Начало истории здесь.
Работали по архиерейским часам
В довоенное время на долгие годы Тульский художественный музей поселился в Доме Красной Армии (Дом офицеров). Большую часть экспонатов складировали в подвале – выставить их на всеобщее обозрение не было возможности.
В самом же здании выделили четыре комнатки под музей. Интересно время работы экспозиции: с 11 до 15 и с 19 до 21 часа, без выходных. Позже, проанализировав ситуацию, пришли к выводу, что активная часть посетителей бывает в музее в два-три часа дня, из-за этого график перестроили. С 1940 года музей стал открываться в час дня и закрываться в девять вечера, в воскресенье работал с десяти утра до шести вечера.
В музее были представлены отделы русского искусства, иностранной живописи, скульптуры, фарфора, мебели и, разумеется, советского периода.
Но проблемой музея была не только теснота, но и невозможность вести полноценную работу. Поначалу не было даже своей библиотеки, которую при разделении не отдал краеведческий музей. Большое количество произведений требовало серьезной реставрации.
«О дайте, дайте нам... помещение». Карикатура Ю. Ворогушина, 1957 г.
Не было и надлежащих условий для охраны всех сокровищ. По словам директора музея Николаева, с открытием музея выяснилось, что в то время, когда по залам ходит публика, пропадают вещи и происходят поломки экспонатов. Обслуживающего персонала не хватает, а за всеми не уследишь. Например, была сломана резная фигура, часть каковой похищена, посетители открывали ящики с экспонатами, на некоторых шкафах обнаружили сорванные пломбы – в них кто-то заглядывал без спроса.
В декабре 1939 года вообще пропал автопортрет художника-самоучки Михайлова, найти его так и не удалось. Угроза взыскать за утерянное со всех работников музея не подействовала. За небрежное хранение имущества вахтеру влепили выговор, а работнику музея Пузину – строгач. На что тот в книге приказов сделал запись о несогласии с наказанием в категорической форме:
«Приказы задним числом не отдаются. В музее до сих пор нет точного времени, а работали по архиерейским часам».
Последнее выражение обозначало приблизительное время. Буквально – в зависимости от того, когда проснется и придет на службу архиерей.
Попал в итоге под раздачу и сам директор Николаев. В 1939 году музею отдали на хранение двадцать предметов старинной мебели. Девать это добро было некуда, и он отвез мебель в сарай к приятелю. В 1941 году началась война, мебель кто-то увез в неизвестном направлении. Но война списала не все. В 1954 году мебели хватились, стали проводить расследование, дело дошло до прокуратуры. Николаеву к тому времени было за семьдесят, решили его не наказывать, но денежки за похищенное в 1941 г. попробовать взыскать. Хотя бы частично.
Два ящика с плесенью
С лета 1941 года, не нарушая основной экспозиции, была организована выставка картин тульских художников, гравюр, литографий и фото на тему «Победа будет за нами». В это же время начали упаковывать в ящики запасной фонд, готовясь к эвакуации. В период боевых действий под Тулой сотрудники музея читали по войсковым частям лекции с эпидиаскопом (прибором, показывающим изображения на экране) на тему «РККА в изобразительном искусстве».
«Балаганы в Туле на Святой неделе» художника Попова туляки смогли увидеть в 1998 году.
С 3 октября музей был закрыт. Экспозицию свернули и перенесли в подвальное помещение. По распоряжению областного отдела по делам искусств шесть ящиков – 96 картин – были эвакуированы из Тулы в Сибирь. Прочие экспонаты находились в сохранности без вывоза из города. Правда, при переезде по городу в октябре 41-го побили часть музейной посуды – в частности, фарфоровые чашечки и блюдечко XIX века.
Домой эвакуированные ценности вернулись в начале 1944 года. На шести ящиках упаковка была цела, обтянута проволокой с наложением свинцовых пломб. Все экспонаты были в наличии. Но при этом два ящика оказались подпорчены.
