А в нашем списке — он навсегда первый. Первый тульский космонавт. О том, каким был в жизни Евгений Хрунов и его товарищи по первому отряду космонавтов, мы поговорили с его младшим братом — Виктором Васильевичем Хруновым.
Мы гордимся своей фамилией
— Виктор Васильевич, на что обращаешь внимание, читая интервью вашего брата, — он всегда как-то особенно тепло говорил о маме.
Виктор Хрунов
— А как иначе, если я за все время ни разу не слышал, чтобы она заругалась, накричала, ударила кого-то из нас. Мы для нее были ее жизнью. После смерти отца она всем нам помогла встать на ноги. Отца свалил несчастный случай. Он был бригадиром тракторной бригады. Его трактор в апреле провалился под лед. Отец, здоровый до этого человек, сгорел за неделю. Поэтому, когда я слышу, как по телевизору кто-то жалуется: «Ой, я бедная, несчастная», всегда думаю: «Ты мою маму спроси, как она одна вырастила шестерых детей».
Когда Женя после училища приехал в свою часть, первое, что он сделал, — пошел в бухгалтерию и написал заявление, чтобы ежемесячно по такому-то адресу его матери из зарплаты отсылали 500 рублей. После 1961 года — это 50 рублей. Мы жили в поселке уже. Мама работала на заводе, получала где-то девяносто рублей по новому, и Женины пятьдесят. Ничего, выросли. Сейчас мы только с Ниной остались одни.
— У вас ведь, кстати, не только брат знаменитый. Сестра Нина Васильевна была известным в Туле судьей. В девяностые, говорят, вела громкие дела известных в то время бандитов...
— И ни один из них на нее зла не держал. Потому что она всегда судила только по справедливости и по закону. Никогда ни с кем у нее никаких трений не было. Она была серьезная, она и сейчас серьезная.
— А вообще брат способствовал кому-то из вас по работе или по продвижению по службе?
–Он скорее чужому человеку поможет, а помогать своим считалось не совсем правильно. Потом, мы и не обращались с этим. У каждого свои дела. Хотя встречались часто. Мы ведь последние пять-шесть лет жили с ним недалеко друг от друга.
— Но фамилия Хрунов что-то значила?
— Раньше, в советское время, да. Меня однажды спросили: «Ну вот у тебя брат такой знаменитый, а ты работаешь начальником электроцеха?» Я сказал: «Он это он. Он добился того, чего добился. А я — это я». То, что у нас одна фамилия, ни о чем не говорит. Мы гордимся своей фамилией. Им гордимся. Но это не значит, что он должен был всех нас куда-то тянуть. Если бы я в свое время поступил в Качинское высшее училище истребительной авиации, куда я ездил поступать после школы, у меня тоже могла сложиться жизнь по другому. Но я забрал документы и ушел, хотя меня не отпускали. Женя со мной лет пять потом не разговаривал.
— А почему ушли?
— Могу рассказать. Сдал экзамены, прошел медицинскую комиссию. Нас вывезли в поле — смотреть парашютные прыжки. Там курсанты второго или третьего курса прыгали с высоты 1200 метров. У одного не раскрылся парашют. На земле — мешок с холодцом. Не было ни страха, ничего, мне это никогда не снилось, я не переживал. Просто забрал документы и ушел. Почему? Не знаю.
Открытка советского периода из серии «Летчики-космонавты СССР».
— Жалеете сейчас?
— Есть такая азиатская поговорка: если ты совершил какую-то глупость, то еще большая глупость о ней сожалеть. Исправить ты уже ничего не можешь. Никогда об этом не жалел. Как мне в свое время батюшка сказал: «Значит, это было не твое, Господь тебя от этого увел». Считаю, что Господь велел мне заниматься памятью о Жене. Я создал музей на нашей родине, сам его строил, установил мемориальный знак на месте нашего дома. В свое время создавал фонд имени Жени, книги его переиздавал.
У Жени была огромная библиотека, он учился всю жизнь. Я бы не сказал, что он в школе был круглым отличником. Поступил в техникум, хорошо его закончил. С медалью и красным дипломом — Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского. Как Алексей Леонов о нем сказал, «единственный из отряда, который получил красный диплом и медаль до полета», то есть исключительно своим трудом. Все остальные получали дипломы потом. Участвовал интенсивно в создании многоразового космического корабля «Буран». Тренировался для полета на Луну.
