Среди извозчиков было свое деление. Ломовые не спеша перевозили грузы на телегах — что-то типа нынешнего грузового такси. Ломовик в красном или зеленом жилете, надевавшемся прямо на верхнюю одежду, — он же еще и грузчик, помогал носить вещи. Легковые — быстрой рысцой доставляли седока в нужное ему место. Лихачи на пролетках с дутыми шинами — это для праздной публики, для тех, кто любит удаль, покутить и быструю езду.
В столицах — Москве и Санкт-Петербурге — к внешнему виду извозчика предъявлялись очень строгие требования. В Туле, по решению управы, в зимнее время извозчики обязаны были иметь одинаковой формы свитер и фуражки кучерского фасона. Свита (тип верхней зимней одежды, почти до земли) желательно чтобы зимой была из черного бобрика, а в летнее время — кафтаны синего цвета из толстого хлопчатобумажного молескина.
В отличие от обычного цилиндра, который носили горожане, извозчичий был несколько ниже, и его поля обшивались лентой. Лихачи вместо цилиндров носили картузы или же более богато выглядящие велюровые цилиндры. А те, кто ездил на тройках, иногда надевали расшитые золотом шапки с павлиньими перьями. Они даже стриглись с особым шиком — завивались и напомаживались, некоторые отказывались носить мужицкие бороды, но щеголяли удальскими усами. Для удобства пассажиров со спины, на поясе, лихачи могли пристраивать пепельницы или надевать часы с большим циферблатом, чтобы клиент мог узнать время.
Самое хлебное место для извозчиков –
вокзалы.
В Туле средняя стоимость проезда была от двадцати до тридцати копеек, или тридцать пять копеек в час. Такса за проезд бралась не с потолка, а по представлению городской управы утверждалась гласными городской Думы.
За нарушение установленных тарифов строго спрашивалось — вплоть до лишения прав на езду.
Хотя, разумеется, это не мешало тарифы нарушать. Извозчики все равно торговались, устанавливая свою цену — «по соглашению». Особенно в этом преуспевали те, кто дежурил на железнодорожных станциях.
Жесткая конкуренция, впрочем, была не только у извозчиков. Многие содержатели гостиниц или меблированных комнат входили в соглашение с извозчичьими артелями. В Туле содержатели гостиниц платили извозчичьему старосте за проявляемое внимание от пяти до пятнадцати рублей в месяц или же благодарили за доставленного клиента самого извозчика. Плата за клиента была в зависимости от благосклонности хозяина гостиницы — в среднем от тридцати до пятидесяти копеек за постояльца. Самые наглые умудрялись получать дважды — еще и за рекомендацию хорошей гостиницы с самого гостя. К недогадливым хозяевам, не понимающим, что спасибо на хлеб не намажешь, извозчики могли прийти сами и, нагло улыбаясь, потребовать денег за то, что будут рекомендовать именно эту гостиницу.
Недостатка в извозчиках не наблюдалось. «Городской управой выдано всего до 900 ярлыков для извозчиков. Если считать, что в Туле приблизительно 130 000 жителей, то один извозчик придется на 145 жителей. Не слишком ли это много? Недаром извозчики жалуются на плохие дела», — констатировала в 1913 году «Тульская молва».
Выражение «ругается, как извозчик» пошло с тех времен. Люди этой профессии вообще отличались необузданностью нравов. Вот несколько газетных заметок из газеты «Тульская молва».
«В субботу, 21 января, около 10 часов вечера, у гостиницы Соборнова один из местных обывателей, будучи в нетрезвом виде, усаживался на извозчика. Пассажир как-то оступился и упал прямо в снег.
Извозчик, пользуясь бессилием своего пассажира, стал его колотить, и притом, по-видимому, без особых на то оснований.
Собралась большая толпа, но извозчик, невзирая ни на кого, продолжал избиение. К счастью, мимо проходил один из членов городской управы, который и остановил драчуна, отобрав у него извозчичий ярлык за № 599. Драчун оказался
«Вчера извозчик № 123 вез жену ст.с. М.А.К. с больной дочерью и вдруг заупрямился посреди пути и сказал, что за условленную плату он не повезет, требуя, чтобы седоки вылезали из саней. Г-жа К. обещала ему прибавить, и извозчик, поломавшись, повез дальше. Но, не доезжая сажень 20−25 до дома, он вдруг „закапризничал“ снова и остановил лошадь посреди улицы. Прямо-таки приказав выходить из саней, несмотря на уговоры г-жи К., что до ее квартиры осталось всего несколько сажень. Однако т.к. улица эта очень пустынна, то г-же К. ничего не оставалось, как отдать нахалу деньги, выйти из саней и с больной дочерью пробираться по сугробам к своей квартире».
