Когда говорят, что при Сталине был порядок, – не верьте. Был бы порядок, не случилась бы эта страшная катастрофа, когда мучительной смертью погибли 56 человек.
На шахтах «Тулаугля» делали самопальные гранаты
Начать, однако, надо не с трагедии, а с краткого описания условий, в которых трудились люди на тульских шахтах. Уже после того, как случилось непоправимое, конечно же, включился механизм всевозможных проверок, которые констатировали совершенно ужасающие вещи, говорившие об одном: рано или поздно это ружье должно было выстрелить.
Потому что о людях, находившихся под землей, вообще никто не думал. С начальства всех уровней требовали только выполнение и перевыполнение плана, а соблюдение техники безопасности считалось второстепенным делом. В результате общий травматизм по шахтам «Тулаугля» практически каждый год вырастал на четверть. Это еще накладывалось на абсолютную некомпетентность работников всех уровней.
В результате случались происшествия совершенно дикие. Так, 10 марта того же 1948 года на шахте №17 треста «Щекиноуголь» начальник уча-стка послал в загазованный штрек рабочего запустить вентилятор. Когда тот не вернулся, начальник послал к нему другого рабочего. Тот тоже не возвратился.
Пришлось идти к вентилятору самому. Как итог: все трое погибли, задохнувшись.
Причем пуск вентилятора, как потом было отмечено, не только был не нужен, но даже вреден, так как он стоял на исходящей струе из лавы и только усилил бы приток углекислого газа из старых выработок в рудничную атмосферу. Примерно по этой же причине получили частичное отравление рабочие шахты №8 треста «Скуратовоуголь» – их начальство послало в загазованную лаву, не имеющую запасного выхода.
Так выглядели шахты тех лет.
На шахте треста «Калининуголь» начальство додумалось до оригинального способа воспрепятствовать тому, чтобы люди уходили со смены раньше времени. По их приказу были забиты ляды, то есть перекрытия на вентиляционном шурфе, через которые, надо понимать, рабочие тайком и вылезали наверх. Горнотехническая инспекция запретила это делать, но не прошло и месяца, как перекрытия опять были забиты. По-другому бороться за трудовую дисциплину не представлялось возможным.
Разгильдяйство было во всём – даже в учете, хранении и использовании взрывчатых веществ. В марте всё того же 1948 г. запальщик шахты №5 треста «Скуратовоуголь» Федотов оставил за креплением в шахте девять кг аммонита.
На шахте №9 «Щекиноугля» выборщица породы обнаружила связку детонаторов с заправленным бикфордовым шнуром, которые, как выяснилось, просто потерял запальщик Щербаков. На шахте №72 треста «Калининуголь» 77,5 кг аммонита нашли на конном дворе, а на шахте №73 двенадцать кг аммонита и средства взрывания были обнаружены на квартире у взрывника Обинякина.
Женщины-шахтеры того времени. На фото девушки-навалоотбойщицы треста «Болоховоуголь» шахты №18 Яковенко и Мельник.
В войну давали норму 120-130% от плана.
Но даже и это меркнет перед тем, что случилось весной на шахте №6 треста «Скуратовоуголь». Работавшие тут заключенные утащили два с половиной килограмма взрывчатки, изготовили из них самодельные гранаты и подготовились таким образом к массовому побегу из лагеря.
Предполагалось взорвать комендатуру, напасть на охрану и потом уже разбегаться куда глаза глядят. В последний момент об этих планах стало известно, и побег предотвратили.
Наиболее неблагополучным был трест «Щекиноуголь», где до момента аварии на шахте №20 общий производственный травматизм составил за три квартала 623 несчастных случая, из них 27 тяжелых и 11 смертельных.
То есть практически каждый день в различных подразделениях треста случалось по несколько разной степени тяжести происшествий.
На шахте №60 треста «Товарковоуголь» за 9 месяцев 1948 года произошло 133 несчастных случая, из них три тяжелых и один смертельный. Кстати, на шахте №20, где всё случилось, в 1947 году было три несчастных случая со смертельным исходом, а до сентября 1948-го – ни одного.
Так выглядел главный подъем
тульской шахты в 1950-е годы.
Пожар тушили в панике и растерянности
С чьих-то слов считается, что причина пожара, случившегося на шахте №20 в ночь с 24 на 25 сентября 1948 года, в том, что шахтеры решили погреться и запалили факел, с которого упал кусок тлеющей ваты. Однако в официальных справках, где описаны подробности трагедии, об этом ни слова.
Было установлено, что возгорание началось еще вечером 24 сентября. Между 11 и 12 часами ночи трое рабочих – двое из них бывшие ученики ФЗО, то есть вчерашние пэтэушники, выходили до окончания смены по вентиляционному стволу. По всей видимости, тем самым способом, с которым боролись, наглухо забивая перекрытия на вентиляции. Они-то и заметили, что на месте демонтированной еще по весне циркулярной пилы, захламленном теперь остатками пиломатериалов, тлели опилки, от которых уже ощутимо тянуло дымом. Заметили и заметили. Поскольку сбегали с работы тайком, решили никому ничего не говорить и спокойно разошлись по домам.
