Они сбивались в стаи, которые можно было видеть практически на каждой улице города. Собаки без ошейников и намордников иногда бегали вместе и пугали прохожих. Конечно, они представляли угрозу для всех жителей города.
Собачий форт Шаброль
По мнению современников, количество бродячих собак в губернском центре заметно прибавлялось после базарных дней — за счет псов, отставших от своих хозяев-крестьян, приезжавших торговать. Цепные и сторожевые злобные собаки имелись практически в каждом дворе. Да еще домохозяева имели обыкновение калитки своих дворов оставлять открытыми, поэтому собак, находящихся на этих дворах, тоже можно было считать уличными. Они постоянно лежали у ворот или заборов двора, наблюдая за теми, кто шел мимо. Обыватели окраинных улиц своих собак вообще вечером спускали с цепи, и они нападали на зазевавшихся прохожих.
Стаи бродячих собак разгуливали по главной улице города — Киевской. Иногда они прямо на проезжей части затевали жизнерадостные драки — так что осторожные горожане старались обойти место ристалищ стороной, а те, кто боязливее, вообще предусмотрительно поворачивали назад.
«Горе человеку, если он вздумает пройти ночью через толкучий рынок, — писала „Тульская молва“ 16 апреля 1914 г. — На него там набросится такая стая собак, отбиться от которой не так-то легко. Причем надо заметить, что сторожа толкучки довольно равнодушно смотрят на нападение собак на прохожих. Позволительно спросить: где же эти собаки, не пропускающие никого постороннего, бывают, когда на толкучем рынке или в рядах совершаются кражи? Или собаки эти существуют специально для охраны толкучки от мирного населения?»
В той же газете через месяц была опубликована такая корреспонденция:
«В Кремлевском саду под полом буфета поселилась целая стая бродячих собак, которые небезопасны для публики. Между тем попытки выселить собак из-под пола не увенчались успехом. Брался за это сначала сторож сада, потом специалисты по ловле собак, но стоило им появиться под полом, как собаки всей стаей набрасывались на смельчаков и немедленно обращали их в бегство. Между тем возможно появление бешенства, и тогда опасность от собак будет еще страшнее».
Автор заметки иронично назвал ее «Собачий форт Шаброль». В то время это название было нарицательным, не требующим расшифровки. Но для современного читателя расскажем, что фортом Шаброль иронично называли дом в Париже на улице Шаброль, в котором президент антисемитской лиги Жюль Герен с несколькими товарищами почти полтора месяца сопротивлялся аресту. Полиция же просто заперла все входы и выходы и терпеливо ждала, когда осаждаемые захотят есть.
Так что наличие палки или трости в руках прохожих на фотографиях того времени имело еще и функциональное значение — при случае отбиться от нападения. Это было важно, ведь укус собаки нес и другую угрозу — многие были заражены бешенством.
Прививки от бешенства
В 1885 году в Париже открыли первое специализированное медицинское санитарно-профилактическое учреждение для борьбы с бешенством — Пастеровскую станцию. Она получила свое название в честь французского ученого Луи Пастера, который изобрел метод предупреждения заболевания бешенством при помощи антирабической вакцины.
Вторая Пастеровская станция в мире и первая в России открылась уже через год в Одессе. Потом они появились в Санкт-Петербурге, Самаре, Варшаве, Харькове, Москве. Московская станция обслуживала 25 российских губерний, в том числе и Тульскую. По развитию бешенства Россия была на одном из первых мест в Европе, так что требовались срочные действия.
Прививка от бешенства. Обложка журнала «Наше время».
Пастеровский пункт начал работу в Туле 5 декабря 1907 года. Только за первые четыре месяца работы сюда поступило для прививок 200 человек. Уже в марте 1908 года зафиксировали существенный прирост пациентов — 71, из них 24 мужчины, 10 женщин и 37 детей.
Большинство обратившихся за помощью были жители Тулы. Всего же в первый год работы станции обратилось за помощью 764 жителя Тульской губернии. Больше всего больных дали Тула и Тульский уезд — 252 человека, менее всего — Белевский уезд — 13. Общий расход по Пастеровской станции за 1908 год составил 6700 рублей, или 7 рублей 95 копеек на одного укушенного.
