Юрий прожил чуть более полувека, но успел за это время повоевать под Сталинградом, дошел военными дорогами до Чехословакии, где помогал коллегам возрождать сатирический журнал «Дикобраз». Уже в мирное время Ворогушин стал известным на всю страну книжным графиком, иллюстрировал произведения Лескова, Чехова, Салтыкова-Щедрина.
Красавец моряк
Мемориальная табличка в честь Юрия Ворогушина висит на доме по пр. Ленина, 30. Но поскольку об этом человеке сериала еще не снято, внимания на нее особо не обращают. Зато все знают, что в этот дом после рождения принесли будущего академика Легасова. О нем тоже на стене дома имеется мемориальная табличка и даже небольшой бюст.
Ворогушины — казачья донская фамилия. Так, во всяком случае, считала старшая дочь Юрия Владимировича Надежда, ссылаясь на дядю, брата художника, Бориса, который специально интересовался происхождением фамилии. «У него были знакомства и в литературной среде, и среди музейных работников. Он говорил мне, что это казачья донская фамилия. Еще у меня были устные семейные свидетельства о том, что Ворогушины пришли в Тулу с Дона через г. Алексин».
Отец Юрия Владимир Григорьевич служил делопроизводителем Тульского поземельного банка, куда его взяли за деловые черты и грамотность — три класса городского училища. Детство прошло в Одессе и Херсоне, куда отца перевели по службе. Но как только начались перемены, семья в 1918 году вернулась в Тулу. После Гражданской Владимир Григорьевич работал уже в Тульском губернском земельном управлении.
Правление Тульского кружка любителей спорта, основанного в 1913 г. Владимир Ворогушин — внизу справа. Фото 1920-х гг.
Вообще Ворогушины слыли заядлыми спортсменами. На старых снимках Владимир Григорьевич, например, есть на групповом фото основателей Тульского кружка любителей спорта. Это была одна из самых значимых спортивных организаций в Туле. Есть эффектное фото и его брата Федора с парой коньков.
Брат отца Федор Ворогушин.
В двадцатые годы в доме Ворогушиных бывал Всеволод Саввич Мамонтов, который известен не только как сын известного миллионера Саввы Игнатьевича Мамонтова, но и как начальник первой тульской городской милиции, основанной весной 1917 года.
Юрий Ворогушин начал подрабатывать художником в областной газете «Коммунар» еще в тридцатые годы, когда учился в Тульском горном техникуме. Его рисунками того времени и послевоенного периода, относящимися к тульскому быту, мы иногда и сейчас иллюстрируем материалы на историческую тему.
Юрий Ворогушин с отцом под Крапивной. 1930-е гг.
Уже в 1938 году Юрия Ворогушина приняли в члены Союза художников СССР. Его тогда больше интересовали газеты, поэтому и работал он то в «Коммунаре», то в «Подмосковной кочегарке», то в сатирическом журнале «Лапоть». На один год уезжал даже во Владивосток. Назад вернулся возмужавшим, даже прежние знакомые, когда встречали его на улице, не сразу узнавали. Еще и красавец. Поскольку работал в морской газете, получил форму моряка.
В военное время судьбу Ворогушина решил случай. В декабре 1941 года в здании газеты «Коммунар» разместилась редакция газеты 7-й гвардейской армии «За Родину». Редактору, батальонному комиссару Зворыкину понравились рисунки тульского художника, и он позвал его к себе. Так Ворогушин стал участником и летописцем многих значимых событий той войны, и в первую очередь битвы за Сталинград. Все время сталинградской кампании Юрий Владимирович находился в полосе боевых действий. Делал фоторепортажи, зарисовки, стал писать статьи в газету.
Плакат Ю. Ворогушина «Слава советским танкистам».
Из писем маме. 3 августа 1942 года.
«Если бы вы видели донские степи: они бескрайние и совершенно плоские. Здесь попадаются верблюды. Дома глинобитные, крыши тростниковые, „Курень“, „баз“, „левада“ — эти названия знакомы нам по „Тихому Дону“.
Население — казаки. Заходишь купить стакан молока — не продадут, а зато стакан-два нальют как гостю».
22 сентября. «В настоящее время ваш дражайший сын сидит в землянке собственной стройки и строчит письма родным и знакомым. Письменным столом служит толстенное стекло от сбитого самолета. В дверь светит солнышко и вдалеке постреливают пушки. Это идут бои за город, о героической обороне которого вы должны знать из газет».
В коротких перерывах между боями, иногда и под обстрелом, Ворогушин создавал летопись тех событий. Он писал портреты солдат и командиров, выпускал боевые листки, карикатуры на врага.
