3 декабря 1989 г. одна из лучших книг о Туле – «Легенды о мастере Тычке» Ивана Панькина были выдвинуты на соискание Государственной премии РСФСР.
«Да простит читатель, если в моей книге найдет рассказы меньше ладошки. Мы, туляки, народ занятой и зря тарабарить нам недосуг. Мы даже не позволяем себе такой роскоши, чтобы в занятое время называть друг друга длинными и величальными именами. По отчеству наши деды назывались только в престольные праздники и в воскресные дни. Туляки всегда любили короткие имена, чтобы они свободно проходили через горло, не застревали в зубах и пролетали через цех, как пуля: «Чиж!», «Левша-а!», «Тычка!» Да и меня на работе зовут именем короче ружейного залпа — Ив, хотя мать по наивности думала: как только я овладею грамотой, меня будут звать не только полным именем — Иваном, но и по батюшке — Федоровым.
Любо или не любо кому, а в нашем городе повелось так: после «аз», «буки», «веди» никого еще не зовут дядей Федей. А кто любит хвалу и чтоб о нем в медные трубы дули, тому нечего делать в Туле. Так говорили наши деды, так говорим и мы.
А коли так, не буду дальше терять время, а прямо приступлю к рассказам о необыкновенном мастере Тычке, который без слов, одними руками, мог рассмешить целый город, а ежели ему приходила нужда вымолвить слово, он мог вбить его, как гвоздь, не только в башку человека, а даже в обух топора.
Когда родился Тычка, про то никто толком не знает. Одни говорят — с первым ударом кузнечного молота о наковальню, другие — позже. Но когда бы он ни появился на свет, а приметили его при Петре I. И с тех пор его имя не сходило с уст и пожиточных и скудных людей. После Петра, какие бы цари ни садились на российский престол, каждый из них прежде всего старался Тычку запрятать в Сибирь. По триста Тычек ссылали туда, но только настоящий всегда оставался в Туле».
Невозможно остановиться. Что ни предложение – шедевр, словно сам Тычка, который не любит лишних слов, писал. Есть ли у нас другие литературные произведения, которые бы столь ярко, точно, и без дешевого пафоса воспевали наш с вами город. Много ли их вообще – книг о Туле, которые хочется не только читать, но и перечитывать.
Увы, Панькину не дали той премии. Но куда большая несправедливость, что после смерти автора книжка эта вообще не переиздавалась, и новое поколение молодых туляков о ней даже не знает. Нет у нас памятника Тычке, нет улицы имени Ивана Панькина, или даже имени все того же мастера Тычки. В Варшаве, например, не постеснялись назвать улицу в честь Винни-Пуха. И люди, которые на ней живут, по определению улыбаются куда чаще, чем те, у которых в прописке значится улица имени убийцы Халтурина или палача Марата, зарезанного женщиной в ванне.
Вот и улица имени Тычки дала бы повод немного больше гордиться тем, что мы туляки и живем в городе удивительных мастеров.
Ну и еще немного…
«— Это ли великий тульский мастер?— спрашивает Петр.— Как тебя звать?
— Тычкой,— отвечает мужик,— но только я совсем не великий, а всего-навсего ученик Парфена Зычки, который учился у Никишки Дички, а тот у Прошки Лычки.
Воеводу от слов Тычки прямо в пот бросило. Толкает его в бок, чтобы он замолчал, а Тычка видит, что царь разговаривает с ним по-простому, еще больше разошелся, даже государя стал называть Лексеичем.
Петр ему говорит:
— Сможешь ли починить эту штуку?
И подает ему сломанный пистолет, сделанный каким-то английским мастером.
— А что же не попробовать — можно и попробовать,— отвечает Тычка.— Сроду мне не приходилось гнуть дуги, а летось попробовал и не хуже, чем у ярославских мужиков вышло.
Вздохнул тяжко Петр, но ничего не сказал Тычке, проводил его до дверей и не взял у него обратно пистолет. Пока царь разговаривал с Тычкой, все чиновники навытяжку, будто свечи, стояли, а когда Тычка скрылся из виду, сразу зашевелились.
Оказывается, никто не спросил, где он живет, а царю об этом нельзя сказать. Три дня и три ночи искали Тычку, а на четвертый он сам пришел. Пришел и не торопясь из-за пазухи вытащил пистолет и передал царю. Потрогал Петр пистолет, пощелкал — работает.
Вот если бы вы все умели не только чинить, но и делать такие чудесные вещи, тогда бы вас и на руках можно носить,— говорит Петр.
— Так чего же их не делать,— отвечает Тычка.— Такие пистолеты у нас подмастерья чуть ли не слюнями клеют.
Петр был горячий человек, не любил хорошую работу хаять, даже если она сделана руками иноземцев.
Поэтому, когда услышал от Тычки такие слова, даже усики у него от злости запрыгали. Потом царь поднял кулак и ударил Тычку.
— За что же, государь?— говорит Тычка.
— За тот пистолет, который ты хаял.
— Если только за тот, так забери его, он мне даром не нужен.
И возвращает он ему тот самый пистолет, который Петр давал для починки. Оказывается, Тычка за три дня не только починил английский пистолет, но и сделал новый, как две капли воды похожий на английский.
Петр глядит то на один пистолет, то на другой, головой от восторженности крутит да работой Тычки восхищается. Потом совсем растрогался и говорит:
— Ну, братец мой, ты уж прости, что забидел тебя.
А Тычка был мужик с норовом, сбычил голову и даже не глядит на царя. А государь опять ему:
— Ну если так не можешь простить, тогда уж и ты ударь меня.
— Да оно, может, так и следовало бы по правилу-то, да вишь, рука у меня мужицкая, как бы греха не натворить. Но если уж очень просишь — так тому и быть!
И так жахнул царя — тот чуть к стенке не прилип.
Когда царь пришел в себя и посмотрел на вельмож, ему неловко стало, что мужик его ударил. А как снова поглядел на Тычку и его могучие плечи, просиял и гордость его охватила за таких людей.
Обнял он тогда самопального мастера и вымолвил:
— Да пусть на плечах этих людей здесь вырастет русский ружейный завод!
И правда, вскоре у кузнечной слободы вырос ружейный завод, который потом и назвали именем Петра».
