Фронтовик Анатолий Рыбаков очень долго не писал о войне. Хотя она, безусловно, в нем жила. На войне он был с 1941-го до самого штурма Берлина. Жила настолько, что, по собственным воспоминаниям, когда он в 1972 году оказался по приглашению в ГДР, попросил организовать поездку на другой конец страны в Райхенбах – город, где стояла его часть в 1945 и 1946-м.
Спустя четверть с лишним века он нашел дом, в котором жил, соседей-немцев, которые его вспомнили. Жили ведь, по словам Анатолия Наумовича, мирно, без эксцессов. Познакомили с дочерью его однополчанина майора Деменкова, которую тот нажил с одной привлекательной немкой. Через годы Рыбаков вспоминал об этой истории с легкой иронией. Ведь в ней не было насилия, банальный адюльтер или, как тогда говорили, «аморалка». Дома-то ждали жена, дети и даже внуки, а тут бойкая немка, мертвой хваткой вцепившаяся в понравившегося ей советского офицера.
Об этой истории многое говорит то, что в семье не скрывали, чья она дочь. Но думали, что он погиб в Сибири, будучи сосланным за связь с немкой. Дочь же своим отцом гордилась – что-то ей такое мать о нем рассказала важное, чтобы пронести любовь через годы.
Но были воспоминания и совсем другого порядка. В своем последнем произведении – «Романе-воспоминании» Рыбаков рассказывает, как встретил в Берлине женщину-еврейку. Она подошла сама, и он отвел ее в штаб. Когда откинула на плечи платок, это оказалась черноволосая, полуседая, лет тридцати пяти-сорока женщина, казавшаяся старухой. Начали расспрашивать, оказалось, что зовут ее Эмма. «А когда она назвала свой возраст, – пишет Рыбаков, – я онемел».
Онемеем и мы, дорогие читатели.
Женщине было шестнадцать лет.
В 1940 году ее семью, вместе с другими берлинскими евреями, депортировали в Польшу. Она об их судьбе промолчала, – говорит Рыбаков, – но я-то знал. Был и в Кракове, и в Люблине, видел Освенцим, Майданек. Думаю, и она знала.
Эмму же укрыла немка фрау Кребер, ее учительница, которая преподавала фортепиано. Пять лет они прожили в страхе. Фрау Кребер боялась, что кто-то случайно увидит девочку и донесет. Она ведь продолжала давать уроки музыки, к ней приходили ученики. Хотя Эмма все это время безвылазно жила в чулане, когда к ней ночью заходила ее спасительница, они разговаривали только шепотом, чтобы никто не услышал. Чулан всегда был на замке – чтобы никто из учеников даже случайно не толкнул дверь и не увидел того, что ему видеть не надо. Света в чулане тоже не было, и через пять лет Эмма фактически ослепла. Она не могла даже умереть. «Я хотела повеситься, но что бы фрау Кребер тогда делала с моим трупом? Сразу бы узнали, что она прятала еврейку и потащили в гестапо».
Конечно, это все были не те воспоминания, с которых хотелось начинать мирную жизнь. И Рыбаков ворвался в советскую литературу совсем другими произведениями, которые моментально стали классикой. В 1948-м – «Кортиком», а в 1956-м его продолжением – «Бронзовой птицей». А еще были «Водители», получившие Сталинскую премию, и, наконец, революционная для своего времени «Екатерина Воронина». В литературе соцреализма заговорили, наконец, пусть еще и робко, не только о производственных показателях, но и человеческих судьбах. В оригинале повесть называлась «Одинокая женщина». Слишком социальное название потребовали поменять, так появилась «Екатерина Воронина».
И только в 1970 году было написано одно из лучших произведений Анатолия Наумовича и первое у него о событиях Великой Отечественной. «Неизвестный солдат» – заключительная часть трилогии о Кроше, Сергее Крашенинникове. Крош – милый, наивный мальчик, который любит Пушкина и хочет жить по совести. «Не бывает плохого времени, бывают плохие люди», – говорил он в предыдущей части трилогии. Крош – безапелляционный правдоруб. С такими, конечно, трудно. Но именно такие, как он, слегка чудаковатые, и уверенные, что прошлое своей страны – это и их личное прошлое, пробуждают во всех нас, простых обывателях, те подлинные чувства и эмоции, о существовании которых в наших душах, мы, может, и сами не подозревали.
