик, разбившийся 26 июля 1919 года, находясь в тульском авиационном отряде, а также много других прелюбопытнейших личностей, не все из которых заслуживают такого уж забвения.
Так, например, здесь лежит мученик революции Алексей Жабров, в честь которого названа улица в Туле. Осенью 1919-го года он попал в плен. Однако сумел бежать — из сарая, куда после побоев его бросили в ожидании расстрела, выпустил кто-то из местных жителей. Якобы это сделал старик лет восьмидесяти, у которого такие же беляки зарубили сына или сыновей.
– Беги, пока казара не нагрянула (в смысле казаки), – сказал он ему.
Правда, никаких свидетелей этой сцены, кроме самого Жаброва, не было. А его пересказу в полной мере доверяться трудно. Алеша добрался в Тулу в таком состоянии, что мог вспоминать происходившее лишь урывками. В одной гимнастерке и сапогах на босу ногу поздней осенью он прошел 150 верст, чтобы попасть домой. Его подобрали на улице, в снегу, 20 ноября 1919 года на Курском вокзале. Узнать его было невозможно – седой изможденный человек, который выглядел вдвое старше своих 23 лет. Дорогой он сошел с ума, и был уже явно не в себе.
Дома Алексея окружили заботой родные и близкие. Из Москвы вызвали врачей-специалистов. Бессменно дежурили у его постели мать, сестра, друзья. Три дня боролся он со смертью. Иногда в бреду кричал:
– Ты меня предал, ты мне больше не товарищ!
Смерть этого почти еще мальчишки буквально взбудоражила тогда город. Он умер от крупозного воспаления легких и осложнившегося воспаления мозга…
И кто скажет, что этот человек недостоин нашей памяти? Или хотя бы упоминания своей фамилии на могиле?
Именно здесь лежит Фридрих Бундурин, фамилия которого стала сейчас в Туле практически нарицательной. Между тем он знал, на что шел, отправляясь за хлебом в Новосильский уезд. Тула голодала, страшно голодала – не зря проводить в последний путь Бундурина и его продотрядовцев вышел почти весь город. И, уезжая, он сказал пророческую фразу: «Вернусь либо с хлебом, либо трупом» На щите или со щитом, говорили в таких случаях за несколько сот лет до него. Получилось, на щите.
Здесь, в сквере Коммунаров похоронен, например, и Макс Смирнов – неистовый борец с церковью, главный у тульских большевиков эксперт по религиозным вопросам на судах в период насильственного изъятия церковных ценностей. На ниве борьбы с религией настолько ослабел здоровьем, что умер в 1923 году от язвы желудка. «Вся его жизнь прошла под знаком практической борьбы с поповством, с религией, с этим самым упорным и самым злым врагом революционной мысли», – писалось тогда в некрологе. Какими методами большевики боролись с поповством, наверное, не надо напоминать.
Палачи, жертвы, случайные попутчики – все они лежат тут, рядком, среди праздношатающейся молодежи, которая давно и думать не думает, что место это – не сквер, а самое настоящее кладбище.
Пионеры и школьники возлагают венки на братскую могилу. 1962 г.
Послание потомкам
В советские годы сквер коммунаров считался местом тусовки, здесь кадрились, обменивались пластами и дисками (с ударением на последнем слоге), узнавали, что нового происходит в мире моды и у общих знакомых. А на молодежном сленге сквер именовался с французским прононсом – Де Голль. Собственно, почему бы и нет – истинные коммунары тоже ведь были французами.
В 1967 году в сквере появился знакомый нам всем четырехгранный пилон (скульпторы З. Рябченко, В. Сахненко, архитектор Б. Браткова). В это же время разрозненные захоронения объединены в единую братскую могилу.
У подножия четырехгранного пилона в 1968-м году было заложено письмо комсомольцев и молодежи Тулы и области будущим поколениям. Вскрыть его завещано через пятьдесят лет — в 2018 году, то есть совсем уже скоро. Жаль только, что в письме наверняка писали что-то о коммунизме, который неминуемо настигнет всех нас к этому времени. И читать эти строки будет скорее грустно – еще одни несбывшиеся надежды.
В девяностые годы прошлого века сквер закрыли на очередную реконструкцию, поменяв входные мемориальные барельефы, установленные когда-то в год смерти Ленина. Вот ту старую конструкцию, безусловно, жаль, выглядела она по-своему стильно. После реконструкции сквер открылся 7 ноября 1997 года, барельефы работы скульптора Т. Щелкан (Руденко) исчезли, но цитаты из «Реквиема» революционного поэта Лиодора Пальмина – «На плачьте над трупами павших бойцов, слезой не скверните их прах» и «Под знаменем тех же идей, идите вы в бой до конца» сохранились.
Необходимость новых реставрационных работ, которые проводили сейчас, объяснялась тем, что четырехгранный пилон простоял без ремонта сорок лет, и обветшал еще до того момента, как настанет время выкапывать из-под него письмо потомкам. Чтобы перед потомками комсомольцев 1968 года не было совсем стыдно, на укрепление фундамента, ремонт сохранившихся и реконструкцию утерянных плит выделили 3,5 миллиона рублей.
Теперь, говорят, памятник может простоять без ремонта еще 50 лет. Хороший повод заложить сюда новую капсулу – для тех, кто будет жить в 2063 году. Пусть почитают.
Автор: Сергей Гусев
