Людмила Д.
Я пришла в эту школу в восьмом классе. Невысокого роста, худенькая, застенчивая. Очень переживала, как всё сложится. В старой школе я училась с первого класса; не могу сказать, что заслужила авторитет, но отношения со всеми были хорошие.
А что меня ждало в новом коллективе? Я не умела производить впечатление, зажималась, глупела на глазах, не знала, что сказать, как интересно ответить.
На линейке учительница построила нас парами, как первоклашек. Со мной рядом поставили симпатичного мальчика. Когда мы пошли в класс, он взял меня за руку. Сначала я растерялась, а потом увидела, что все пары держатся друг за друга ладошками и успокоилась. Значит, у них так принято.
Парень, увидев, что мне не по себе, тихонько сказал:
– Боишься? Давай вместе сядем? Я тебя в обиду не дам.
И не дожидаясь моего ответа, а он бы его и не дождался, потому что я покраснела и просто задохнулась от смущения, закричал:
– Ирина Антоновна, можно новенькая со мной за парту сядет? А то мне списывать не у кого.
– Ты, Виталик, всё шутишь? – проворчала учительница. – Когда взрослеть будем? Гайдар в твои годы….
– Не, Ирина Антоновна, я не шучу! – перебил её парень. – Я всё лето полком командовал. Очень устал. Хочу пожить обычной, спокойной, монотонной школьной жизнью. И чтобы соседка хорошая под боком. Ты ведь хорошая соседка? – это уже мне.
Я покраснела и кивнула. В классе засмеялись, а я плюхнулась на стул за парту Виталика, сгорая от смущения. Я не умела быть в центре внимания.
Но пришлось к этому привыкать. Любимец учителей и одноклассников Виталий Попов решил помочь мне адаптироваться в новом коллективе. И теперь всё внимание было приковано к нашей парте.
В первый учебный день Виталик решил меня проводить.
– Ты, наверное, только переехала в наш район? – поинтересовался он. – Иначе зачем бы тебе в новую школу переходить? Или тебя из старой выгнали? – с наигранным ужасом поинтересовался он.
– Нет, что ты! – поспешила я оправдаться. – Мы квартиру получили. А наш старый дом под снос пошёл.
– Скучаешь? – сочувственно спросил сосед по парте. И от этого душевного участия чужого человека у меня вдруг комок встал в горле и на глаза навернулись слёзы.
И я зачем-то выложила ему то, что боялась сказать родителям. Они бы не поняли меня. Квартира, ванна, горячая вода... А я тоскую по старому ветхому дому. Я рассказала новому знакомому про яблони, которые, почувствовав свою скорую гибель, просто завалили нас яблоками, прощаясь навсегда. Поведала о собаке Трезоре, который появился у нас, когда я пошла в первый класс, и верой и правдой сторожил дом, а один раз спас нас от пожара. Трезор весь последний месяц лежал пластом возле свой будки, чувствуя всей своей собачьей душой, что мы с ним расстаёмся. «В новой квартире не место старой собаке», – сказала мама.
– Хорошо, что родственники согласились взять его в частный дом и наш Трезорушка не умер от голода и тоски на развалинах нашего жилища. Я его навещаю теперь, знаешь, как он ликует? – улыбнулась я. – Никогда ни один человек не будет так радоваться другому. А ещё у нас жил уж под камнем. Умный, воспитанный и очень деликатный.
– Ужа-то хоть пристроила? – поинтересовался Виталик. – Или он теперь бездомный?
Он обнял меня за плечи и притянул к себе.
– Удивительный ты человек, Людмила. Как ты выживаешь на свете?
– Если честно, то с трудом, – объявила я. – Знаешь, на меня иногда накатывает вдруг такая глубокая жалость ко всему живому. И от этого щемящего чувства просто дышать невозможно.
– Я возьмусь за твоё перевоспитание, – пообещал Виталик. – Помогу тебе стать чёрствой, жёсткой, циничной и безжалостной.
– Ой, не надо! – пискнула я. – Уж лучше пусть всё будет, как было.
С этого дня Виталий всегда был рядом со мной. Утром встречал у подъезда, брал за руку и вёл в школу, на переменках я всё время встречала его вопрошающий взгляд. Он словно спрашивал меня: «Ты в порядке? Нужна моя помощь?»
После уроков мы вместе шли домой. Вечером снова встречались, гуляли по улицам, разговаривали, держались за руки.
Однажды Виталик сказал:
– Я так хочу поцеловать тебя, но ты такая впечатлительная, и я боюсь тебя напугать.
