Старые вещи

Анна М.

Я очень хорошо помню тот день из моего детства. Это был первый день летних каникул. Я проснулась счастливой: целых три месяца не надо будет ходить в школу.

В школе мне всё не нравилось, начиная от неудобных парт и заканчивая директрисой. Одноклассники пугали своей бесцеремонностью, учительница – раздражительностью. Конечно, в то время я не могла чётко сформулировать, чем мне не приглянулась школа, и просто повторяла про себя, как заклинание: «Скорее бы лето!» И вот оно наконец наступило. Долгожданное, выстраданное, сулящее счастье и приятные сюрпризы.

Я встала рано, взяла листочек бумаги и старательно вывела своим неровным почерком, за который мне доставалось и в школе, и дома: «Что я сделаю, когда стану взрослой». Я написала всего три пункта и осталась очень собой довольна. Первое, я хотела внести дополнительный выходной  –  второе воскресенье, потому что одного воскресенья явно не хватало. Уже к обеду мама начинала требовать, чтобы я учила уроки, тренировалась в чистописании, учила стихи. Выходной день становился похожим на праздничный торт после застолья. Очень вкусный, но остался всего один кусочек.

Далее я хотела, чтобы Дед Мороз дарил подарки и взрослым тоже. Такое решение я приняла не потому, что мне было жалко моих родных, которым добрый дедушка ничего не оставлял под ёлкой, а потому, что понимала, что тоже когда-нибудь вырасту и останусь без подарка.

А третьим пунктом я постановляла никогда не выбрасывать и никому не отдавать старые вещи. Запретить это на законодательном уровне. Это была моя больная тема. Моя мама вычитала где-то, что надо постоянно очищать пространство, выбрасывая каждый день по двадцать ненужных вещей. Каждое утро с пакетом в руках она обходила комнаты, роясь в шкафах и на полках, выискивая, что же отправить в мусорное ведро.

«Новое не придёт, пока не избавишься от старого», – приговаривала мама в ответ на мои истерики.

А я рыдала, потому что пропала моя коробка с бумажной куклой, которой я так старательно рисовала одёжки. Исчезла моя любимая книжка «Усатый-полосатый» с красивыми картинками девочки и котёнка, спящего в кроватке. Испарился городок из деревянных домиков и деревьев. Для меня это было настоящее горе, словно из моей жизни изъяли дорогих друзей.

– Ты уже взрослая, – говорила мама, – и кукла твоя лежала в кладовой, ты про неё забыла  и сейчас просто из вредности рыдаешь. А книжка – для дошкольников, а ты уже первый класс заканчиваешь, пора читать книги посолиднее.

В книгу посолиднее я сунула свою петицию в надежде, что мама ещё не скоро выбросит томик в плотной обложке.

Позавтракав, мы с папой пошли в парк отмечать мой первый день каникул. Я каталась на всех каруселях, лошадках, машинках, лебедях, ела сладкую вату, мороженое, гоняла на велосипеде. А потом, совсем обессиленная, плюхнулась на лавочку на детской площадке. Скоро рядом со мной примостился мальчишка. Что это был за мальчик! Красивый, черноглазый, в отглаженной рубашке и брючках со стрелками. Вежливый, дружелюбный, он сразу сказал, что его зовут Игорь, и протянул мне руку для рукопожатия. Мы разговорились, и я без утайки рассказала ему свой секрет, запротоколированный ранним утром. Игорь одобрил первые два пункта моей программы, а третьему удивился.

– А моя мама почти ничего не выбрасывает. Самые ценные воспоминания она хранит в коробках из-под обуви. Всякие записочки, билетики, фотографии, салфеточки, ракушки. Каждый год она заполняет новую коробку. В конце года она перебирает свои сокровища и вспоминает то, что было. А начиная новую коробку, пишет себе письмо, чтобы прочитать его в новогоднюю ночь. Она хранит все мои игрушки, книги, рисунки. Я всегда могу увидеть свою первую погремушку, соску, ползунки...

Я была потрясена. А как же пространство? Она его не чистит? Мы обсудили эту философскую категорию и пришли к выводу, что их пространство не страдает, потому что большая часть вещей хранится в сарае. Мы договорились с Игорем, что встретимся в парке через неделю. Я ушла домой совершенно очарованной этим мальчиком и его странной мамой.

Утром я обнаружила  пропажу книги. А я даже не успела её прочитать, мне её только-только подарили в школе за хорошую учёбу. Кроме того, между страницами книги хранились мои тайные мечты, которым суждено было сбыться, как только я стану взрослой. Мама клялась, что не брала книгу, но я понимала, что она просто затерялась среди ещё 19 друзей по несчастью.

