Антонина П. делится с читателями Myslo историей своей жизни.
Как вы считаете, какой первый вопрос в советское время при встрече задавали девушке? Если вы думаете, что её спрашивали о месте работы, путешествиях, увлечениях, то очень ошибаетесь.
Главный вопрос звучал всегда одинаково: «Замуж-то не вышла?» И если в восемнадцать лет ты не отвечала на эту бестактность фразой: «Сразу после выпускного сгоняла в загс и теперь я замужняя женщина», на тебя смотрели с сожалением.
Мне было уже, страшно сказать, двадцать четыре года, а я всё ещё не обзавелась штампом в паспорте и каким-нибудь женихом. Отвечать на не совсем этичный вопрос ярко и остроумно, как может современная молодёжь, я не умела, и поэтому краснела и лепетала что-то в своё оправдание. Потом, правда, научилась бодро рапортовать: «Никто не берёт», и собеседники уходили довольные: «Так и знали — никому не нужна».
Моя подруга Юля находилась в таком же положении. Родители и знакомые нам всю плешь проели с замужеством. Даже бабка Надя, день и ночь сидевшая во дворе на лавочке, не желая возвращаться в дом к надоевшему хуже горькой редьки мужу-алкашу, объясняла мне все преимущества семейной жизни:
— Вот ложитесь вы спать, он на тебя ножку закинет, ты на него… Красота.
А в это время дед Матвей, высунувшись в окно, орал всё, что он думает о моральном облике своей жены.
В конце концов Юльке такое положение вещей надоело и она, стукнув кулаком по столу, проговорила:
— Всё, хватит! Сейчас идём и знакомимся с первыми попавшимися ребятами и ведём их под венец.
Она решительно распахнула свой гардероб: «Выбирай наряд». Хихикая и подбадривая друг друга, мы отправились в Центральный парк. Увидев двух симпатичных парней, попросили их показать, где находится колесо обозрения. Наши рыцари не только проводили нас к аттракциону, но ещё и прокатились за компанию.
Потом было мороженое и долгие проводы домой. Ребята, на наше счастье, тоже оказались свободными, недавно приехали из одной деревни в Тулу на работу. У Юли и Андрея начался роман. Второй кавалер, Сергей, сильными чувствами ко мне не воспылал, но мы ходили с ним на свидание за компанию.
После скоропалительной свадьбы наших друзей Юля начала подначивать Сергея заключить со мной брак. Андрей тоже принимал горячее участие в уговорах. Наверное, завидовал неженатому другу, а может, искренне хотел для него лучшей участи.
Такое давление возымело действие, и однажды Сергей задумчиво сказал:
— Может, нам тоже пожениться? Готовишь ты хорошо. В случае чего мамку мою полечишь.
Я работала медсестрой в поликлинике. Не очень это было похоже на объяснение в любви, но я с радостью приняла предложение.
Я гордо вылезла из машины, украшенной шариками и куклой в фате, и продефилировала в белом платье перед взором бабки Нади. Она засветилась от удовлетворения и самозабвенно разглядывала машины, наряды невесты, жениха и гостей, чтобы потом всё подробно обсудить с соседками по лавочке. Через год у нас с Сергеем родился сынок. И тогда я поняла, для чего женщина выходит замуж. Сашулька, Сашечка, Сашутка — как только я не называла ласково сыночка. Сашенька рос спокойным и рассудительным мальчиком.
Он меня обожал и даже, когда подрос, я оставалась его лучшим другом. После школы он бежал ко мне в поликлинику и рассказывал, как прошёл день в школе. Я кормила его вкусным обедом, и Сашуля делал уроки в свободном помещении. Потом мы за руку шли домой, смотрели телевизор и ужинали.
Муж не обращал на нас никакого внимания. А коллеги на работе умилялись:
— Надо же, к мамке бежит, не к невестам.
— Я мамочку больше всех на свете люблю и ни на кого не променяю, — говорил Сашенька.
В отпуск мы ездили вдвоём с сыном. Гуляли, купались в море, бегали наперегонки по берегу, обдавая друг друга фонтанами брызг.
— Ой, Антонина, что ты будешь делать, когда Сашка своей личной жизнью займётся? — спрашивала меня Юля, успевшая к тому времени не только родить дочку, но и развестись.