«Сейчас делаю для праздничного номера рисунок. Мерзнут руки и нос. Туши одна капля, так что доканчивать его придется, наверное, чернилами, — писал он в письме домой. — Кисточка одна, и я берегу ее наравне с ручкой, которой пишу тебе эти строки, как зеницу ока. Сейчас мы в отрыве от всего мира, и, если что понадобится, ничего не достанешь, даже простого карандаша. Но ничего! Я не очень-то унываю. Я причисляю себя к потомкам славного тульского Левши, подковавшего блоху и поэтому обязан в своем деле поддерживать наши, тульские традиции».
На одном из рисунков, сделанных под Сталинградом, стоит его маленькая ремарка: «Трудно рисовать — глохну». Более двадцати рисунков Ворогушина, созданных им в то время, находятся в фондах музея-заповедника «Сталинградская битва». Некоторые из них — например «Болтун — находка для шпиона» или «Сталинградские клещи на немецкий клин» превратились в листовки. Также на рисунках Ворогушина есть сценки солдатской жизни, пленение генерал-фельдмаршала Паулюса.
А это из его очерка «Пушки на улицах Сталинграда», опубликованном в «Коммунаре»:
«Израненный город. Вокруг лунного диска морозные кольца. Дымный воздух труден для дыхания. Многочисленные костры горят тяжелым багровым пламенем. Утомленные, исхудавшие лица солдат обожжены морозом. Санитары, пользуясь паузой между двумя вспышками немецких осветительных ракет на маленьких санках вывозят раненых.
Во тьме над головой, урча моторами, прокрадываются транспортные юнкерсы, подвозящие немцам продовольствие и боеприпасы. Навстречу им несутся цепочкой разноцветных светляков трассирующие пули и снаряды».
Приключения в стране Швейка
Окончание войны Ворогушин встретил сначала в Венгрии, потом в Чехословакии.
«На улицах еще дымили пожары, но население уже вывешивало национальные чехословацкие флаги, бело-сине-красные. Нас приветствуют „на здар“ или „живно Сталин“, — писал он в Тулу маме. — Переночевав и подобрав на улице велосипед, я разъезжал по городу в поисках объектов зарисовок. Город небольшой, не то что Будапешт, но симпатичный, тихий. Особенно красивы кварталы и площади, выходящие к Дунаю. На центральной улице всем известная достопримечательность — четырнадцатиэтажный небоскреб. Невдалеке пустой холм, где, подавляя размеры небоскреба, высится старинная крепость. Город порядком разбит, но уже стекла и мусор убираются жителями по распоряжению коменданта.
Обратно я ехал на своем велосипеде по прекрасному и асфальтированному шоссе. Толпами идут удравшие от немцев чехословацкие солдаты. Они направляются по домам. С гор слезают партизаны. Они за большую честь считают раздобыть красноармейскую звездочку и пришпилить ее на свою шляпу».
Рассказывал, что в стране Швейка не дураки выпить. «Ты, наверное, помнишь, как я и мама хохотали, читая эту книгу в Ясной Поляне. А здесь я хохотал на двух словаков, распевающих песни и идущих, пошатываясь, по самой середине улицы. Совсем по-русски. Как только мы приехали в один маленький городишко, подвыпивший хозяин стал нас пичкать сливовицей, и когда мы не смогли пить, был страшно удивлен».
«В день объявления капитуляции нам пришлось быстро собираться, погрузиться на машины и двигаться на запад. За день проделали больше сотни километров. Чехи встречают нас так же хорошо, как и словаки. Особенную настойчивость проявляют мальчишки. Они облепили все построенные немцами баррикады, неистово орут „на здар“ и бросают сирень, которой здесь масса. Старушки вытаскивают пирожки, раздают бойцам. У каждого дома ведро с водой. По дороге движутся остатки немецких частей. В первый раз вижу пленных фрицев, идущих без охраны. Войны уже нет».
Рисунок Ю. Ворогушина «Окраина Будапешта». 1945 г.
В Праге Ворогушин сотрудничал с чешским юмористическим журналом «Дикобраз», вел там собственную рубрику — чехи глазами русского.
Домой вернулся в 1946 году. Выглядел, надо полагать, геройски — кавалер орденов «Отечественной войны» II степени, «Красной Звезды», медалей «За оборону Сталинграда», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией».
Опять пошел на работу в «Коммунар», рисовал карикатуры на тему тульской жизни. Проработав два года, перешел в Тульское областное книжное издательство. В редакции «Коммунара», похоже, не очень расстроились. Ворогушин слыл необщительным человеком. Даром, что юморист. Засядет в угол и рисует себе.
Карикатура, посвященная тульскому транспорту. Шофер: «Не волнуйтесь, граждане. Это всего лишь маленькая поломка».
