Одним из самых видных ученых-практиков в этой области был туляк Петр Николаевич Бургасов, жизнь которого полна удивительных событий. Он останавливал эпидемии, разрабатывал средства от бактериологического оружия и боролся со вшами. Но все это — благодаря своим подложным документам.
Из армии его уволил лично Сталин
Родился будущий великий ученый в 1915 году в Туле, в семье слесаря-оружейника. Он был самым младшим, четвертым ребенком в семье. Время было трудное, что отразилось и на здоровье. Петр даже не смог осилить программу седьмого класса и остался на второй год, а потом поступил в ФЗУ Тульского оружейного завода, что возле кремля. Здесь дела пошли лучше, и квалификационные экзамены на слесаря-оружейника он сдал на отлично. Получил высший, шестой разряд и пошел работать, как отец, на оружейный, да еще бригадиром комсомольской бригады на выпуске охотничьих ружей.
Работали на износ, да еще по вечерам Петр Николаевич учился на вечернем рабочем факультете. Когда уже поступил в Москве в медицинский, врачебная комиссия отметила его «перетренированность». В Москве сначала предполагал учиться дальше по специальности — в Индустриальном институте. Но тут выяснилось, что для поступления не хватает одного года. Тогда они с приятелем пошли на хитрость — капнули в метрики уксусной эссенции и исправили пятнадцатый год рождения на четырнадцатый. Но раз в индустриальном их наверняка запомнили, документы подали во второй медицинский. Так, благодаря случайности, Бургасов выбрал медицину.
Закончил он институт в 1938 году. В это время в Туле случилась беда. Старшего брата Георгия арестовали по подозрению в подготовке заговора. В ноябре 1937 года он был расстрелян. Тут же начались неприятности и у родственников. Несмотря на диплом с отличием, Петра Бургасова на работу брать отказывались.
«Вдруг, — вспоминает, — вызывают в ЦК КПСС. Заполнил анкету с автобиографией и в конце приписал: «Арестован брат».
Но в ответ услышал, что, несмотря на это, ему предлагают поступить в аспирантуру по специальности «микробиология». Петр Николаевич даже засмеялся: «По хирургии еще куда ни шло». Начальник отдела
«У вас по микробиологии пятерка стоит. А заведующий кафедрой Кричевский, который ставил вам эту оценку, арестован. Если завтра всех будут арестовывать и не будут никого готовить, кто будет двигать вперед советскую микробиологию?! Напрасно вы упорствуете, в ЦК этот вопрос уже решен положительно».
Здание ФЗУ на площади Челюскинцев, где учился Бургасов.
Во Всесоюзном институте экспериментальной медицины имени Горького он попал в отдел особо опасных инфекций — чума, холера, оспа. Тут началась советско-финская война, и Бургасов ушел врачом в лыжный комсомольско-добровольческий батальон. Окончание войны встретил вместе со своим полком, лежа в сугробе на льду Ладожского озера перед атакой финских позиций. Потом, по воспоминаниям Петра Николаевича, следует еще одна чудесная история.
Несмотря на постановление за подписью Сталина о том, чтобы после окончания войны всех добровольцев отпустить по домам, его отказывались демобилизовать. Тогда Бургасов решился на дерзкий поступок. Он отбил телеграмму в кремль: «Меня в нарушение вашего постановления держат в полку. Прошу вашего решения». Через одиннадцать дней на имя командира пришла телеграмма: «Немедленно освободить товарища Бургасова от занимаемой должности. Доложить причины задержки добровольца». Подпись: «Сталин». Петр Николаевич уверял, что именно так и было.
Но окончательный выбор в деле на всю жизнь, по признанию Петра Николаевича Бургасова, случился уже в Великую Отечественную. Повлияли на него вши — самое страшное, по словам Бургасова, на войне.
«Это невероятный паразит! Он мгновенно покидает больного или грязного человека и переползает на чистого и здорового. Вот представьте: приходит эшелон, все грязное белье сваливают в один угол, а в метрах пяти складывают чистое бельё из прачечной. Стоит вам через час пройти между этими двумя точками — вши аж хрустят под ногами: они с грязного белья перебегают на все чистое. Как они чувствуют?! Потрясающе! Я во время войны стал бороться со вшивостью и, видимо, добился больших успехов».
Эпидемиологические диверсии
В июне 1946-го случился еще один невероятный эпизод в богатой на приключения жизни Петра Николаевича. На подмосковной речке Клязьме он вдруг услышал крик о помощи: кто-то тонул. Бросился в воду и с трудом вытащил на берег человека, который уже шел ко дну. Вспоминал:
«Положил на живот, из него пошла вода… И тут спускаются с пригорка две женщины, тормошат его. Он очнулся, приговаривает: „Целуйте его, целуйте — он меня спас!“ Одна из женщин говорит: „Знаете, кого вы спасли? Вы спасли будущего великого артиста!“ И называет фамилию — Вицин».
