В Ясной Поляне состоялась творческая встреча с Антоном Долиным — кинокритиком, главным редактором журнала «Искусство кино», экс-кинообозревателем телепередачи «Вечерний Ургант» на Первом канале (2012−2020).
17 апреля в Яснополянском Доме культуры начал работу кинотеатр «Время кино». В честь открытия перед посетителями выступал участник шоу «Голос» Богдан Кияшко.
Далее Иван Толстой, программный директор кинотеатра, и Владимир Толстой, праправнук Льва Николаевича, советник
По средам и пятницам в кинотеатре будут показывать самые новые релизы, так называемое зрительское кино (фильмы, ориентированные прежде всего на массового зрителя, блокбастеры – высокобюджетные картины, получившие широкую популярность среди зрителей. – Прим. ред.). В субботу и воскресенье по утрам — детская и семейная программы, вечером — авторское кино разных лет – как современные фильмы, показанные только на фестивалях, так и классика мирового кино.
Затем посетителям показали фильм «Патерсон» режиссера Джима Джармуша и обсудили его с Антоном Долиным. Кинокритик ответил на несколько вопросов корреспондентов Myslo.
— Правильно ли утверждать, что именно фильм «Патерсон» Вы считаете одной из лучших работ Джима Джармуша?
– Нет, на самом деле мне кажется, что Джармуш такой несистемный человек, что в принципе и он, и его фильмы сопротивляются представлениям о каких-то лучших картинах. Нет какого-то единственного шедевра. Есть такая кривая развития его творчества, в которой имеется постепенное повышение. Мне кажется, первый самостоятельный фильм Джармуша уже включает в себя элементы его зрелого стиля, которые дальше немного меняются: обретают какое-то жанровое своеобразие, появляются новые актеры в его палитре, приходят новые операторы. Но в целом он двигается в свою собственную сторону, совершенно иную, чем мейнстрим и независимый американский кинематограф.
Другое дело, что фильм «Патерсон» чуть более личный, чем другие его работы. По той причине, что здесь почти нет жанровой игровой оболочки. Это очень простая история поэта, живущего в маленьком городе. И в ней настолько мало украшений и изощрений, что за маской главного героя сразу видишь автора. Вот и всё. Но самый личный фильм — не значит самый лучший. Тем более когда мы говорим о лучшем в искусстве, это всегда очень условный разговор.
— Какие эмоции этот фильм вызывает лично у Вас?
– Бесконечное тепло и чувство родства. Мне кажется, я люблю Джармуша не только потому, что мне близки какие-то его эстетические решения, а потому, что, скажем так, идейно мы примерно одинаково смотрим на вещи.
Мир культуры, поэзии, музыки, живописи является таким маяком, который указывает человеку систему и координаты его жизни.
И эти координаты всегда складываются по-разному, далеко не всегда удачно. Но могут быть выправлены при помощи той внутренней силы, в которой человек всегда свободен, всегда независим.
Я думаю, что все фильмы Джармуша в той или иной степени об этом, просто в разных формах, иногда в космогонических, иногда в совершенно реалистических. Этот фильм реалистичен, но за счет интонации в нем есть вот эта поэтическая настройка, которую непросто проанализировать. Она и в музыке за кадром, и в стихах, которые пишет главный герой. И она, конечно, делает фильм гораздо большим, чем просто будничная, бытовая история жителя маленького городка.
— Не вызывает ли у Вас фильм чувство грусти, безысходности?
– Мне очень просто с этим быть. У меня есть правило: любая талантливая вещь вызывает всегда только мажорную нотку, оптимизм и радость, даже если в конце все умерли. Например, «Гамлет» и «Макбет» содержат в себе больше света, чем водевили Жоржа Фейдо, где всё у всех хорошо, потому что драмы Шекспира более талантливы. Я с большей радостью выйду с хорошего спектакля про царя Эдипа, чем со спектакля, поставленного по какой-нибудь оптимистической трагедии современности.
«Патерсон» — грустная картина, но при этом светлая.
Ее финал сначала кажется довольно печальным для главного героя, но потом появляется луч надежды, на котором всё заканчивается. Мне кажется, это тот редкий случай, когда повседневность не противопоставлена поэзии, а стала ее источником. В этом некоторое новаторство данного фильма. Потому что мы привыкли считать, что поэзия — нечто исключительное.
Думаю, не случайно в конце появляется японец. Взгляд Джармуша похож на взгляд японских классиков (Басё, например). Они видели красоту в очень простых вещах, очень простыми словами ее излагали, избегая изощренных метафор и многослойности, которая так свойственна европейской поэзии. В этом смысле Джармуш — очень жизнелюбивый поэт, который даже в драматичных ситуациях находит повод для радости и желание жить дальше.
— Как Вы думаете, в чем секрет таких фильмов с простым сюжетом?
– Секрет в том, что дело не в сюжете. Фильмы такого рода и существуют, чтобы показать, что сюжет в кино — не главное, а лишь одна из составляющих. На самом деле нет искусства, в котором сюжет — обязательно главное. Некоторые формы литературы строятся на сюжете, например, детективы. Но в то же время без авторского языка сюжет сам по себе не может работать, его всегда недостаточно, его не хватает. Нужны характеры, речевые характеристики, стиль и язык. Поэтому большие режиссеры всегда показывают нам, что кино — это визуальное искусство. Некоторые — что и музыкальное.