У ящика №5 деревянные части были покрыты плесенью и потеками воды, дерево с одного края сгнило и крошилось. Все 12 уложенных сюда картин оказались с повреждениями. На картине П. Соколова «Тройка» с изнанки обнаружились сплошные плесневые пятна, с лица – плесневая седина по всей картине. На этюде «Женщина с кинжалом» холст с изнанки весь проплесневел. «Автопортрет» Мясоедова пропитан насквозь плесенью, изображение скрыто почти полностью под белой коркой, красочный слой весь в трещинах. Холст с изнанки весь в пестрых плесневых пятнах.
Ящик №6 снаружи имел следы потеков воды, внутренняя поверхность вся была в пятнах плесени. Правый нижний угол картины «Сигнал бедствия» Айвазовского площадью 30х30 сантиметров проплесневел насквозь. С изнанки холста имелись пятна плесени красного цвета, плесень прошла сквозь трещины красочного слоя на лицо. Грунт в этом месте разложился, красочный слой на нем в трещинах и слабо держится.
Согласно акту освидетельствования наличия и состояния картин, их состояние говорило о том, что «они хранились в сыром помещении и даже непосредственно подвергались действию воды, что привело к образованию очень заразной для живописи разной плесени, а, следовательно, и к порче самих картин».
Вариант 1918 года «Красавицы» Кустодиева передан музею в качестве дара от Г. П. Маликова в 1959 году. Впервые показан тулякам в 1961-м.
Требовалась немедленная дезинфекция всех пострадавших полотен.
Кроме того, работы Боровиковского, Айвазовского, Мясоедова необходимо было срочно доставить в Москву для реставрации. Все остальные пострадавшие экспонаты до дезинфекции, в целях профилактики, поместили в отдельное помещение. Кстати, помимо упомянутых работ 30 декабря 1946 года были отправлены, наконец, на реставрацию в Москву «Феб лучезарный» Серова и скульптура Коненкова из дерева «Жар-птица».
Сама Тула встретила художественный музей с традиционным «гостеприимством». Прежние помещения, которые занимал музей в Доме офицеров, оказались заняты под буфет и бильярдную, расстаться с которыми дирекция наотрез отказалась. Вернули только полуподвальную комнату для хранения экспонатов.
В отчете о работе музея за 1944 год значилось грустное резюме: «перспектив на получение помещения в ближайшее время не предвидится. Деятельность законсервирована».
Музейщики сосредоточились на работе по сохранности имеющейся коллекции и чтении лекций. В связи с чем смету на 1945 год им урезали со 180 тысяч рублей до 45: ровно на зарплату, административно-хозяйственные расходы и немножко на научно-исследовательскую деятельность.
И «Крокодил» не помогал
Нельзя сказать, что власти судьбой уникальной коллекции не интересовались. Интересовались. В 1945 году от облисполкома был даже получен запрос, какое здание в городе пригодно для музея. Директор Макаров осмотрел все подходящие помещения в городе и дал целых пять адресов. Однако ни одно из этих помещений не нашли возможным освободить. Потом было отдали часть комнат городского книгохранилища – фактически отдельный дом, исключая две квартиры и районный военкомат. Успели даже закончить наружную отделку, по переезд сорвался.
Судьба уникальной художественной коллекции стала излюбленной темой для фельетонов столичной прессы. Об этом писали «Известия», «Крокодил», «Огонек».
По тем временам одной реплики в сатирическом журнале «Крокодил» вполне хватало для того, чтобы решались самые нерешаемые проблемы.
Но только не в этом случае.
В 1948 году комиссия из Москвы, обследуя работу тульского музея, возмутилась его положением и обратила на это внимание облисполкома, который тут же выделил под музей большое здание №20 по ул. Пирогова. С испугу продекларировали даже создание в Туле филиала Третьяковской галереи. Второй этаж целиком отдавали полотнам, принадлежащим галерее, в нижнем предполагалось развесить картины музея. Здание уже было подготовлено к переезду, но, когда гроза миновала, его передали совершенно другой организации.
Музею прочили место в костеле... ...и в Богоявленском соборе.