На шахте забили тревогу только в половине первого ночи.
Ответственному дежурному по шахте, помощнику главного инженера Кукушкину, о возгорании доложили еще через пятнадцать минут. Время, чтобы успеть оказать квалифицированную помощь оставшимся в беде под землей людям, еще оставалось, тем более что Кукушкин своими руками составлял план ликвидации аварий, по которому следовало действовать в таких случаях.
Через некоторое время на выручку приехал болоховский взвод горноспасателей, командир которого этот план также когда-то самолично визировал. Но никто в ту роковую ночь об этом плане даже не вспомнил. Растерявшиеся, впавшие в панику люди действовали по наитию, не осознавая последствий принимаемых ими решений.
Планом ликвидации аварии в таких случаях предусматривалось немедленное установление места пожара и режим реверсии вентилятора, то есть переключение его на проветривание.
Казалось бы, совсем простые, очевидные решения, но они так и не пришли никому в голову.
К тому же, по-видимому, дежурный по шахте еще надеялся принизить масштабы случившегося перед вышестоящим руководством, поэтому отдал приказ вызвать только горноспасателей и главного инженера, не поставив в известность никого из шахтного надзора.
Убедившись лично, что из подъемного ствола валит дым, примерно в час ночи Кукушкин дал команду остановить вентилятор, чем создал нулевую вентиляцию и загазовал как электровозный штрек, так и главный вентиляционный. Получив сообщение, что под западной лесоспускной скважиной находятся люди, он дал совершенно неправильную команду включить вентилятор вновь, причем на нагнетание, и тем самым послал в штрек дополнительный поток отравленного воздуха.
Работавшая по итогам трагедии комиссия пришла к выводу, что, по-видимому, в этот момент погибло наибольшее количество людей. Дым надо было вентиляторами не нагнетать обратно, а откачивать в режиме реверса, тогда люди могли бы выехать по подъемному стволу.
Прибывший горноспасательный взвод только добавил неразберихи совершенно некомпетентными и суетливыми решениями. Командир взвода в загазованной среде угорел еще на эстакаде подъемного ствола перед спуском в шахту.
В результате, спустившись в шахту, он почувствовал себя плохо и, вместо того чтобы спасать людей, отделение горноспасателей поднимало из шахты своего угоревшего командира.
Операцию спасения осложняло еще и то обстоятельство, что никто точно не мог сказать, сколько людей под землей, – четкого табельного учета прихода и ухода со смены на шахте не велось.
Приехавший в два ночи главный инженер попытался навести порядок и дал команду о реверсировании вентилятора, но было уже поздно. За тот час, что он добирался до шахты, люди уже погибли.
В ту страшную ночь в шахте задохнулись 56 человек, в том числе 13 женщин.
Уроки трагедии
Погибших похоронили в братской могиле в селе Пятницкое Киреевского района. На скромном памятнике не значилось ни одной фамилии. Семьям погибших была оказана материальная помощь.
Правительственную комиссию возглавил министр угольной промышленности западных районов СССР Александр Засядько. Комиссия установила, что околоствольные выработки на шахте были захламлены отходами древесины, легко поддающимися воспламенению. То есть ситуация сама по себе провоцировала пожар.
Горный надзор и рабочие не были ознакомлены с планом ликвидации аварий. В шахте на местах работ не было средств самозащиты, да и большинство рабочих не были обучены пользованию ими.
Поражает другое. После трагедии руководству шахты №20 было предложено не позднее 9 октября ознакомить рабочих с запасными выходами и планом ликвидации аварий. Прошло несколько месяцев, но ничего из этого сделано не было. Ни-че-го! Рабочие места не были обеспечены средствами самозащиты, подземные рабочие не обучены пользованию ими. Звучали только стенания на совещаниях, что из-за случившегося шахта №20 снизила среднесуточную добычу более чем на 200 тонн.
Главными виновниками ЧП правительственная комиссия признала сбежавших раньше времени домой троих рабочих, которые не сообщили никому о возгорании, главного инженера шахты Трубникова и его зама Кукушкина. Начальство повыше отделалось выговорами и строгачами.
Через месяц после трагедии в Тулу приехал председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Шверник – номинальный глава государства. Может, в кулуарах он кого-то и пожурил за случившееся, но публичная цель его визита была совсем иной. Шверник побывал на передовых шахтах треста «Скуратовоуголь», пообщался с горняками-стахановцами.
А потом вручил ордена и медали большой группе работников угольной промышленности за выдающиеся успехи в деле увеличения добычи угля, восстановления и строительства новых шахт, за выслугу лет и безупречную работу. Конечно, труд этих людей заслуживал самых высочайших наград, но делать это почти сразу после такой страшной трагедии, о которой наверняка знали все горняки, – подберите этому факту определение сами.
Только 27 сентября 2003 года на братской могиле в селе Пятницкое Киреевского района был установлен памятник с фамилиями 56 шахтеров, погибших при крупной подземной аварии в сентябре 1948 года.