– Я люблю тебя, – неожиданно для себя сказала я.
Виталик даже растерялся, а потом осторожно взял меня за подбородок и поцеловал. Мы целовались какое-то время, а потом он отстранился, внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Скажи, пожалуйста, а ты меня любишь как Трезора или ещё сильнее? – не мог Виталий не шутить даже в самые неподходящие моменты.
Растерялся он только один раз, когда узнал, что я беременна. Я почувствовала неладное незадолго до выпускных экзаменов.
– Надо родителям рассказать, – решил Виталик. – Не убьют же они нас. Тем более мы давно решили, что поженимся, и все это знают.
Сначала мы рассказали всё матери Виталика.
– А я вас предупреждала, чтобы никаких глупостей до свадьбы. – Ирина Ивановна поджала тонкие губы. – А вам, молодым, закон не писан. Всё спешите куда-то. В наше время таким скороспелкам забор дёгтем мазали.
– Зачем ты так, мать? – загудел отец Виталика. – Дело молодое. Ты только вдумайся, у нас внук будет или внучка! Гулять с ним будем, книжки читать, в театр пойдём...
– Мне, между прочим, ещё сорока нет! – возмутилась Ирина Ивановна. – Какая я бабушка? У нас младшему сыну десять лет. Что-то не очень ты с ним по театрам ходишь...
Разговор с моими родителями прошёл ещё хуже. Мама схватилась за сердце:
– Какой позор! Родители – почётные доноры, передовики производства, а дочь – распутница! Как я людям в глаза смотреть буду? Сейчас позвоню тёте Оле, отправим тебя на операцию. И никто ничего не узнает, всё будет шито-крыто.
– Вообще-то, речь идёт о нашем ребёнке, – вступился за меня Виталик. – Может, вы у нас спросите? Чего мы хотим?
– Любодеям слово не давали! – рявкнула мама. – Пока вы у нас на иждивении, будете делать, как я скажу. Я перед людьми позориться не собираюсь!
– В новой квартире не место новому ребёнку. Да, мам? – спросила я, сглатывая слёзы.
– Может, правда, Люд? – расстроенно спросил меня Виталик. – У нас экзамены на носу, какой нам ребёнок?
И я сдалась. Рыдала, убегала из дома, но потом пошла на операцию.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал мне потом Виталик. – Ты каждого муравья жалеешь, обходишь его на тропинке, а это был наш малыш…
– Замолчи! – закричала я. – Никогда себе этого не прощу и тебе тоже! Зачем я вас всех послушала, надо было бежать от вас...
Выла я целую неделю, в школу не ходила, но на первый экзамен мама меня потащила силком. Опухшую, красную, страшную. Наврала всем, что у меня был приступ панкреатита.
Я решила забыть о том, что произошло, и никогда не вспоминать. Но тут младший брат Виталика, десятилетний Ромка, когда я была у них дома, вдруг серьёзно спросил:
– А вы что, правда своего ребёночка убили? Увидев нашу растерянность, он покачал головой: – Ну, вы звери просто.
Больше в дом к Виталику я не ходила. Ромка всё правильно сказал.
Мы с Виталиком сдали экзамены в институт, дождались 18-летия и поженились. О той истории больше не говорили.
Материально мы жили хорошо, даже когда в стране был кризис и люди лишались работы и средств к существованию, Виталик, благодаря своему лёгкому характеру, обаянию, умению ладить с людьми, сумел замутить успешный бизнес.
Меня волновал другой вопрос. Я никак не могла забеременеть. Родители с обеих сторон давили:
– Чего вы никак на наследника не решитесь? У Людки часики тикают, скоро уже тридцать. Чего тянете?
– А десять лет назад не хотелось? – не выдержала я. – Что-то не очень вы горели желанием внуками обзавестись.
– Так это когда было? – мама махнула рукой. – Тогда всё по-другому было. Строго. А сейчас вон и в 15 рожают. И ничего, никто не осуждает.
– А может, надо было помочь своему ребёнку, поддержать? – спросила я.
– Вот роди сначала своего, а потом учи мать жить! – возмутилась моя мама.
Я прошла обследование и выслушала вердикт:
– Детей у вас, голубушка, не будет. Неудачный аборт...
– Может, и ладно, Люд? – успокоил меня Виталик. – Для себя поживём, мир посмотрим. Мы же любим друг друга, что ещё надо? Будем путешествовать, развлекаться, деньги есть, здоровье есть – живи и наслаждайся. Не выдумывай себе проблем.