— И была вероятность, что он туда полетит?
— Женя был готов к этому полету. Он прошел полную подготовку с Дмитрием Заикиным, но того в 1967 году по болезни отстранили от полетов. А когда американцы побывали на Луне, наши закрыли эту программу.
— Они действительно побывали? До сих пор ведь этот факт ставят под сомнение.
— Я с Алексеем Леоновым разговаривал на эту тему. Он сказал: «Да мы отслеживали весь полет. Они были, это сто процентов». Это он мне лично говорил.
Первый репортаж из космоса
— Когда Вы узнали, что Ваш брат полетит в космос?
— В 1965 году к нам домой принесли телевизор, приехали корреспонденты. Женя ведь должен был полететь в космос. Говорят: мол, так и так, сейчас будет репортаж. И вдруг идет репортаж, а в космосе, к всеобщему удивлению, Леонов с Беляевым.
Макет стыковки Союзов в павильоне «Космос» на ВДНХ, 1973 г.
— Телевизор-то оставили?
— Оставили, да. Телевизор назывался «Рекорд».
— А как получилось, что ожидали одних в космосе, а полетели другие? Понятно, что все тогда было засекречено, но все же.
— Алексей Леонов с Павлом Беляевым считались основным экипажем, а Женя с Заикиным — вторым. Когда сдавали экзамены, Королев похвалил второй экипаж, дублеров. Сказал, что они лучше подготовлены. Получалось так, что уже Леонов и Павел Беляев становились дублерами. Командиром отряда в то время был Юра Гагарин. Он подошел к брату и сказал: «Жень, пусть Паша с Алексеем летят, давай переиграем. Ты все равно полетишь, а Паша, если сейчас не полетит, может, никогда этого шанса не получит». У Паши уже были проблемы со здоровьем, он умер через несколько лет после того полета. Женя согласился и полетел только в январе 1969 года.
— В результате не стал первым человеком в истории, который вышел в открытый космос. Что-то говорил потом по этому поводу?
— Никогда об этом не переживал. Он говорил: «Я счастливый человек, добился всего, чего хотел. Хотел учиться — учился. Хотел летать — летал. Мне предложили космос — я полетел». На тридцатилетие полета была передача на телевидении, и ведущий, Дибров, ему сказал: «Евгений Васильевич, везло вам, вы счастливый человек». Он ответил: «Да, я счастливый человек. Но запомни, Дмитрий, есть его величество случай, и он все решает. Подал бы командир полка другое личное дело, когда приглашали в отряд, или были бы у меня какие-то нарушения, ничего бы не было».
— А в январе 1969-го вы что-то знали о полете?
— Не знали ничего. Накануне, 14 января, к нам приехал корреспондент «Труда». Я как раз тоже зачем-то приезжал домой между экзаменами, у меня сессия была. Мы с этим корреспондентом вернулись в Москву, и он меня пригласил в редакцию, где я слышал первый прямой репортаж из космоса, как раз когда была стыковка.
Советский плакат «Встреча на орбите».
— И как все это было?
— В конференц-зале собралась вся редакция. Телевизор стоит. Там ведь у Жениного корабля штырь, а у Шаталова ниша, куда они должны входить, — соединение «папа — мама». Момент стыковки. Женькин голос: «Борис, вгоняй ему шершавого». И потом голос Шаталова: «Ну, гады, изнасиловали». Через пять минут повтор передачи, все уже вырезано.
— Шутка в итоге пропала в космосе. Зато осталась в истории шутка про первого космического почтальона. Ведь после стыковки Евгений Хрунов через открытый космос доставил на борт стартовавшего днем ранее корабля «Союз-4» свежие газеты с сообщением о полете...
— Когда они приземлились, не помню, кто из ребят из отряда такую присказку придумал: шатались-шатались, волынили-волынили, ни хрена не сделали и еле сели.
— Ну тут, наверное, для молодого поколения надо уточнить, что в этой фразе зашифрованы фамилии космонавтов первого отряда: Владимир Шаталов, Борис Волынов, Евгений Хрунов, Алексей Елисеев. Они ведь действительно были лучшими из лучших. Скольким другим его величество случай не улыбнулся.