Тем временем карьера ученого стремительно шла вверх. Бургасов занимался анализом поступавших данных о разработках биологического и химического оружия в СССР и за рубежом. Все данные заносились в два блокнота — один для Сталина, другой — для Берии. Также по распоряжению Берии курировал строительство в Свердловске объекта для разработки средств и методов защиты от биологического оружия. «Мы фактически подчинялись Лаврентию Павловичу Берии. Я встречался с ним по три-четыре раза в неделю… Пока его не убили».
В 1939 году Петр Николаевич ушел добровольцем на советско-финскую войну.
Петр Николаевич вспоминал, что 26 июня 1953 года он шел из кремлевского буфета к себе в кабинет и столкнулся с бежавшими по лестнице Серго Берия, сыном Лаврентия Берии, и ученым-ядерщиком Борисом Ванниковым. Это было странно, ведь Серго и академик Курчатов, занимавшиеся ядерным оружием, появлялись в их спецгруппе только глубоко ночью, прежде чем идти на доклад к Сталину. Дождавшись перерыва, он зашел к Ванникову. Тот ему сообщил: «Трагедия. Нашего шефа расстреляли».
Серго узнал об этом от знакомого летчика, который сообщил, что у особняка на Малой Никитской стоят военные машины и автоматчики. Они с Ванниковым поехали к особняку и увидели, что двор полон военных. Стоявший офицер рассказал, что десять минут назад из дома на носилках вынесли труп, закрытый плащ-палаткой.
В тот же день, как вспоминает Бургасов, его вызвал к себе управляющий делами Совета министров Помазнев. Спросил: «В каких отношениях вы находились с Берия?» — Как и вы — подчиненный. — «С семьей знакомы?» Бургасов ответил, что по работе знает лишь сына, Серго.
Тем не менее с работы в Совете министров он тут же был уволен. Петр Николаевич был уверен, что это увольнение спасло ему жизнь. В декабре ближайших соратников Берии тоже расстреляли.
Бургасов же перешел на работу в отдел бактериологии Генштаба, который занимался защитой от оружия массового поражения. Здесь создавалось бактериологическое оружие: рецептуры сибирской язвы, легочной чумы, оспы, ботулинического токсина. В Советском Союзе считали, что без получения совершенного оружия массового поражения нельзя найти противоядия ему. Петр Николаевич уверял, что тогда было создано невероятное по своей силе бактериологическое оружие. В результате чего Советский Союз был абсолютно готов к отражению бактериологической атаки, применения оружия массового поражения, имелись в необходимом количестве вакцины от всех самых страшных болезней.
В 1975—1976 годах в обстановке высочайшей секретности все население СССР было привито против двух самых сильнейших ядов — ботулизма, А и Б.
Причем так, что ни в стране, ни за рубежом никто об этом не узнал. Ни о каких антипрививочниках тогда тоже не могло быть и речи. В обычную поливакцину включили два компонента, защищающих человека от ботулизма. Так уберегли население страны не только от болезней, но и от возможного применения бактериологического оружия.
«Знаете, как так называемые американские переселенцы истребляли коренное население Америки — индейские племена? — рассуждал Бургасов. — Они не только спаивали его, но самое главное, они его уничтожали через простыни и подушки, зараженные вирусом оспы. Именно оспа косила племена под корень. Но мы обязаны были быть готовы ко всему!»
П. Бургасов считается одним из отцов советского бактериологического оружия и средств защиты от него.
Опасения же были небезосновательны. В 1979 году в Свердловской области вспыхнула эпидемия сибирской язвы. Каждый день умирало по несколько человек. Бургасов был уверен, что это диверсия. Когда в секретной лаборатории исследовали трупы, выявили четыре штамма сибирской язвы. Два из них встречались только в Канаде, два других — только в ЮАР. Значит, в Свердловск их кто-то завез и намеренно распылял. К тому же точный диагноз удалось поставить лишь 10 апреля, а уже 4 апреля по «Голосу Америки» передавали, что в Свердловске эпидемия сибирской язвы. Узнали откуда-то. Паника в городе была страшная. Ведь люди даже не успевали почувствовать себя больными. Только поднималась температура, и почти сразу умирали. Многие бросали квартиры и уезжали подальше.
Испытания же бактериологического оружия проходили на острове Возрождение посреди Аральского моря. В качестве подопытных выступали сами ученые.
«Я и мои сотрудники рассчитали минимальные несмертельные дозы и вводили ботулинический токсин себе в мышцу ладони. Учитывая массу мышцы ладони и сердца, мы подсчитывали, какая доза потребуется, чтобы парализовать сердце и вызвать смерть… На восемь дней токсин парализовал мышцу, а потом она сама восстанавливалась. Таким образом мы установили, что ботулические токсины, А и Б в тысячи крат сильнее других ядов. Поэтому не успокоились, пока не нашли противоядия от них».