Мальчика из парка я больше не видела, папу отправили в командировку, и со мной некому было сходить в парк. Я представляла, как он ждал меня, то и дело спрашивал у своей бабушки, которая была с ним в прошлый раз, сколько времени, высматривая меня в толпе прохожих. А я не пришла, обманула! Потом мы с папой, конечно, ещё не раз были в парке, но Игоря мы не встретили.

Я по примеру мамы Игоря заводила коробки, где пыталась хранить воспоминания, но мама безжалостно расправлялась с ними, как только находила.

– Тебя надо отвести к психиатру, – злилась она. – Какая-то маниакальная страсть к барахлу! Плюшкин растёт в семье.

Вы, наверное, спросите, почему папа не останавливал мою мать, заставлявшую меня страдать. Дело в том, что однажды и папу она включила в список ненужного, и ему пришлось уйти. Я хотела уйти с ним, но сначала не было условий, папа жил в общежитии. Потом у папы появилась новая семья, и я решила, что по-любому лучше жить с мамой, чем с чужой тётей.

Папа забирал меня на выходные, мы с ним ходили в кино, кафе и парк. Папа любил дарить мне подарки. На моё десятилетие он подарил мне плюшевого кенгуру. Хотя это была игрушка, но выглядела она очень реалистично. Я не расставалась с ней несколько лет, и даже мама обходила её стороной, когда бродила со своим пакетом по квартире.

Когда мне исполнилось 15, папа умер. А мой кенгуру исчез.

– Теперь тебе не надо делать вид, что это страшилище тебе нравится, – спокойно сказала мама. – Папе уже всё равно.

– А мне не всё равно! И я любила эту игрушку, и это память о папе! – я рыдала всю ночь, а утром ушла из дома. Почти месяц я прожила у вдовы папы, она тоже скучала по нему и с радостью приняла меня. Но потом мама устроила скандал, и мне пришлось вернуться домой.

Прошло несколько лет, мама не изменила своих привычек, по-прежнему очищая пространство. Я устала объясняться с мамой и с горя вышла замуж и родила дочку. На самом деле я, конечно, любила своего мужа, но мне очень хотелось представлять себя изгнанницей в собственной семье. А Женька, мой муж, чувствовал себя настоящим рыцарем, спасшим прекрасную принцессу. Первое время, когда моя мама приходила к нам в гости, он глаз не сводил с тёщи – вдруг она и у нас дома начнёт очищать пространство.

Иногда я рассказывала подросшей дочке о своей сгинувшей бумажной кукле, пропавшем голыше с одёжками и книгах, немного ветхих и потёртых, но таких милых сердцу. Дочка ласково обнимала меня, но не понимала моей грусти.

Я же бережно хранила бирочки из роддома, надоевшие дочке игрушки, первые пинетки, чепчики и распашонки.

Я собирала по крупицам мгновения её жизни, чтобы дочка в любой момент могла взять тряпичного кота, без которого отказывалась засыпать, и уже взрослой погрузиться в сладкий беззаботный сон, прижав к себе свою любимую игрушку. Муж посмеивался над моим увлечением, но безропотно уносил в гараж коробки с тщательно переписанным содержимым.

Однажды я перешла на работу в новое учреждение. Со мной в комнате трудились два сотрудника – любивший сочинять стихи по любому поводу Валерий Петрович и программист Гоша. Они мне нравились. Валерий Петрович обожал праздники, потому что можно сложить мадригал, выпустить газету, придумать конкурсы. Он фонтанировал идеями, что-то постоянно записывал и зарисовывал. Гоша был дружелюбен, словоохотлив, любил готовить и охотно угощал сотрудников пирогами и зимними заготовками. Свои длинные волосы он перехватывал резинкой, собирая в хвостик.

Мы как-то сразу с ним сдружились, то ли в силу одинакового возраста, то ли из-за своей любви к воспоминаниям. Гоша был очень внимательным и заботливым. Однажды в преддверии новогодних праздников я рассказала, что обожаю советские открытки и у меня даже была их коллекция, начатая бабушкой.

– Они потом пропали, случайно, – я не стала рассказывать про пристрастия моей мамы.

Гоша выслушал меня, а наутро меня ждал сюрприз: вдоль стен нашего кабинета были развешаны старые новогодние открытки. Гоша где-то раздобыл их и устроил выставку. Я рассматривала старых знакомцев, и душа моя тихо радовалась.

