Что нас радует? Кого-то общение с близкими, кого-то — хобби. Кто-то радуется выпавшей возможности расширить кругозор. А как обстояло с этим полтора столетия назад?
Галина Федосеева, методист отдела
передвижных выставок.
Музей-усадьба «Ясная Поляна» рассказал о том, что делало Льва Толстого по-настоящему счастливым.
Лев Толстой прожил долгую жизнь, в которой было много и радостного, и печального. Но были состояния, моменты, которые доставляли ему радость почти всегда, вне зависимости от обстоятельств.
Постоянный источник радостного осознания жизни: «Скучно в железной дороге. Но зато, пересев в дилижанс ночью, полная луна… Все выскочило, залило любовью и радостью. В первый раз после долгого времени искренне опять благодарил Бога за то, что живу» (1857 год).
«Что за весна была и есть чудная! Я в одиночестве смаковал ее чудесно… Какой Троицын день был вчера! Какая обедня с вянущей черемухой, седыми волосами и ярко-красным кумачом и горячее солнце» (май 1858 года).
«Самая чистая радость — радость природы» (май 1898 года).
Оно, по Толстому, было прямым следствием хороших физических нагрузок. Он с молодых лет до глубокой старости делал гимнастику, работал физически, много ходил пешком, ездил верхом, играл в спортивные игры. Илья Репин писал о Толстом: «Он искал физических трудностей и любил преодолевать их; так он пахал, так он косил, так он складывал крестьянам печи… От этих быстрых во всякую погоду движений цвет лица и рук его был пропитан воздухом и горячей кровью; глаза глядели зорко, и губы сжимались крепко и весело от торжества над преодолением опасностей».
Толстой за игрой в шахматы. Июнь 1907 года. Фото В. Г. Черткова.
Занятия хозяйством, охота, уединенная размеренная жизнь с семьей в Ясной. «Хозяйством я доволен, семейной жизнью очень, работой своей (особенно до яркого тепла) чрезвычайно…» (май 1866 года).
«Немножко охоты и хозяйственные заботы, и потому жизнь с собой и семьей и только. Я с радостью думаю об этом, и потому верю, что я счастлив» (октябрь 1872 года).
По словам внука писателя Сергея Михайловича Толстого, «его сжигала жажда познания <…> стремление проникнуть во все сферы человеческого знания, знать как можно больше».
В 1869 году Лев Николаевич писал Фету: «Знаете ли, что было для меня нынешнее лето? — неперестающий восторг пред Шопенгауэром… Я выписал все его сочинения и читал и читаю… Не знаю, переменю ли я когда мнение, но теперь я уверен, что Шопенгауэр — гениальнейший из людей».
Софья Андреевна Толстая: «Видно, что ничто его в мире больше не интересует и не радует, как всякое вновь выученное греческое слово и вновь понятый оборот. Читал прежде Ксенофонта, теперь то Платона, то «Одиссею» и «Илиаду», которыми восхищается ужасно…» (январь 1871 года).
В 1901 году музыкант Александр Гольденвейзер записывает: «Лев Николаевич начал месяца два-три назад учиться голландскому языку, а сейчас уже довольно свободно читает, — это на 73-м году!»
«Вы не поверите, что я с восторгом, давно уже мною не испытываемым, читал это последнее время, <…> - повести Белкина, в 7-й раз в моей жизни» (март 1873 года).
«Когда я слышу музыку, я не думаю — <…>, но я чувствую, что я живу, и живу полно и тревожно. Чувство, которое испытываешь, похоже на воспоминание, но воспоминание чего? Воспоминание того, чего никогда не было, и чего не помнишь» («Детство»).
По воспоминаниям Максима Горького, музыку он называл «немой молитвой души»: «…потому что без слов. В звуке больше души, чем в мысли… звук не загажен, внутренне чист».
«Мне совестно говорить это, но я радуюсь авторитету Толстого. Благодаря ему у меня сношения, как радиусы, с самыми далекими странами: Дальним Востоком, Индией, Америкой, Австралией», — признавался Лев Николаевич.
Радость открытия. В старости он записал: «Я всю жизнь учился и не перестаю учиться». На протяжении всей жизни писателя в его дневниках встречается «я в первый раз понял…», «я в первый раз заметил…», «я испытал в первый раз…», «в первый раз я почувствовал…».
Лев Толстой за чтением почты. 1910 г. Фото В. Г. Черткова.
«Вся его жизнь представлялась ему обычно в виде целого ряда больших и малых, следовавших один за другим переворотов…».
Толстому почти 80, его зять Михаил Сухотин записывает: «Я позавидовал несокрушимой юности этого человека, этой его возбудимости к гневу, негодованию, любви, радости, восторгу».
«Радоваться! Радоваться! Дело жизни, назначение ее — радость. Радуйся на небо, на солнце, на звезды, траву, на деревья, на животных, на людей. И блюди за тем, чтобы радость эта ничем не нарушалась. Нарушается эта радость, значит ты ошибся где-нибудь, ищи эту ошибку и исправляй» (1889 год).