К сорока годам я готова была украсть младенца из коляски. На улице я жадно смотрела на чужих детей, хотелось взять ребёнка на руки, прижать, вдохнуть его сладкий запах.
Наши родители махнули на нас с Виталиком рукой: было ясно, что внуков от нас они не дождутся. Хорошо хоть у Ромки, младшего брата Виталика, было уже двое малышей. Я любила приходить к Роме в гости, возиться с племянниками, дарить им подарки. Когда-то маленький Ромка сказал мне в лицо ужасающую правду о нашем загубленном младенце, и я долго боялась с ним встречаться. Как говорится, устами младенца глаголет истина.
Но это было очень давно. Брат Виталика, наверное, давно забыл об этом разговоре, и мы никогда больше не возвращались к этой теме. Ромкина жена Оксана обожала своих детей и мечтала родить ещё парочку. В глазах родителей Виталика она была идеальной женой – хозяйственная, шустрая, общительная, бойкая.
Я же мало изменилась, по-прежнему застенчивая и неловкая, плаксивая и нерасторопная. Я думаю, свекровь всё время сравнивала нас с Оксаной и явно не в мою пользу.
Но Виталик любил меня все эти годы, баловал, дарил подарки, устраивал сюрпризы. Мы жили друг для друга. И я успокаивала себя тем, что судьба компенсировала мне отсутствие детей вниманием и заботой мужа. Я была его любимым балованным ребёнком.
Когда мне исполнилось 48 и я поняла, что мамой мне не быть, я завела разговор с Виталиком о приёмном ребёнке.
– Малыш, разве плохо нам вдвоём? – Виталик взял меня за руку. – Нам спокойно, уютно, наша жизнь размеренна и комфортна. Не надо ни за кого волноваться, ни под кого подстраиваться, мы свободные люди. Наша жизнь давно устоялась, и менять что-то в ней было бы большой глупостью. Мы есть друг у друга, и нам больше никто не нужен. Тем более ты очень ранима, мнительна, жалостлива. Детдомовский ребёнок будет из тебя верёвки вить...
Однажды ко мне пришла Оксана. Она была одна, что меня несказанно удивило. Оксана всегда передвигалась вместе со своим шумным семейством. Командовала мужем и детьми, не отвлекаясь от общения с другими людьми.
– И как ты говоришь, вы отдохнули в Испании? – вопрошала она и тут же давала распоряжение мужу: – Рома, Ванька вспотел, вытри ему лобик. – И уже мне, тыча пальцем в фотографию: – Вот точно такой купальник я хотела себе купить.
Шумная, весёлая, энергичная, неунывающая Оксана во время визита ко мне выглядела подавленной и неуверенной в себе. Я никогда не видела её такой. Думала, что у женщин её типа пожизненно включена функция оптимизма.
– Даже не знаю, как тебе сказать. Но промолчать тоже не могу, – нерешительно начала разговор гостья. – Ромка не велел вмешиваться, а меня просто распирает от несправедливости.
– Что случилось?
Рома и Оксана жили мирно и дружно. Что должно было произойти, чтобы Оксана втайне от мужа пришла ко мне?
– Сядь в кресло, – велела невестка. – У твоего Виталика есть ребёнок на стороне, – оповестила меня Оксана, дождавшись, когда я присяду.
– Ему уже четыре года. Его приводят в гости к бабушке и дедушке. Вся семья об этом знает, а тебе не говорят.
Я молчала, переваривая информацию. А что можно сказать, когда чувствуешь, что тебя ударили под дых самые близкие люди, которым ты доверяла как себе? Улыбались, шутили, приходили в гости. И знали, что я – обманутая жена.
Виталик рассказывал, как меня любит и что ребёнок только испортил бы нашу идиллию. А сам гулял со своим малышом, сюсюкался с ним, подбрасывал до потолка и спал с его матерью.
Оксана давно ушла, а я всё пыталась вдохнуть полной грудью, но не могла из-за тяжёлого камня, который оказался у меня в грудной клетке. Я открыла настежь окно, но воздуха мне всё равно не хватало, проклятый камень сдавил всю грудь. Очнулась я в больничной палате. Рядом сидел Виталик.
– Милая, как ты меня напугала, – оживился он. – Пришёл, а ты лежишь, окно настежь, хорошо, что не зима, а то бы ещё воспаление лёгких заработала в прибавку к гипертоническому кризу.
– Я всё знаю, – прошептала я мужу. – Ты мне изменил, и у тебя ребёнок.
Виталик помрачнел.
– Но это ничего не изменит в наших отношениях, – засуетился он. – У мужчин бывают такие заскоки, прости.