«Население Богородицка взволновано диким, зверским преступлением, которое совершено на днях двумя местными извозчиками.
Вечером близ городских бань извозчики Алексей и Николай насильно втолкнули в сани проходившую молодую деревенскую бабу и увезли ее на хутор графов Бобринских, находящийся в полутора верстах от города. Здесь, в лесу, они по очереди изнасиловали несчастную женщину, несмотря на ее отчаянное сопротивление. После этого извозчики-звери поспешили уехать в Богородицк. Баба кое-как добралась до города и заявила в полицию. Так как лицо у нее и все тело оказались в царапинах, полученных во время борьбы с насильниками, то женщину направили к врачу. Вместе с тем полицией были приняты меры к розыску извозчиков. Они были вскоре задержаны и сознались в диком преступлении. После снятия допроса оба преступника заключены в местную тюрьму».
Работать извозчиками могли только мужчины. Первой женщиной в России, получившей право на этот промысел, стала жительница Варшавы. В 1913 году полиция (а Варшава тогда входила в состав Российской империи) уличила одну даму в том, что она уже год, облачившись в мужской костюм, работает извозчиком. Оказалось, что ее мужа-извозчика разбила болезнь. И тогда его супруга, госпожа Андржевская, чтобы прокормить семью, надела мужской костюм и пошла трудиться вместо супруга. Полиция отобрала у женщины номер извозчика, но за даму вступилась общественность. И обер-полицмейстер в виде исключения разрешил ей трудиться извозчиком и выдал новый номер.
Первой женщиной Тулы, получившей право сесть на козлы, стала крестьянка Анастасия Фетисова, проживавшая в третьей части Тулы, то есть в Заречье.
В 1915 году она обратилась в управу с прошением. Муж ее, Павел Фетисов, мобилизован в действующую армию, а она осталась с двумя детьми и без всяких средств к жизни. Желая продолжить извозчичий промысел мужа для содержания семьи, Фетисова попросила управу разрешить ей исполнять обязанности легкового извозчика.
13 августа 1915 года городской голова поставил на прошении визу: «Разрешить».
25 сентября того же года аналогичное прошение написала Марфа Кузнецова. Сообщив, что после ухода на фронт мужа Андрея Кузнецова на работу вместо него пытался выходить престарелый отец, но ему уже совсем не позволяет это делать здоровье. Марфа Тимофеевна просила разрешения работать извозчиком.
В конце концов городская Дума в дополнение к существующим правилам для извозчичьего промысла в Туле установила, что впредь до окончания войны могут заниматься извозчичьим промыслом и лица, не достигшие 18-летнего возраста, но не моложе 14 лет, и женщины, если не имеют физических недостатков.
Представители этой профессии не
отличались изысканностью одежды.
Кстати, с началом войны услуги извозчика резко подорожали. В конце концов в отношении ломовых извозчиков власти вообще отказались от таксы для них: «Нормировать цены на перевозку домашних вещей невозможно ввиду разнообразия условий — в зависимости от тяжести, громоздкости предметов, дальности расстояния».
А таксу для «ванек» повышали регулярно, ввиду того, что и цены резко ползли вверх. Так, если до войны ковка лошадей стоила 1 рубль 20 копеек за четыре подковы, то стала пять рублей. За гайку, стоившую 20 копеек, теперь брали 1 рубль 20 копеек. Ремонт пролеток был 20−30 рублей, стал 120. Резина для колес — 85 копеек, теперь 2 рубля и больше.
Единственное, чем Дума могла ответить на эти бесконечные стенания — ужесточить требования, чтобы деньги брали строго по таксе, и установить особый надзор за извозчиками со стороны полиции. Табличка с расценками должна была быть прибита на козлах пролеток против седоков, а на санях — на щитке с левой стороны перед козлами. Здесь же должна быть прибита дощечка с надписью: «При расчете с извозчиками пассажиры вправе требовать с извозчиков книжку с правилами и таксой».
