Три незабвенных немецких «К» – Кinder, Кirche, Кuhen – дети, церковь, кухня, во многом распространялись и на российских представительниц прекрасного пола. И всё-таки были те, кто отличался своим поведением и активной общественной деятельностью от других.
Софья Луначарская (Смидович) с дочерью Татьяной.
Город Реймс, 1895 год
Вообще-то она урождённая Черносвитова. А в начале прошлого века была известна в Туле как Софья Николаевна Луначарская, жена Платона Луначарского, сводного брата всем известного будущего ленинского наркома. Платон Луначарский за время тюрем получил серьёзную болезнь, за границей ему делали трепанацию черепа, и в Туле он появился уже фактически инвалидом. Когда в полицию попадали донесения о его неблагонадёжном поведении, их даже всерьёз не рассматривали – какой из него подпольщик?
А жена с головой ушла в политику. И есть ощущение, что в этом она находила какую-то отдушину от неудавшейся семейной жизни.
Когда в Туле проходила первая политическая демонстрация, 14 сентября 1903 года Луначарская была в колонне манифестантов. По свидетельству городового Ширяева, Луначарская и Щепетева пели какую-то песню и подпрыгивали в такт на ходу. Есть что-то в этом залихватское, юное. А ведь Софье Николаевне в то время было за 30, весьма солидный возраст по тем меркам.
В полицейском участке Луначарская отказалась давать показания и вообще держалась мужественно. На следующий день после ареста муж пытался передать арестованной жене письма от себя и дочери, а также детскую фотокарточку, но ему отказали.
С августа 1904 года, когда Луначарская опять оказалась на свободе, мужу становилось всё хуже, и в октябре супруги наконец получили право на переезд в Киев, где Платон Васильевич и скончался 12 декабря.
В 1911 году Софья вышла замуж за врача Петра Смидовича, хорошо знакомого по революционной деятельности. В браке у них родились сын Глеб и дочь Соня. К тому времени Смидович-Луначарская уже переехала в Москву, с которой и связана её дальнейшая судьба. После победы революции занималась проблемами женщин-тружениц в московском комитете партии, потом в ЦК, в ЦИК СССР. За заслуги в работе среди женщин была награждена орденом Ленина.
Пётр Смидович умер примерно через год после жены, в 1935 г., похоронен в Кремлёвской стене. Но детей это не защитило. В 1939-м арестовали Глеба, и он долгое время провёл в лагерях. После реабилитации занимал ответственный пост в
МИДе. Говорят, что Софья и дочь от первого брака Татьяна тоже попали под репрессии.
Варвару Яковлеву расстреляли в сентябре 1941 года
В ноябре 1917 года проходили выборы во Всероссийское Учредительное собрание. В Туле из 90 тысяч избирателей голосовали 35 418 – 38%. Большевистский список №5 возглавил Алексей Рыков – член ЦК партии, нарком внутренних дел в первом советском правительстве.
Под вторым номером в списке значилась Варвара Николаевна Яковлева – наркомвнудел, красивая женщина, по определению Александра Кауля.
Весьма известная в определённых кругах дама, имевшая к 1917 году не только несколько лет ссылки, но и несколько побегов с неё. В советское время она успела поработать в ЧК и НКВД. Боевая, видать, красавица. Вот она-то и уехала представлять Тулу в Учредительное собрание, которое, как известно, разогнал матрос Железняк. Третьим в списке от Тульской губернии был Кауль, четвёртым – Каминский.
Варвара Николаевна не избежала участи многих своих товарищей. Она ещё успела выступить свидетельницей обвинения против Бухарина, а в 1937 была арестована и осуждена. Расстреляли Яковлеву в сентябре 1941 года в Орле вместе с другими заключёнными, когда немцы подходили к городу. Правда, есть данные, что она была казнена в 1944 году.
Одной из самых красивых девушек Тулы была когда-то Ольга Борисовна Розен, будущая гражданская жена Григория Каминского, первого советского руководителя Тулы. Но политическая жизнь никак не могла её миновать. В подпольную деятельность оказались вовлечены все её братья. В 1906 году за участие в боевой дружине был арестован её брат Арон, который просидел в тульской тюрьме до 1913 года. Раз в месяц его посещала только младшая сестра Ольга. Необычность ситуации была в том, что Арон из-за перенесённого в детстве менингита был глухонемым, однако бурная политическая жизнь его тоже не миновала.
– О том, что он понимал других, читал по губам, а в тюрьме научился и говорить, тюремное начальство не знало, – вспоминала Ольга Борисовна. – Поэтому во время свиданий нам разрешали общаться при помощи записок, которые я в конце свидания должна была сдавать дежурному охраннику. Комната свиданий была разделена на две части, в одну из которых с улицы впускали посетителей, а в другую, пол которой был поднят над уровнем первой части, вводили из тюремной двери арестантов. Обе эти части комнаты были отделены друг от друга двумя (от пола до потолка) решётками, а в коридоре между ними ходил взад-вперёд охранник с револьвером на боку, наблюдавший за порядком и за тем, чтобы посетители ничего не передавали арестантам.
В 1918 году Ольга только сдала экзамен на аттестат зрелости, она ещё совсем девочка, но уже год как в партии большевиков. В это бурное время она одновременно посещает гимназию и работает техническим секретарём в Тульском губернском партийном комитете. А революционная закалка, приобретённая в детстве, оказывает ей большую помощь в этой новой жизни.
– В феврале 1919 года вместе с Фридой Соминской мы проучились несколько месяцев в Пролетарском университете в Москве, – вспоминала она. – А затем всех студентов ЦК мобилизовал на проведение кампании по возвращению в армию дезертиров и выделение от каждой волости десяток и двадцаток в Красную Армию.
Мне и Фриде Соминской довелось работать в Курской губернии – несколько деревень в Белгородском уезде, где очень сильное в это время было влияние эсеров. Помню, как нас, двух девчонок (а нам было по 20 лет), оставили на ночлег в помещении сельсовета, а за стеной нашей комнаты шумели мужские голоса не то возбуждённые, не то пьяные, и мы в страхе придвинули к разделявшей наши комнаты двери письменный стол, а на него нагородили стулья в расчёте, что если кто-нибудь захочет проникнуть к нам – стулья загремят, и мы проснёмся.
Ольга Розен разошлась с Каминским в 1921 году, вскоре после того, как вместе приехали на работу в Баку, и счастливо избежала репрессий.
По одной версии потому, что они с Григорием даже не были официально расписаны. По другой – в момент, когда шли аресты, Ольга Борисовна несколько месяцев пролежала в больнице, и про неё забыли.
Дальнейшая её судьба сложилась счастливо. Она уехала в Москву, была направлена московским комитетом партии в технический вуз. Работая, организовала и возглавила первую в стране специализированную лабораторию битуминозных кровельных и гидроизоляционных материалов. За консультацией к ней обращались при устройстве первой очереди московского метрополитена, гидроизоляции бассейна «Москва» (который долгое время занимал место ныне восстановленного храма Христа Спасителя), гостиницы «Ленинград», при возведении кровли МГУ, высотного здания на Смоленской площади. Ольга Борисовна стала кандидатом технических наук, за одну из своих разработок удостоилась Сталинской премии.