— Мы с Сашулей найдём хорошую девочку и будем проводить время втроём, — отвечала я не задумываясь.
— Испортишь парня, вырастет мямля и размазня, — сетовала подруга.
Но Сашенька рос совершенно нормальным мальчишкой. Он записался в секцию бокса, увлекался плаванием, играл в сборной школы по волейболу. Я ходила на все соревнования и была знакома со всеми его друзьями.
Юлии оставалось только удивляться:
— Несмотря на то, что ты совершенно неправильно воспитываешь пацана, ты его не смогла испортить. Он растёт настоящим мужчиной, с сильным характером. Моя Светка рассказывала, как он её на днях от хулиганов спас.
Я охнула:
— Так вот откуда синяк. А мне сказал, что неудачно упал на тренировке. И схватилась за сердце: «Мой Сашутка столкнулся с бандитами».
— Это твоя Светка хвост перед уголовниками распустила, а сыночку моему расхлёбывать пришлось.
— Сыночек у тебя нормальный. Высший класс. А вот ты недоразвитая мать, оставь парня в покое, ему уже 16 стукнуло. А ты дышать ему не даёшь, задушила своей любовью.
— Ха-ха, любовью оскорбить нельзя, — пришли мне на ум строчки из кинофильма.
— Ты вообще понимаешь, что любовь, предназначенную мужчине, мужу, ты переносишь на сына?
— Ой, кто бы говорил! Тебя уже давно муж бросил.
— Ну, а ты будь умнее, — не обиделась подруга.
Сашенька по-прежнему прибегал ко мне на работу после школы, мы обменивались новостями, самозабвенно разговаривали, шутили. Я любовалась сыном: высокий, плечистый, добрый, умный, интеллигентный, остроумный, улыбчивый, всегда готовый выслушать и помочь. Самый лучший мальчик на свете!
Однажды Сашуля пришёл домой не один. С ним заявилась маленькая худенькая девочка, похожая на куницу.
— Мама, знакомься, это Оля, мы с ней дружим. А это моя мама, — представил нас сын. — Мы сейчас быстро перекусим и в киношку.
Я накрыла на стол, села рядом с сыном и по привычке начала расспрашивать о прошедшем дне. Сын быстро пересказал новости, и дети умчались прочь. Оля мне не понравилась. Невзрачная, неброская, совсем не пара моему сыну. На другой день Сашенька с девочкой-куничкой пришел после прогулки к нам посмотреть какой-то фильм.
— Как погуляли? — привычно поинтересовалась я. — Где были, о чём говорили?
Сын замялся:
— Мам, по-моему, это личное.
— Как личное? — охнула я. — Насколько я помню, у тебя от меня никогда не было секретов.
— А теперь, наверное, появятся, — нехорошо ухмыльнулась девушка.
Я спокойно улыбнулась, угостила детей домашним пирогом с компотом и ушла в свою комнату. Ночь я практически не спала, думая о том, что у меня отбирают сына.
— Какая Олечка воздушная, прямо как бабочка-капустница, — начала я разговор с Сашулей.
— Мамуль, почему капустница-то? — удивился он.
— Бледненькая. Как она, наверное, мучается с ресничками. У других девочек ресницы, как опахала, длинные, густые, чёрные. А у нашей Олечки светленькие, маленькие, реденькие. Она их, бедняжка, тушью мазюкает, мазюкает, а все равно у корней видно — небогатые реснички. Без косметики, наверное, она совсем бледненькая, ну это и хорошо, на таком личике всё что угодно можно нарисовать. Ты ей на праздник подари хорошую тушь, а то у неё дешёвенькая, висит комочками.
— Да? — заинтересовался сын. — А я и не замечал.
Через день я пожалела Ольгу за её сутулость.
— Сашенька, ты же спортсмен, научи Олечку нужным упражнениям, а то годам к тридцати у неё горб вырастет, это я тебе как медицинский работник говорю, спасать надо девочку.
Сын фыркнул. Но ещё два-три жалостливых замечания, и Оля исчезла из нашей жизни.
После Оли появлялись другие девушки. Я их понимала — пройти мимо такого парня невозможно, и каждой хотелось его охомутать. Меня не волновало, как сын проводит с ними время, но как только дело доходило до серьёзных отношений, я брала всё в свои руки.