Фильмы Джармуша очень музыкальны, даже когда не звучит музыка за кадром. Они музыкальны по своей структуре: чередование фраз и пауз, ритм, который всегда ощущается. И опять же с этой точки зрения «Патерсон» — такая картина, которая показывает, что сюжет, события, происходящие с героем, повторяющиеся каждый день, не так важны, как то, что происходит в его душе и голове. И будем надеяться, в душе и голове зрителя тоже.
– К слову о главном герое, он человек творческий, талантливый. Но при этом не преподносит миру свое творчество, оно уходит в стол. Как Вам кажется, должен ли талантливый человек стремиться к славе, становиться знаменитым? Или нормально скрывать талант от посторонних глаз, оставлять его при себе?
– Как говорил Пастернак, быть знаменитым некрасиво. Но, конечно, художник всегда нуждается в признании. Другое дело, есть огромная опасность в том, что желание признания может стать самоцелью. Я думаю, Джармуш именно это имеет в виду. Он не говорит, что творить надо обязательно «в стол». Но вот эта идеально-романтическая, слегка ироничная картинка поэта, чьи стихи читала только его жена и больше никто, — конечно, некая доведенная до крайности история о гении, которому не нужен внешний мир и его признание. Сам Джармуш, возможно, хочет так жить. Хотя на самом деле для него очень важно, много ли зрителей у его фильмов. Просто он не готов ради этого идти на компромисс с самим собой.
Кира Муратова рассказывала: «Про мои фильмы люди говорят, что я просто не люблю деньги. Я очень люблю деньги. Но просто кино я люблю сильнее». Думаю, то же самое можно сказать и про Джармуша. Вообще у них много общего, кстати.
– Вы запустили свое сольное шоу на YouTube. Почему долго шли к этому и изначально сопротивлялись?
– Потому что YouTube требует нарциссизма и определенного эксгибиционизма. Ты должен, как витрину, выставлять себя публике, быть приманкой для нее, продавать себя. Я не люблю и не умею это делать, поэтому всю жизнь работаю как составная часть каких-то СМИ. То есть они меня нанимают и платят мне. Прямые отношения с публикой, не связанные с деньгами и популярностью, мне очень нравятся. Как только мне нужно собой торговать, интерес к этому у меня пропадает. Но из-за того, что шоу на YouTube происходит благодаря инициативе «Медузы» и на ее канале, я делаю именно контент и не занимаюсь составляющей, связанной с торговлей.
– Судя по комментариям, зрители довольны. Какие у Вас впечатления от первого выпуска? Было волнение или абсолютное спокойствие?
– Я собой всегда недоволен. Но я не неврастеник и не параноик. Нет страха, что меня не полюбят или не примут. На самом деле спокойно к этому отношусь. И если делаю то, что вдруг оказывается никому не нужным, я с облегчением вздыхаю и думаю, что просто будет меньше работы, отменяю. Все мои профессиональные амбиции давно удовлетворены, поэтому всё, что я сейчас делаю в журнале «Искусство кино», в шоу, делаю из профессионального интереса, чтобы жить было нескучно, а не для зарабатывания денег или достижения более высокого уровня известности. Получится или нет — всегда любопытно на это посмотреть. Но если я проиграю, для меня это не будет большой травмой.
– Пофантазируем. Если бы Вы снимали фильм, о чём бы он был?
– Понимаете, я не хочу снимать фильм. Это важный момент. Потому что существует совершенно неверный стереотип о том, что каждый критик — это человек, который просто не осмелился стать сценаристом или режиссером, продюсером или актером. Я всю жизнь пытаюсь доказать, в том числе своим примером, что критика — это очень интересная деятельность сама по себе и совершенно не каждый солдат должен мечтать стать генералом. А тут даже нет иерархии между критиком и автором фильма. Автор находится внутри фильма, а критик — снаружи. Существование снаружи тоже очень интересно. Это разные виды деятельности.
Я, например, много всего делаю, и делаю это быстро. А кино делается долго и медленно.
Нужно жить в другом ритме. Ты должен быть готов посвятить фильму год или два своей жизни, и за это время не погаснуть, не утратить к нему интереса, не усомниться в себе, чтобы не отказаться и не отвернуться. Я же даже книги пишу за месяц-полтора. Довольно быстро.
Но если я когда-нибудь и буду делать фильм или принимать участие в его создании, это будет «кинокритический» фильм. То есть не игровой, а документальный — о том, как устроено кино. Другими словами, это будет просто другая форма кинокритики.
Я вообще считаю, что не случайно есть разделение на право- и левополушарных людей. Одни люди эмоциональные, импульсивные, и они создают творчество. А другие склонны к анализу, и я принадлежу к ним. И если у меня хорошо получается с анализом, если я зарабатываю этим на жизнь несколько десятков лет, значит, мне незачем лезть не в свою область.
Конечно, есть несчастливые люди, которые всю жизнь мечтают о той профессии, которую им не дано выполнять. Это не мой случай.