Гоша стал для меня близким другом. Мы часто возвращались мыслями в далёкое прошлое и начинали вспоминать фильмы, увиденные в дет­стве, стараясь упомянуть какой-нибудь уж совсем диковинный фильм, надеясь, что другой его не видел. Валерий Петрович только усмехался: «Живите здесь и сейчас, а вас так и тянет во вчерашний день».

Наверное, дипломированный психолог нашёл бы этому объяснение. У Гоши, судя по его репликам, детство было очень счастливое, а меня тянули в былое пропавшие навсегда любимые вещи. Гоша стал моим рыцарем, верным пажом, надёжным другом. Над нами даже не подшучивали в офисе  – все знали, что нас связывает нечто большее, чем простая интрижка. Мы были путешественниками во времени, паломниками в пережитое, пилигримами в минувшее.

Для меня разговоры с Гошей были ценны тем, что больше никто не хотел погружаться так надолго во время, которого больше нет и не будет. Муж в дет­стве гонял во дворе мяч, играл в индейцев, бегал на лыжах.

– Некогда мне было твои фильмы смотреть, – говорил он. – Я домой приходил только поспать. А про книги вообще молчу. Чтение отнимает столько жизни! Я бы его запретил. А игрушки свои я не помню, были солдатики и машинки наверняка. Лыжи у меня были классные, так они стоят у мамы на балконе, хочешь, пойдём посмотрим.

Однажды Гоша заболел, и я места себе не находила. С кем я сегодня буду обсуждать, какие у меня были ёлочные игрушки? Я попробовала ему позвонить, но он так хрипел в трубку, что от разговора, к моему великому сожалению, пришлось отказаться. Валерий Петрович вежливо меня выслушал, а потом резюмировал: «Рано тебе ещё в детство впадать».

В обед я позвонила Ларисе, моей самой старой подруге, не в смысле возраста, а в плане дружбы. Лариса про игрушки ничего не помнила, зато поностальгировала по варёной колбасе, которая недолго была в её детстве, а потом напрочь пропала, и больше такой вкусной она никогда не ела. Припомнила свою первую шоколадку «Сникерс», а затем сказала: «Вообще родителям надо очень серьёзно относиться к тому, что происходит в жизни их детей. Помнишь, как я любила играть в магазин? И доигралась, работаю продавцом. Надо было играть как минимум в депутатов».

Я вздохнула и подумала, что лучше Гоши меня никто не поймёт. Словно в подтверждение моим мыслям дома меня ждал неприятный сюрприз – посреди комнаты огромной тёмной глыбой возвышался ветхий комод.

– Вот, приобрёл по случаю, – гордо возвестил муж, страшно довольный собой. – Были сегодня у Пашки на даче, а там это чудо! Старый, как ты любишь. Пашка мне с радостью его отдал, даже выпрашивать не пришлось.

– Жень, ну и зачем ты притащил в дом эту рухлядь?

– Так ты же любишь старинные вещи, чтобы с историей.

– Так это же не моя история, как ты не понимаешь? Я вспоминаю свои вещи, с которыми у меня связаны приятные воспоминания. А тот комод для меня чужой. Просто старая страшная вещь.

Муж обиделся на меня:

– Сама не знаешь, чего хочешь, то плачешь, что мама что-то выкинула, а когда тебе хорошую старинную вещь дарят, выделываешься.

Слово за слово, мы поругались. Я несколько дней не разговаривала с мужем. Значит, он совершенно меня не понимает. Как мне было обидно, как больно... И до слёз жалко ту маленькую девочку, которой не дали доиграть, дочитать, доносить, а только всё забирали, забирали, словно стараясь стереть из памяти прошлое. Комод по-преж­нему стоял в комнате, вероятно, муж оставил его как памятник моему сумасбродству.

Когда Гоша вышел на работу, я была на седьмом небе от счастья. На радостях после работы мы пошли с ним в кафе. Обиженная на мужа, я смотрела на Гошу и думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы я встретила его раньше. Мы бы, наверное, никогда не поссорились, нам всегда было бы о чём поговорить.

Гоша мне понравился с первой минуты нашего знакомства, мне было приятно и легко с ним общаться, но никаких тайных эротических фантазий он не вызывал.

– Гош, а ты был женат?

– Был, – коротко ответил он.

– И? – не сдавалась я.

– И ничего из того брака не вышло. Разные мы были люди.

– А чего больше не женишься?