Всех потенциальных невест я отваживала тем же немудреным способом, что и Ольгу. Выискивала недостатки и тонко намекала сыну. Приблизительно как в фильме «Собака на сене», который я так люблю цитировать.
«Умницу мы наречем уродкой,
Добрую объявим
сумасбродкой.
Ласковая? Стало быть,
липучка!
Держит себя строго?
Значит, злючка!»
Сашуля вначале возражал, спорил со мной, а потом внимательно приглядывался к избраннице и охладевал.
Сынок долго не женился. Моя подруга Юля давно стала бабушкой и взахлёб рассказывала о проделках внука. А я морщилась:
— Никого не смогу полюбить так, как Сашеньку.
Юля хохотала:
— Полюбишь, ещё как. Ты даже не представляешь, какое это счастье — быть бабушкой. Это гораздо сильнее, чем материнство.
— Для меня это предательство — полюбить кого-то сильнее, чем родного сына, — поставила я точку в разговоре.
Мне было неприятно обсуждать эту тему. А тут ещё к Сашуле привязалась разведёнка с ребёнком. Мальчик приходил к нам в дом, возил свои машинки по дивану, разбрасывал где попало ботинки, разливал компот на скатерть.
Я жаловалась Сашулечке:
— Ты так себя не вёл, сынок. Ты был аккуратным и воспитанным мальчиком. А это какой-то совсем дикий ребёнок. Мне кажется, он даже зубы не чистит.
— Мама, Павлику четыре года, он совсем малыш. И, кстати, он очень даже развитый для своего возраста.
— Сашуля, дорогой, я не понимаю твоего увлечения чужим ребёнком. Ты только представь, кто-то его бросил, а ты должен будешь всю жизнь его тянуть. Покупать ему продукты, игрушки, платить деньги за учёбу, потом думать, как купить ему квартиру. А это совершенно посторонний для тебя человек.
— Я люблю его маму, — спокойно сказал Сашенька. — И сделаю всё, чтобы она и её сынишка были счастливы. Я потихоньку привыкаю к Павлику.
К слову сказать, Ирина была очень приятной молодой женщиной и любила моего Сашеньку без памяти. Мне было трудно найти в ней недостатки. И тогда я слегла с сердечным приступом. Мне, имевшей знакомства во всех больницах города, было нетрудно это сделать.
— Сыночек, я умираю. Прошу тебя, побудь, пожалуйста, последние дни со мной, — говорила я бледному, осунувшемуся Сашеньке.
Он проводил в больнице всё свободное время. А когда меня отправили в санаторий, поехал со мной, потому что лечащий врач сказал, что приступ может повториться в любой момент и очень нежелательно оставлять меня одну. Так прошло два месяца.
Ирина не сдавалась, звонила, писала письма, даже приехала один раз в санаторий. Хорошо, что я увидела её первой. Я вышла к ней и попросила оставить моего сына в покое. Объяснила, что он молод, хорош собой, у него вся жизнь впереди, и если она его по-настоящему любит, то должна отпустить и не портить ему судьбу.
По-видимому, она его очень крепко любила, потому что больше нас не беспокоила. Я видела, что сын переживает разрыв, один раз он даже плакал. Но я прекрасно понимала, что женщина с ребёнком ему не пара.
Когда Сашеньке исполнилось тридцать два года, в его жизни появилась Вика. Красивая, богатая, избалованная, холёная. С Сашулей они составляли прекрасную пару. И у меня уже не было сил придумывать новый план. Я согласилась с их решением пожениться.
Вскоре у Сашули родилась девочка. Муж оживился, побежал в роддом, стоял там под окнами вместе с молодыми отцами. А мне было всё равно…
— Ты просто её не видела, — улыбалась Юля. — Увидишь — растаешь. Это же что-то невообразимое! Уси-пуси, лапотуси… Маленькие ручки, крохотные ножки…
Меня пригласили посмотреть на пищащий свёрток. Я глянула на красное личико и пожала плечами:
— Столько шума, а смотреть не на что. Вот Сашуля был красавец. Глаза в пол-лица, ресницы, как у кинодивы, кожа белая, бархатная.
— А я всегда хотел девчонку, — отмахнулся мой муж. — Красавица ты наша!
— Мама, я что-то не пойму, тебе моя дочь не понравилась? — удивился Сашуля.
— Да что ты, сыночек! Просто ты в её возрасте был импозантнее, — пошутила я.