Работники станции обращали всеобщее внимание на то, что по улицам Тулы безнаказанно разгуливают стаи бродячих собак, при этом нет никакой организации по их ловле. Бешенство между ними через покусы сохраняется постоянно и разносится по Тульскому уезду и обратно в Тулу.
Тульские собачки иногда попадали и на фото, как, например, здесь. Полицейский вместе со сторожевым псом в Кремлевском саду.
Согласно другому отчету Пастеровской станции губернского земства, в 1911 году за помощью обратилось уже 966 человек. Из них только 73 отказали в лечении вследствие отсутствия опасности заражения ядом бешенства. Из начавших лечиться 35 человек не окончили назначенного лечения — частью самовольно, частью же вследствие того, что укусившие их животные, по исследовании, оказались здоровыми. Таким образом, полный курс лечения пастеровскими прививками окончило 858 человек. Из них 600 мужчин и 257 женщин. Из общего числа лечившихся умерли двое — оба во время прививок.
Интересно в этой статистике и то, что за помощью обращались не только туляки, которых насчитали 638 человек. 176 пациентов приехали из Орлов-ской губернии, один из Калужской и еще 43 были служащими на С.-В. железной дороге.
Нельзя сказать, что борьба с бродячими собаками в городе совсем не велась. Еще в 1880-х годах городская Дума, приняв постановление о ловле бродячих собак, заключила соглашение с неким ловцом, который взялся ловить собак на улицах и содержать их у себя три дня, в течение которых владельцы могли бы потребовать возвращения цепных собак.
Невостребованные собаки должны были уничтожаться.
Однако этот ловец так и не справился со своими обязательствами, пожаловавшись на то, что для всей массы выловленных собак у него просто не нашлось подходящего помещения, и все они содержались под одной крышей. Поскольку никакого контроля не осуществлялось, бывало и так, что владелец, забирая свою собаку домой, получал ее, зараженную бешенством.
В 1909 году деятельностью по отлову бродячих собак озаботился тульский полицмейстер, но все закончилось примерно тем же — пойманных собак просто негде было держать до предъявления их владельцам. А своих домашних питомцев хозяева все-таки искали.
Конечно, количество породистых четверолапых тогда было не такое, как сейчас, и все-таки они были. Например, в 1912 году городским комиссаром была произведена перепись охотничьих и комнатных породистых собак по 3 и 4-й частям города, то есть в Заречье и в Чулкове. Выяснилось, что у зареченцев живут 94 породистые собаки, а в Чулкове так и вовсе 152.
Корыстные ищели
24 января 1910 года, несмотря на поданный протест охотничьего общества, губернским начальством было в полной мере утверждено составленное городской Думой для местного населения постановление о ловле и уничтожении бродячих собак. Через две недели, 11 февраля, оно было предано огласке, а вступило в силу через два месяца после его обнародования.
Новое постановление подошло к проблеме радикально.
Все находящиеся на улицах города и местах общественного пользования собаки без намордников признавались бродячими и должны были уничтожаться порядком, установленным городской управой.
Отлавливать бродячих собак должны были нанятые город-ской управой ловчие, а уничтожать на окраине города немедленно под надзором уполномоченных управы.
Кадр из «Собачьего сердца».
Ловля собак внутри дворов, при казармах, бойнях, лесных складах и других местах, принадлежащих отдельным управлениям, обществам и частным лицам, могла производиться лишь по приглашению начальствующих лиц или самих владельцев.
Владельцы обязаны были наблюдать, чтобы их собаки не выбегали на улицу и в места общественного пользования. Разрешалось водить собак и гулять с ними, но при условии, чтобы они были на снурке, то есть шнурке, или же в намордниках.
Отдельно были приняты требования к ловчим, которые тут же получили в городе прозвище ищели.
Ловле подлежали только собаки, признанные бродячими. У ловчего при себе должно было иметься надлежащее уполномочение, по нынешнему удостоверение, и занумерованная и прикрепленная на груди к верхнему платью жестяная бляха.