В 1955 году ушел на вольные хлеба. Стал очень известен в Советском Союзе благодаря иллюстрациям к «Левше» Лескова, русским народным сказкам, «Запискам охотника» Тургенева, «Историям одного города» Салтыкова-Щедрина, сказкам Пушкина. Многие его рисунки стали классическими при издании этих произведений.
Старая Тула. Рисунок Ю. Ворогушина.
В 1961 году прошла выставка его работ в Москве. В 1963-м — в Туле. В 1964-м Ворогушину присвоили звание заслуженного художника РСФСР. Но жизнь уже активно катилась под откос.
Болезнь его вымотала
Со своей женой Татьяной Перцевой Ворогушин познакомился в редакции газеты. Она работала корректором. Роман был бурным и скоротечным. Молодые расписались перед самым уходом Юрия на фронт.
Но после войны не очень ладилось. Все же характер у Юрия был непростым. «В семье родителей Юрий Владимирович был баловнем. Мария Саввична с детства прочила ему роль выдающегося человека, а такое воспитание вредит прежде всего самому баловню, — рассказывала в своих воспоминаниях старшая дочь Надежда. — Отец обладал сильным характером, бывал иногда совершенно закрытым, эмоционально холодным и неприступным. Когда хотел, мог быть очень тихим, вежливым, обаятельным человеком, и многие знавшие его с восторгом о нем отзывались. А в семье мамы его исключительно не признавали. Там надо было вести себя корректно. Отец замыкался в себе и надувался».
Летом, по рассказу Надежды, выезжали на дачу под Крапивну. Ну как дача — обычный домик в лесничестве близ села Ярцево. Лесничество состояло из одной короткой улочки, окруженной старым лесом.
«Ходили в лес за грибами, ловили рыбу. Отец очень увлекался рыбной ловлей. У него были всевозможные блесны, крючки, лески, спиннинг. Он мне показывал это хозяйство и объяснял, что к чему. А мама могла встать в четыре часа утра, когда все еще спали. Она срывала прутик орешника, привязывала к нему леску с крючком и шла на реку. И когда мы вставали, на завтрак уже была свежепойманная и свежепожаренная рыба. Для меня это было время благополучия».
Разлад и взаимные обиды накапливались. Надежда Юрьевна рассказывает о них с предельной откровенностью.
«В 1952 году мама была беременна вторым ребенком, а отец его не хотел, это переполнило чашу маминого терпения, и она ушла от Юрия Владимировича. Мама отправилась в роддом, а меня отвели к бабушке Татьяне Андреевне. Мама вернулась к нам с маленькой сестричкой. Ее назвали Еленой.
Когда Лена немного подросла, стало заметно, что она очень похожа на отца. Это переменило его отношение к ней, но вернуть назад взаимоотношения родителей было невозможно. Тем не менее мы с мамой и сестрой навещали отца в его квартире на проспекте Ленина, 30. Лене было года два, у нее волосики надо лбом собирались в забавный хохолок. Отец прозвал ее Суворов. Мы виделись у него дома и с бабушками Маней и Варей. На поверхности все было хорошо и мирно. Что при этом чувствовали мать и отец, я не догадывалась.
Позже, когда отца уже давно не было в живых, мама, умудренная жизнью, говорила, что он был такой же, как и многие мужчины, и надо было не молиться на него, а требовать и отстаивать свои права. Не знаю, получилось бы что-нибудь из этого. Впоследствии наши походы к отцу прекратились, ходила только я одна».
Надежда Юрьевна вспоминала, как отец показывал ей технику рисунков. Садился за стол и чертил сразу одной линией, не отрываясь от бумаги. Рисовал контур какого-либо зверька. Делал линогравюры, знакомя со своими инструментами. Потом он провожал ее домой, прощался, не доходя два-три дома. Разводиться родители начали только в 1960 году по инициативе отца.
Надежда писала, что перед смертью отец прислал ей письмо, в котором писал, что хочет видеть ее и сестру. Называл свой новый адрес. Он к тому времени жил с другой женщиной в гражданском браке.
«Но я не пошла, так как не хотела встречаться с его новой женой и падчерицей. Ведь я не знала, что он скоро уйдет из жизни. Перед этим он лежал в больнице, но не получил облегчения. В предсмертной записке он написал, что болезнь его вымотала. Вероятно, эта болезнь была серьезнее, чем диагноз врачей, потому что сестра моя, так похожая на отца, тоже сама ушла из жизни в том же возрасте, и так же хладнокровно подготовившись, как и отец. Это было что-то наследственное».
Уже после смерти, в 1973 году, в Туле прошла еще одна персональная выставка Юрия Ворогушина. А потом еще и в 2013 году, в честь столетия художника.
