Ни филёрское наблюдение за Бакуниной, ни проведённое дознание наличия беглеца в имении не подтвердили, хотя полиция выпотрошила всю подноготную подозрительного семейства и их родственников — князей Кропоткиных.
В мае 1909 года Прокудин через Владивосток отправился в Канаду, а затем в США. Устроился на ферму, потом поступил работать токарем. Вскоре в Америку приехала из России его невеста Маруся. Родилась она в Воронеже, жила у помещиков гувернанткой, учила господских детей. Потом переехала в Тулу. Это она была одной из тех двух девушек, которые приходили к тюремным стенам отвлекать часовых. Молодые люди поженились, и в 1913 году у них родился сын Евгений.
В Америке Митя работал и учился в вечернем техническом институте, много читал. И тут стало известно о случившейся в России революции. Прокудин с семьёй возвратился домой в Тулу 17 августа 1917 года. Поселились на квартире сестры Насти на Гольтяковской (теперь Чапаева) улице. На работу поступил в механические мастерские оружейного завода. Кстати, был хорошим мастером. За время странствий Митя изменился. Из Америки он вернулся настоящим щёголем, и с тех пор одевался изысканно, со вкусом.
По воспоминаниям сестры Анастасии Глинской, жена Маруся была скупой. «Придёшь к ним в гости, никогда не угостит, даже чаю не предложит». Вспоминала, как просила у брата денег взаймы, но Маруся запретила давать. Митя потом жаловался: «Не могу помочь, я в руках Маруси, ничего с ней не могу сделать. Буду помогать так, чтобы она не знала».
Дмитрий Прокудин (справа) с женой Марусей, сыном и семьёй кого-то из питерских коллег
Тем временем Прокудин пошёл вверх по партийной линии. 27 октября он уже член тульского военно-революционного комитета вместе с Каминским, Бундуриным и другими. А вскоре его выбирают казначеем и комиссаром комиссии по борьбе со спекуляцией. Через несколько дней он ещё и комиссар в арсенале. В начале 1918-го Прокудин становится и одним из членов ревтрибунала.
Ордер в тульский арсенал, подписанный Прокудиным
Меньшевистский «Новый народный голос» в феврале 1918-го живописно описал явление Прокудина с инспекцией в контору газеты.
«…Явился г. Прокудин и начал тщательно „обследовать“ помещение. На вопрос заведующей конторой, что угодно сему господину, последний предъявил ордер от военно-революционного комитета. Заведующая с недоумением прочла, что Прокудин назначается комиссаром арсенала. Заведующая превратилась в живой вопросительный знак.
Тогда Прокудин извлёк из необъятного кармана, полного всяких ордеров, другой, гласящий о назначении его комиссаром государственных имуществ Российской республики по Тульской губернии…
Прокудину, благодаря энергичному протесту заведующей, ничего описать не удалось. Тогда им был дан приказ курьерам не топить печей у контрреволюционеров и не давать им света».
В апреле 1918 г. Прокудин становится председателем губЧК. А 10 июня Тульский губернский исполком вводит военное положение в губернии, обосновывая это накоплением контрреволюционеров, «развернувших контрреволюционную работу, сеющих смуты среди трудящихся». Прокудин назначается чрезвычайным уполномоченным по проведению в Туле и губернии военного положения.
18 июня туляки присоединяются к всероссийской трёхдневной политической стачке. И Прокудин вновь демонстрирует, как остроумно он может находить выход из тупиковых ситуаций. Время стачки фиксировалось — с 12 часов 18 июня до 12 часов 21-го. Как и было намечено, работу бросили 18 июня в 12 часов. А на следующий день в 12 часов был дан ложный гудок.
Заводской гудок для того времени — всё равно что сейчас телевизор: по нему сверяли время, корректировали рабочий день, узнавали о важных событиях.
У каждого завода был свой гудок, который узнавался из десятков других.
Вот и теперь рабочие решили, что пришли деньги и начали раздачу жалования, а потому потянулись к заводу. На самом же деле гудок для приманки дали комиссар Гросман и Прокудин. Возвратиться назад не дали никому.
«Красноармейцы и волонтёры большевики-мирбахисты стали загонять рабочих, стоявших у ворот, на собрание, — рассказывала меньшевистская газета „Новый народный голос“. — Согнали кадровых безработных, своих чиновников-большевиков. Наскребли 300−400 человек, которые объявили себя общим собранием оружейников и патронников и вынесли резолюцию о предании выбранных рабочих стачечного комитета военно-революционному трибуналу, подложно выдали свою заговорщицкую волю за волю всех рабочих».
Вообще лето 1918 года было для Прокудина жарким. Он занимается не только ликвидацией забастовок. На его счету разоружение деморализованного отряда матросиков Гневушева. Они были присланы в Тулу поддерживать революционный порядок, а на деле занимались грабежами и пьянкой. А это, между прочим, около трёхсот хорошо вооружённых человек.
В июле 1918-го Прокудин был одним из разработчиков плана по ликвидации боевой дружины левых эсеров в Туле. Ведёт борьбу с так называемыми контрреволюционными мятежами — крестьянскими восстаниями в уездах. Их было предостаточно, стратегически важный хлеб просто так никто отдавать не хотел.
23 ноября 1918 г. губисполком обсудил вопрос о деятельности губернской ЧеКа. По докладу Каминского была принята резолюция: «Губисполком признаёт, что деятельность Тульской губЧК соответствует интересам пролетарской революции». Работу Прокудина оценили высоко.
Там же, в Ленинграде, разошёлся с женой Марусей. Бывшая супруга осталась жить с сыном. Умерла она в 1948 году.
Вероятно, на разрыв с семьёй повлияли возобновившиеся отношения с Софьей Бакуниной и её дочерьми. Судя по всему, у него когда-то был роман с помещицей, она даже участвовала в подготовке его побега в Америку. Теперь же Прокудин и сам ездил к ней, и принимал её дочерей у себя. Столь тесное общение, возобновлённое после долгого перерыва, даёт основания предполагать, что и к дочерям Бакуниной Прокудин мог иметь очень даже родственное отношение. Но это лишь предположения.
В Ленинграде состояние его здоровья резко ухудшилось. В 1928 году Прокудин уехал в Подлипки Московской области, где был принят начальником цеха военного завода. Директором предприятия был его старый знакомый ещё по тульскому подполью Мирзаханов. В Подлипках второй раз женился. Его вторая жена Любовь Прокудина после скоропостижной смерти супруга в 1931 году, когда ему шёл 46-й год, уехала жить в Тулу.