Ловля собак разрешалась ежедневно, кроме всей недели Св. Пасхи, первых трех дней Рождества Христова, двунадесятых праздников и торжественных дней. В летнее время ловля начиналась с 4 до 7 часов утра и с 11 до 1 часа ночи, в зимнее — с 6 до 8 утра и с 9 до 12 часов ночи.
Пойманные собаки должны были бережно перемещаться в фургон. Истязание собак строжайше воспрещалось. Пойманные собаки отвозились на окраину города в назначенные управой места, где и уничтожались без замедления.
Выкупа или возвращения собак отнюдь не допускалось!!!
Ловчие состояли под постоянным надзором одного из членов городской управы, которому они обязаны были ежедневно сообщать, когда и в какой именно части города будет производиться ловля собак, затем предоставлять сведения о числе пойманных собак и уничтоженных.
Как всегда, возникли нюансы. Деятельность живодеров не у всех вызывала одобрение. Случалось, ищелей подкарауливали, чтобы надавать по шее, а всех пойманных собак выпускали на волю. И на кого тут пожалуешься, если нападали неизвестные тебе лица?
Сами ловчие тоже были себе на уме. Согласно заключенному с городом условию, они не имели права получать с хозяев деньги за обнаруженных собак. Тем не менее породистые псы частенько становились их добычей, и конечно, такая находка стоила хороших денег. Породистых старались не уничтожать, а приводить к себе домой в надежде, что хозяин скоро найдется.
Группа крестьян Смоленской губернии, искусанных бешеным волком, на лечении у Луи Пастера, Париж, 1886 год.
Весьма красочно эту ситуацию обрисовал знаток московского быта Владимир Гиляровский.
«При моем посещении заведения Грибанова я заявил, что у меня пропала собака, и меня привели в этот сарай, где я мог выбрать любую из собак, даже чужую, и, заплатив за нее, сколько потребует доверенный Грибанова, получить ее. При подобном способе получения действительные владельцы собак ничем не гарантированы. Книги о том, где, когда и какая именно собака поймана, не ведется. … Кроме того, в соседнем с „морильней“ трактире всякий, отыскивающий собаку, может, если тихо поведет разговор, узнать, что хорошие собаки, которых невыгодно отдать за 75 коп. владельцу, т. е. за содержание трех дней по 25 коп. в день, и не попадают вовсе в „морильню“, а каким-то манером попадают к собачьим барышникам, занимающимся покупкой случайных собак. <…> Есть слухи, что ловчие лучших собак продают подобным барышникам за бесценок».
Начитанные товарищи, конечно же, сразу вспомнили, что даже бравый солдат Швейк занимался подобной деятельностью.
«К подрядчику Новикову забежала борзая собака. Он заявил об этом в 3-ю часть и доставил туда собаку, — рассказывала „Тульская молва“ в январе 1912 г. — Часть, в свою очередь, сообщила о заблудившейся борзой в другие части. Вскоре нашелся хозяин собаки — управляющий г. Хомякова г. Аверин. Новиков запросил с него за прокорм собаки в течение около суток 10 рублей!
— Почему 10 руб.? За что? — спрашивают Новикова.
— Да как, де, помилуйте, ведь она, собака-то, благородная. Я ей молока на полтинник купил, на извозчике ее вез.
Не довольствуясь полученным от Аверина рублем, Новиков приходил в часть другой раз вечером с целью дополучить на прокорм благородной собаки».
В 1913 году управляющий поверочной палаткой мер и весов обратился в городскую управу с заявлением, что ловчие бродячих собак занимаются вымогательством. Они неоднократно заявлялись в поверочную палатку, требуя на чай. В случае отказа угрожали поймать принадлежащую палатке собаку по кличке Винтик.
Опасаясь за участь собаки, работники палатки неоднократно давали ловчим на чай, но нахальство их перешло всякие границы. Они стали требовать деньги чуть ли не еженедельно. Получив в конце концов отказ, ловчие стали мстительно выманивать собаку со двора. Служащие палатки в итоге пришли в управу за защитой.
Ну и в заключение. Когда все бродячие собаки в районе городских скотобоен были истреблены, тут же появилась замена. Всех собак в невероятном количестве заменили кошки!