— Вторым дублером у Гагарина после Титова был Григорий Нелюбов. Он как-то поехал в Москву, в форме, а возвращаясь, на станции Чкаловской зашел в местную забегаловку. Там ребята с отряда сидят в гражданском. Сели, немножко выпили. Тут патруль. Привязались к нему: военный офицер в форме сидит выпивает. Он возьми и скажи: «Да ты знаешь, кто мы?» Их, конечно, не взяли, отпустили. Но доложили по команде. В результате все трое вылетели. Нелюбова потом довели до самоубийства.
Никто не считал это подвигом
— А вы, получается, с Гагариным были знакомы?
— Виделись с ним только два раза. Один раз у Жени дома, какой-то праздник был. Простой, очень доступный, без гонора. Не кичился ничем.
— А знаменитая улыбка? Та же, что на фотографиях?
— Очень живая, дружелюбная, радостная. Он вообще по жизни был такой человек. Они все там умели улыбаться. Правда, Борис Валентинович Волынов — очень серьезный человек, редко улыбается. Он давал мне интервью в «Звездном» — у спускаемого аппарата, на котором Женя возвращался на Землю. Когда я его по телефону об этом попросил, Борис Валентинович ответил: «Ты же знаешь, Виктор, у нас с ним были непростые взаимоотношения». Говорю: «Да, знаю, но прошу дать характеристику как специалисту». И он о Жене очень хорошо сказал. Да и все о нем очень хорошо отзывались.
Евгений Хрунов в одном из цехов Новомосковского химического комбината.
— Возвращение на Землю было ознаменовано и тем, что кортеж, в котором космонавты ехали в кремль, обстреляли.
— Перепутали Берегового с Брежневым. Это был питерский офицер милиции, стрелял с двух рук, из двух пистолетов одновременно. Думал, что по машине Берегового. Смертельно ранил шофера. Мы тоже там ехали в этом кортеже, из Внуково.
— Поняли, что происходит?
— Не слышали ничего. Но мы немного другой дорогой пошли — сразу во Дворец съездов. Они поехали через Спасские ворота, мы — через Боровицкие. Но сарафанное радио всегда хорошо работает, сразу нам все рассказали.
— В итоге же Евгений Васильевич только один раз побывал в космосе...
— Он должен был лететь в космос в восьмидесятые, но повредил себе сустав на ноге, год ходил в резиновом чулке. Из-за этого полетели дублеры. Ему предложили возглавить управление военного Внешторга — по нынешнему Росвооружение. А так как он был очень порядочным и честным человеком, трижды его представление на генерал-майора отклоняли — так и остался полковником. Мне кажется, когда он в 1991 году ушел, там вздохнули с облегчением. Он сам никогда не воровал и никому не давал. Помню, в 1989 году мы ехали на дачу, я ему говорю: «Жень, с этой перестройкой кругом бардак, контроля никакого нет. Можно и для себя что-то сделать». Он мне ответил: «Знаешь, Виктор, у меня 700 рублей пенсия и столько же зарплата. Мне хватает. Но я знаю и уверен, что ко мне никто не придет с претензиями. У меня все чисто и честно».
Прием на родине в почетные пионеры.
— То, что он уезжал в командировку в Чернобыль, как считаете, могло послужить причиной его раннего ухода из жизни?
— Три месяца он там был, в Чернобыле. Думаю, ему предложили поехать, а он никогда не отказывался, если что-то поручалось. Очень ответственный человек. Но вы знаете, что из двадцати человек первого отряда космонавтов только четверо перешли семидесятилетний рубеж? У одного из них после центрифуги полопались сосуды, и он был отчислен из отряда, даже на кукурузнике летать не мог, хотя до этого считался первоклассным летчиком-истребителем. Сергей Залетин сказал как-то: «Если бы мне сейчас дали тот скафандр, с которым Евгений выходил в космос, я бы ни за что не пошел». Они были первые. Сами экспериментировали, и на них экспериментировали. Я же их всех знал, весь отряд. Никто из них не считал это подвигом. Это работа. Это были очень порядочные, веселые, честные ребята.