В 1951 году в очередной раз наметили здания, куда после капитального ремонта можно было бы переехать. Это белый собор в Тульском кремле, Никитская церковь на ул. Менделеевской, здание бывшего костела. Белый собор, надо полагать – Богоявленский, ныне занимаемый Музеем оружия. Историческая Никитская церковь ныне благополучно практически разрушена. Но тогда в предоставлении обоих этих зданий облисполком отказал, согласился лишь рассмотреть вопрос о костеле.
Правда, проект с костелом или, как его называли, польским костелом, однажды уже рассматривался. В 1940 году он даже был фактически отдан музею, подписаны первые акты передачи. Однако в январе 1941 года комиссия под председательством секретаря обкома партии Чмутова забраковала здание как малоподходящее и по местоположению, и по значительности средств на его восстановление. Существенную роль сыграло и то обстоятельство, что здание костела задним своим фасадом выходило на двор соседнего домовладения, поэтому сторож не мог обходить его ночью по кругу. Между тем именно со стороны соседа были расположены входы в подвал и котельное помещение, куда при желании легко можно пролезть. Также с западной стороны после пристройки двух секций здание подошло бы почти вплотную к сараю левого соседа, что создавало угрозу в пожарном отношении.
На эту безнадегу в Москве долгое время смотрели сквозь пальцы, вероятно, и по той причине, что все просьбы туляков о строительстве нового здания оказывались безрезультатными, ответ всегда был отрицательным. Но в конце концов сверху пригрозили: если здания не будет, всю коллекцию отберем и передадим в другой город. Тогда-то, пусть и с большим скрипом, колесики начали крутиться. В 1956 году сделали архитектурно-планировочное задание и начали готовить рабочие чертежи для строительства собственного здания. В 1957 году средств на него, правда, сверху не спустили, но это уже были детали.
В 1961 году, как предвестник будущих событий, в Доме офицеров прошла выставка наиболее интересных приобретений последних лет. В том числе на ней впервые была представлена «Красавица» Кустодиева. Был также целый зал работ, подаренных земляком – художником Порфирием Крыловым. Увидела Тула и отреставрированного «Феба лучезарного».
Наконец в 1964 году музей справил долгожданное новоселье.
В июле этого года новое здание в три этажа, сделанное по проекту тульского архитектора П. М. Зайцева, было принято Государственной комиссией. В связи с открытием экспозиции в новом здании Министерства культуры СССР и РСФСР передали из дирекции художественных фондов произведения русской и западноевропейской живописи – работы Сурикова, Маковского, Петрова-Водкина.
С того времени музей начал новую, счастливую жизнь. Представить сложно, но в 1976 году нескончаемая очередь из желающих попасть на выставку художника Святослава Рериха не вмещалась в фойе и, выходя на улицу, спускалась со ступенек к площади Искусств. В 1982 году колоссальным интересом пользовалась выставка Ильи Глазунова, который представил 23 полотна цикла «Поле Куликово».
Афиши проводимых в музее в разные годы мероприятий.
Даже в непростые 90-е туляков активно приобщали к высокому искусству. В 1994 году, к 75-летию музея, на одном из аукционов была выменяна для тульского музея картина И. Левитана «Хмурое утро» из частной коллекции А. Я. Желобаевой-Штерн в Санкт-Петербурге. Когда владелица предложила эту работу на закупку Министерству культуры, она поставила непременное условие, чтобы картина обязательно попала в какой-либо из российских музеев. На Левитана претендовали Третьяковка, Тверская картинная галерея, но повезло Туле.
А в 1998 году на выставке русской живописи второй половины XIX века из собрания Третьяковки представили 37 картин известнейших художников, в том числе Репина, Перова, Крамского, Маковского, Левитана, Шишкина. Помимо того, что это была первая за десять лет выездная выставка в России – ездить по России было дорого и небезопасно, она была интересна еще и тем, что из Третьяковки впервые привезли работу А. Попова «Балаганы в Туле на Святой неделе».
В общем, сто лет пронеслись как один день.