— Гуляла с внучкой, купала, агукала? — поинтересовалась Юля.
— Ты знаешь, мне неинтересно, я к ней совершенно равнодушна. Я же говорила, что кроме Сашеньки не смогу никого полюбить.
— Надо же как бывает, — удивилась подруга.
Муж с удовольствием оставался с внучкой, гулял с коляской часами по парку. А я ходила в гости к молодым, чтобы наглядеться на сыночка.
— Похудел, осунулся… Замучила тебя девочка? Орёт день и ночь, — жалела я сына.
— Вообще-то она твоя внучка, и все дети кричат, это нормально, — начинал злиться сын.
— Видишь, сынок, мы с тобой уже ссориться начинаем из-за неё, — плакала я, — а ведь мы с тобой никогда не ругались.
— Я просто не понимаю твоего равнодушия, мама.
— Сашулечка, я тебя люблю и ни на кого тебя не променяю. Ты самый лучший, ты родной, ты мой. А эта девочка мне чужая.
— Её зовут Катей, — сухо ответил мне Сашенька.
Сын старался привить мне любовь к внучке. Приводил ко мне в гости, просил почитать стишки, спеть песенку. Девочка старательно декламировала стихотворные строфы, мило пела и была спокойной, рассудительной и аккуратной.
— Тётя Тоня, давайте я вам помогу помыть посуду.
— Катюш, сколько раз я тебе говорил, что это не тётя, а твоя бабушка, — поправлял сын.
— Ой, папулечка, я забываю, — смутилась девочка.
Встречи с внучкой меня тяготили. Она отвлекала внимание сына на себя, и я не успевала с ним как следует пообщаться. Я плакала, вспоминая время, когда Сашуля безраздельно принадлежал мне.
— Сыночек, а ты не можешь приходить ко мне без своей девочки? У меня от неё голова болит.
Тут сын взорвался:
— Мама, ты думаешь, я не помню всех девочек, которых ты сочла недостойными меня? Ну, это ладно, Бог с ними. Но Ирину я тебе никогда не прощу. Я до сих пор люблю её. Недавно я встретил её, и она мне всё рассказала. Как ты просила её уйти из моей жизни, плакала и говорила, что умрёшь, если я женюсь на женщине с ребёнком. А она, благородная душа, тебя послушала и сказала мне тогда, что больше меня не любит.
Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что ты испортила мне жизнь? А Катюшка — моя радость, моё счастье, моя жизнь. Она самая лучшая девочка на свете. А ты говоришь, не приводи её ко мне. Может, начнёшь искать в ней недостатки или скажешь ей, чтобы оставила меня в покое, что она недостойна меня?!
Мы с сыном впервые в жизни поругались в тот вечер. Больше он у меня не бывал, и я вычеркнула его из своей жизни. Навалились тоска и болезни. Муж рассказывал о его семейной жизни, он часто бывал у сына в гостях. Прошло два мучительных года.
— Вика снова беременна, — сообщил мне муж. — Опять ждут девочку. Вот радость-то! Ты бы сходила к ним. Сашенька очень скучает.
— Он меня предал, — сухо ответила я.
— Прям предал! Просто наконец отпустил твою юбку и пошёл сам, — усмехнулся муж.
Через полгода, поздним вечером в дверь позвонили.
— Кто там?
— Мама, открой, это я.
Моё сердце забилось. Сашенька, Сашуля, Сашутка…
— Мама, у меня родилась вторая дочка.
— Поздравляю, — сказала я равнодушно.
— Мама, я её не люблю, — печально ответил Сашуля. — Я не смогу разделить свою отцовскую любовь на двоих. Я люблю только свою Катюшку. Она самая лучшая. Я не знаю, что мне делать.
— Привыкнешь.
— Привыкну, но не полюблю. Я зря на тебя обижался, теперь я тебя понимаю. Мне тоже никто, кроме Катеньки, не нужен.
— Вот такие мы с тобой, Сашуля, преданные и верные, — с гордостью сказала я, утирая слёзы. — Кто-то раздаёт свой океан любви всем по капле, а мы выливаем его только на одного ребёнка.
После этого разговора прошло два года. Я так и осталась равнодушна к внучкам, а Сашуля — ко второй дочке. «Мой деспот — родовая кровь», как сказал бы Лопе де Вега…