Я отвернулась к стене. Выхаживала меня вся наша большая семья. Тему ребёнка никто не затрагивал. Своим родителям я ничего не рассказала, они считали, что я перенервничала на работе.
Только Оксана заплакала, увидев меня, бледную и измученную, на больничной койке:
– Зачем я тебе рассказала, правдолюбка проклятая! Прости меня.
Я пожала ей руку:
– Ты всё сделала правильно.
Забирать меня из больницы явилось всё наше дружное семейство. Виталик притащил огромную корзину цветов, воздушные шарики и плюшевого мишку, размером превосходящего натурального медведя.
– Оставь своему ребёнку, – прошипела я.
Пока лежала в больнице, у меня было время обо всём подумать. Я решила, что мужа не отдам. Он дорог мне хотя бы как воспоминание о молодости. Да и любила я его сильно.
Муж старался заслужить моё прощение, купил нам дорогие путёвки, задарил подарками. Но сына он не собирался бросать. Ходил к нему, уже не таясь:
– Я сегодня к Илье, приду поздно.
Однажды я выследила Виталика, увидела детский сад, откуда он забирал ребёнка. Матери мальчика не было. Илья держал Виталика за руку и всё спрашивал:
– Пап, а ты сегодня не останешься со мной? Опять не останешься? Что за работа у тебя такая, что ты не можешь жить с нами?
Меня затрясло от злости и ненависти к мальчишке. Сейчас прям, разбежался, с тобой жить и с твоей мамашей! Никогда и никого я так не ненавидела, как этого сопляка Илюшу.
На следующий день Илью из садика забирала его мать, любовница моего мужа. Молодая, стильная, смазливая. Илья рассказывал ей о том, как прошёл день в детском саду, а она внимательно слушала, смеялась его незатейливым детским шуткам.
Илья захотел покататься на качелях возле своего дома. Женщина вздохнула:
– Ой, сынок, я так устала. Ну, давай совсем чуть-чуть.
Она села на лавочку, а Илья побежал к качелям. Любовница погрузилась в телефон, а я подошла к мальчику.
– Привет. А меня твой папа прислал. Он хочет сделать сюрприз твоей маме и попросил меня привезти тебя к нему.
– Папа хочет уйти с работы и жить с нами? – с придыханием спросил Илья и даже зажмурился от счастья.
– Ага. Пойдём к нему, только т-с-с, маме ничего не говори. Сюрприз.
Мальчик оглянулся на маму, доверчиво протянул мне ладошку, и мы быстро пошли с площадки.
Я хотела увезти его в другой город, бросить на вокзале и уехать. Пусть всем им – мамаше этой распутной, моему неверному мужу, его родителям – будет так же больно, как мне.
Пусть они задохнутся от горя под тонной камней в груди. Пусть они корчатся в муках и страданиях, не зная, что случилось с мальчишкой.
– Тётя, не плачьте, – повернулся ко мне Илья. – У вас слёзки текут, давайте я вам вытру. У вас что-то болит? У меня мама медсестра, она вас полечит.
Я встала, как вкопанная. Что я делаю? Зачем я украла ребёнка? Я присела на корточки пред Ильёй:
– У меня очень болит душа. Знаешь, что это такое?
– Я знаю. Моя бабушка Катя всегда говорит: «У меня душа болит за нашу Людочку».
Катя – это моя свекровь. Душа у неё болит, значит.
Илья ладошками вытирал мне слёзы. Я обняла его:
– Прости меня, малыш. Мы сейчас вернёмся к маме, сюрприза сегодня не получится. Но папа Виталик будет жить с тобой, обещаю.
Я привела Илью к его матери. Она уже хватилась мальчика и в панике бегала вокруг площадки в поисках сына.
– Я жена Виталика, – сказала я. – Сегодня он к вам переедет.
Женщина от шока и удивления не смогла ничего ответить. Я развернулась и пошла прочь.
Я дождалась мужа, но не успела ничего сказать ему, он сам закричал с порога:
– Люда, что ты наговорила Марине?! Я никуда от тебя не уйду! У Марины другой мужчина, она собирается за него замуж. Если ты не против, Илья будет приходить к нам в гости. Я очень рад, что вы познакомились.
Я согласилась. Спустя много лет на своём выпускном вечере красивый и элегантный Илья поцеловал мне руку:
– Мама Люда, ты удивительная женщина. Я всегда буду тебе благодарен за то, что ты не отобрала у меня отца.
– Спасибо, сынок дорогой. Завтра вечером мы с тобой идём в театр, не забудь.