«Неизвестный солдат» – знаковое для своего времени произведение. В 1970-е уже выросло поколение, для которого война – это еще история их семей, но уже не личные переживания. Они – дети мирного времени. И для многих могила, найденная во время строительства новой дороги в окрестностях городка Корюково – это всего лишь могила неизвестного солдата. Так ли важно, какая у него была фамилия – Иванов, Сидоров, если нет родственников, нет тех, кто принесет сюда цветы. Чтить память можно и нужно, однако увековечивание этой памяти — удел специальных людей, задача же простого человека — помнить о героях в разумных пределах и жить сегодняшним днем, – считает один из молодых героев повести. Достаточно положительный персонаж при этом, просто он так считает. Это его жизненная позиция.
Название городка Корюково, надо полагать, тоже неслучайно. Бои за деревню Крюково, которая в ходе обороны Москвы восемь раз переходила из рук в руки, были тогда у всех на устах. Через несколько лет композитор Марк Фрадкин и поэт Сергей Островой напишут песню «У деревни Крюково», которую впервые исполнил ВИА «Самоцветы». Песня эта в чем-то очень схожа с повестью Рыбакова. Написана она в мажоре – как, собственно, и рыбаковский текст, и здесь также прослеживается некая связь поколений – от погибших у деревни Крюково солдат до современности.
Упрямый Крош, решивший установить фамилию солдата, который к тому же, как выяснилось, взорвал немецкий штаб, – это, конечно, и сам автор. Это ему не давали покоя безымянные могилы, разбросанные через всю страну. Для него ведь они были совсем не безымянными. «Мои книги – это история моего поколения, поколения детей Революции, переживших в конце двадцатых годов крушение ее идеалов, превращенных в лагерную пыль в тридцатых, погибших в сороковых годах на полях Отечественной войны. Их безымянные могилы раскиданы от Колымы до Берлина. Вместе с ними ушли в небытие их надежды, мечты и песни, в памяти потомков остались только их заблуждения. … Мои книги – не памятник, а могильные плиты на необозримом кладбище, именуемом человеческой историей», – писал Анатолий Наумович в предисловии к своему собранию сочинений, выпущенному незадолго перед смертью, в 1995 году.
Рассказывают, что как-то писатель Рыбаков ехал на машине в Минск, и вдруг услышал беспрерывные гудки. Вспоминал потом: думал, впереди случилась авария. Но оказалось, что водители сигналили военному ЗИСу, установленному у дороги. Шофер пояснил: это после вашей книги так стали поступать! В «Неизвестном солдате», когда бригада строителей тронулась дальше, то, проезжая мимо перезахороненной могилы уже не неизвестного солдата, водители приветствовали его гудками.
Кстати, я помню детские впечатления советского времени – проезжая мимо Курганов Славы, которых немало в Тульской области, все водители также неизменно подавали звуковые сигналы. Потом эта традиция постепенно ушла.
«Неизвестный солдат» был экранизирован дважды. В 1971-м вышел фильм «Минута молчания» и 1984-м одноименный сериал. Такой чести – двойной экранизации удостоилась в советской литературе для юношества разве что «Динка» Осеевой и вторая часть трилогии все того же Кроша.
Войной закончились события другого важного для творчества Рыбакова произведения – «Дети Арбата». Варя и Саша Панкратов все же встретились на войне, чтобы никогда уже больше не расставаться. Но в какой-то другой жизни, куда ангелы унесли их бессмертные души с полей сражений.
Анатолий Наумович Рыбаков умер во сне, 23 декабря 1998 года в Нью-Йорке. За полгода до этого он перенес операцию на сердце. Похоронен в Москве на Новокунцевском кладбище.