– Сейчас я уже не так остро всё чувствую, как в молодости. Уже не смогу влюбиться.

– А в молодости часто влюблялся? – поддразнила я его.

– Нечасто. А первый раз влюбился, когда мне было восемь лет. Та девочка была фантастически красивой, и умной, и доброй. Я бы так хотел узнать, как сложилась её судьба. Её даже звали, как тебя, Аней.

Гоша хотел было продолжить свои приятные воспоминания, но тут наш диалог прервал звонок. Как я ни злилась на мужа, но трубку взяла.

– Анют, ну ты где? – заныл он. – Рабочий день давно закончился. Ты что, меня бросила? Увёз я этот дурацкий комод на свалку. Ты уж прости меня, я как лучше хотел, думал, он тебя обрадует.

Я улыбнулась. Конечно, Женька хотел как лучше, чего я на него взъелась?

В тот день во время обеденного перерыва мы с коллегами перебрасывались фразами о любимых книжных героях.

– Я всех персонажей из Незнайки Носова нарисовал на плотном картоне, вырезал и целые представления разыгрывал. Почему в то время никто не догадался класть их в шоколадные яйца? Я бы скупил весь тираж, – делился Гоша. – Но я и без этого не на одну книгу придумал приключений для этих малышей-коротышей. Жаль, не записал.

– А вот у меня была книжка, в которой конец ты мог придумывать сам, – рассказал нам Валерий Петрович.

Мы с Гошей не поверили.

– Была, была, – убеждал нас коллега. – Надо было кубик бросать, и каждый раз выходила новая концовка.

Гоша потребовал принести книгу. Валерий Петрович возмутился:

– Ну ты, братец, даёшь! Знаешь, сколько лет прошло? Мама её кому-то отдала, когда я подрос.

– Как можно отдавать книги? – теперь уже возмутился Гоша.

– А у меня была книга, которую я так и не дочитала до конца, да что там до конца, даже до середины, книжка просто-напросто пропала, – пустилась я по волнам воспоминаний.  – Помню только, что там было непонятное существо, которое дети катали в коляске. И оно было очень вредное. Я потом спрашивала у всех про эту книгу, но никто не понимает, о чём речь.

Тут я заметила, что взгляд у Гоши стал очень странным.

– А ты случайно не мечтала в детстве о втором воскресенье?  – спросил он меня.

– Откуда ты знаешь? – удивилась я.

– А ты помнишь парк, лавочку и мальчика Игорька, которому ты обещала встречу? – Гошин взгляд потеплел. – Он, как дурачок, ждал тебя весь день, несмотря на уговоры бабушки. А может, и всю жизнь, – эту фразу Гоша сказал уже совсем тихо.

– Игорь? Ты Игорь? – я была ошеломлена. Бывают встречи, о которых помнишь всю жизнь. – Но почему вдруг Гоша?

– Он же Гога, он же Жора, – не мог не влезть Валерий Петрович, заинтригованный нашим разговором.

– Друзья так зовут, и мне нравится, – объяснил Игорь. – А книжка твоя называется «Долой огуречного короля». Завтра верну её тебе, ты её на лавочке забыла. Как же я тебя не узнал?

Я едва не заплакала от переполнивших меня чувств. Рядом со мной мальчик Игорь, который мне так понравился много лет назад. Я еле дожила до утра, зная, что сохранился материальный предмет моего детства и завтра я его возьму в руки. Гоша не обманул. Я дрожащими руками взяла в руки книгу в голубой обложке, на которой было нарисовано странное зелёное существо в короне, вальяжно расположившееся в дет­ской коляске. На меня дохнуло тёплым летним ветерком, счастьем, радостью, свободой. Я ощутила во рту вкус сладкой ваты и газировки. Мне было нестерпимо сладко в душе.

– Как мало человеку надо для счастья, – покачал головой Валерий Петрович.

Среди страниц я нашла бумажку, исписанную неровным детским почерком с ошибками. Ничего не сбылось из того, о чём я мечтала в тот летний день. Воскресенье по-прежнему одно, Дед Мороз не дарит взрослым подарки, а от старых вещей безжалостно избавляются.

С того самого дня, когда я получила вещественный привет из прошлого, исчезла надобность всё время туда возвращаться мыслями. Книга из того времени с запиской самой себе оказалась прекрасным действенным лекарством от ностальгии.

Гоша время от времени приносит на работу свои артефакты, которые у него сохранились в достаточном количестве, и они вызывают у меня только радостные эмоции, без примеси грусти и печали.

Фото: pixabay.com