Кто-то отнесется к этим словам с недоверием, но вспомним, что подобные эксперименты давно были в практике мировой и русской медицины. Физиолог Иван Сеченов, например, когда писал диссертацию «Материалы к физиологии алкогольного опьянения», ставил опыты на себе. До этого экспериментировали только на трупах и считали, что алкоголь вызывает чрезмерное переполнение кровью мозга. Ну, а нобелевский лауреат Павлов, когда писал свою знаменитую работу об условных рефлексах, тоже самолично опускал палец в кислоту.
Оспу победили в СССР
В 1965 году
При Бургасове были заложены основы гигиены и токсикологии полимерных материалов, используемых в строительстве, разработаны принципы и критерии гигиенической оценки полимерных материалов, модели их исследования, вопросы прогнозирования и система санитарного надзора за их производством и применением.
Памятная медаль, посвященная академику Бургасову.
В 1970 году на юге страны началась эпидемия холеры, которая могла распространиться на всю страну. Все города были оцеплены кольцом военных — ни уехать, ни приехать. Главный санитарный врач СССР Петр Бургасов вылетел сначала в Батуми, где зафиксировали первый случай холеры, потом в Астрахань. Здесь ситуация казалась наиболее опасной. Статистика в разных источниках приводится разная. Сам Петр Николаевич говорил о 800 заболевших. В специализированных изданиях пишут о 927 заболевших за два месяца, из которых диагноз бактериологически был подтвержден у 675. Выявлено 1100 вибрионосителей и 10 521 контактных с больными холерой. При этом эпидемия в Астрахани была быстро остановлена, из заболевших скончался один человек. Такого достижения на тот момент не было в мировой практике ликвидации эпидемий.
«В Астрахани умер только один — ребенок, которого не успели переправить через Волгу. Всех остальных мы сумели спасти», — рассказывал Петр Николаевич.
Эпидемия в Астрахани была страшна еще и тем, что в тот год был невероятный урожай, а вывозить оттуда было ничего нельзя. Одна баржа с помидорами дошла по Волге в Москву, но там ее даже отказались принимать. Арбузы, дыни, овощи закапывали в землю. Регион терпел колоссальные убытки.
«Как-то приходит ко мне секретарь местного обкома Леонид Бородин, — вспоминал Петр Бургасов. — "Слушай, — говорит, — мы все время заседаем. Давай по области проедем, посмотрим, что и как”. Приезжаем на плантации арбузов, он говорит: "Разуйся”. Я снимаю ботинки. Но на песок-то ноги нельзя опустить — нагрелся на солнце до 70 градусов. Думаю: какой же возбудитель может выжить при такой температуре? На следующий день Бородин зовет прокатиться вниз по Волге. Рано утром садимся в шикарный обкомовский катер, отплываем километров пять, смотрим: на берегу люди сидят, разожжен костер. Это было 6 августа: шел нерест, рыба поднималась с Каспия по Волге вверх, а ловить запрещено. Подходят к нам рыбаки: "Леонид Александрович, разреши — ведь детей кормить нечем”. Бородин на меня кивает: "Ребята, а чего вы ко мне обращаетесь? Вот главный санитарный. Скажет — пожалуйста”. Моментально накрывается стол. Перед каждым ставится бутылка водки и миска с чем-то. Чокаемся, выпиваем. Я беру миску… а там икра черная. В общем, посетили мы семь бригад, и везде одно и то же: водка, икра. И никто не заболел. В тот же день я написал шифровку в ЦК партии: «Настаиваю на снятии карантина и свободе вывоза из Астрахани продуктов. Несу полную ответственность за свои решения”. Проходит два часа, мы с Бородиным сидим в обкоме, вдруг звонок. "Товарищ Бургасов? Говорит Суслов. Вы кто по специальности?” — "Врач”. — "А почему экономикой занимаетесь?” Тут я не выдержал: «Товарищ Суслов, я не могу смотреть, как собственный труд, богатства народные зарывают в землю”. — "Ну, если так, то ладно”, — последовал ответ».
Карантин в Астрахани действительно был быстро снят под личную ответственность санитарного врача.
Образ смерти, выкашивающей смертельно больных холерой. Обложка журнала начала XX века.
В СССР нашими учеными была изобретена вакцина против оспы, которая ликвидировала эту болезнь во всем мире. А в 1980 году в качестве члена международного комитета ВОЗ при ООН по ликвидации натуральной оспы в мире Петр Николаевич Бургасов подписал декларацию Глобальной комиссии по сертификации ликвидации оспы в мире.
