12 июня 1920 г. в Туле оказалось очень горячим днем. Даже если вспомнить, что буквально днем ранее всех потрясла страшная железнодорожная катастрофа, подробности которой рассказаны в нашей исторической рубрике, все равно мы вряд ли до конца представим, в какой страшной обстановке жил тогда город.
Еще шестого июня началась очередная забастовка на оружейном заводе, причиной которой стал приказ выйти на работу в воскресенье, 6 июня – в праздник Всех Святых, один из самых почитаемых на Руси праздников. Советская власть оценила все происходящее как саботаж и контрреволюцию. Война в разгаре – о каких православных праздниках может идти речь?
Пошли акции устрашения – несколько тысяч рабочих были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря, под которые переоборудовали бывшие военные казармы. Оружейный и патронный заводы, Скобелевские и Суворовские казармы с прилегающими к ним улицами, тюрьма, концлагерь, район Губчека объявлялись на осадном положении. Вблизи этих объектов запрещались всякое движение и скопление народа. Также виновным в организации стачек грозили ликвидацией продуктовых карточек, немедленной отправкой на фронт в составе штрафных дезертирских рот, тюрьмой и, само собой, расстрелом.
«Рабочие сами посадили себя в тюрьму, идя за подстрекателями, смешав себя с изменниками революции», – взывал в газете «Коммунар» Григорий Каминский.
11 июня вроде бы работы возобновились, но тут же объявили о стачке в пулеметной мастерской.
Наконец, в ночь с 11 на 12 июня кто-то пытался организовать пожар в Барачном городке в концентрационном лагере рядом с патронным заводом. В Туле в то время был четыре таких лагеря. Их обитатели, собственно, продолжали работать на своем предприятии, куда ходили организованным строем, но при этом жили в лагерных бараках и хлебали тюремную баланду.
В третьем часу ночи вспыхнули два пустых барака, и если бы власти немного промедлили с ликвидацией возгорания, случилась бы страшная беда – весь барачный городок превратился бы в пылающий костер, погибли сотни содержащихся здесь рабочих, вина которых была лишь в том, что они примкнули к стачке. К счастью, на возгорание быстро среагировали, пожар ликвидировали в течение получаса. Каминский считал, что поджог – очевиден.
Власти все же быстро осознали, что с массовыми арестами слегка перегнули палку. 12 июня часть «условно арестованных» рабочих инструментальной мастерской под подписку впредь не участвовать в предательских попытках нарушать работу заводов были освобождены. По видимому, сыграла свою роль изменившаяся ситуация на фронтах. Если к началу забастовки страшили сообщения о том, что польские войска перешли в наступление против Красной Армии, и то же самое готов уже сделать барон Юденич в Крыму, то к 12 июня были получены оптимистические известия, что армия Буденного прорвала польский фронт и заняла предместья Киева.
Вернувшихся на завод неудавшихся забастовщиков, ожидал неприятный сюрприз. То ли случайно, то ли намеренно их столкнули с теми, кто не был арестован в эти дни, хотя в той или иной степени участвовал в забастовке. Начались взаимные обвинения в предательстве, переходящие в ненависть, крики «Иуда». Возобновление работ грозило перерасти в выяснение отношений на кулаках. Страсти удалось погасить лишь с большим трудом.
Тем не менее, впервые за долгое время на оружейном заводе 12 июня не было ни одного прогульщика, на всякий случай вышли даже больные. На что немедленно пафосно откликнулся в «Коммунаре» главный тульский идеолог Григорий Каминский:
«Пролетарская организованность, пролетарская сознательность и бдительность – победили. Военная промышленность Тулы снова на полном ходу.
На радость всей Советской России, на горе и скрежет буржуазных наймитов, изменников и врагов революции оружейный и патронный заводы заработали с наивысшей напряженностью. Мастерские оружейного и патронного заводов работают при полном комплекте рабочих. На работу явились даже больные.
Заговор контрреволюции сорвать военное производство, нанести жестокий удар в спину Красной Армии в самый критический момент не удался».
Завершился же этот горячий день первым из серии публичных заседаний чрезвычайного революционного трибунала. 12 июня слушалось дело рабочих первой пулеметной мастерской оружейного завода Ал. Вешнякова, Ал. Праведникова, Ив. Шкунаева, обвиняемых в агитации за срыв работ в оружейном заводе и в организации стачки.
Чрезвычайный революционный трибунал нашел обвинения, выставленные против Вешнякова и Праведникова, доказанными и приговорил Вешнякова к десяти годам тюремного заключения с привлечением на принудительные работы вне пределов Тульской губернии. Праведникова же ввиду чистосердечного его сознания к трем годам того же заключения.
В отношении Шкунаева было доказано его участие в незаконном собрании и попытке срыва работ в первой пулеметной мастерской, а также попытка уклониться от суда и следствия, назвавшись чужим именем. Но, считаясь с тем, что вина его в агитации к организации стачки не доказана, суд приговорил обвиняемого к одному году того же тюремного заключения.
При этом 12 годков отвесили токарю инструментальной мастерской, меньшевику В. Н. Бубнову, обвиненному в публичной и подпольной агитации против Советской власти, во время которой он «играл на струнах голода и разжигал стадные инстинкты». Обвиняемый свою вину отрицал, однако суд не посчитал его слова искренними. По-видимому, в жестокости наказания сказалось то, что несчастный токарь оказался бывшим попутчиком – меньшевиком, а значит на снисхождение ему никак нельзя было рассчитывать.
