Ольге Васильевне Гуляевой этим летом исполнилось сто лет. В дни юбилея их терраса в старинном домике Московской слободы Крапивны вся была в цветах. Поздравляли многочисленные родственники, соседи. Пришли телеграммы от губернатора и даже от президента России.
Детство, Пират и китайский дядя
— Ольга Васильевна, семья у вас большая была?
- Десять человек. Я третья. Три брата, семь сестер. Рая закончила медицинский, как и я, но вперед меня. А вторая старшая сестра Варвара — учительница начальных классов. Двое братьев закончили селивановский лесной техникум.
— Далеко от дома.
- В Селиваново и сейчас напрямую ничего от нас не идет. А тогда тем более пешком ходили. Это километров десять-двенадцать. В субботу возвращались домой, в воскресенье назад. Жили там в общежитии. Если брат не пришел, в следующее воскресенье я иду узнавать, почему его не было. Еще сестру с собой беру маленькую. Один наш брат Александр окончил военное училище, стал военным. Когда Берию брали, он участвовал в этой кампании.
— У вас же есть сестра Оля. Как получилось, что двоих назвали одним именем?
- Она родилась в 1942 году, у нас 20 лет разницы. Так получилось, что я в тот момент была на фронте, и обо мне ничего не было известно. Вот и решили назвать Олей в надежде, что и я приду живой.
— Что помните о довоенной жизни? Школу, например?
- Вначале здесь четыре класса было. В классе печка стояла. Топили дровами. Мы приходили — печка уже теплая. Вставали для этого рано, в четыре утра — успеть протопить печь, и чтобы угарный газ сошел. А в пятом классе нас перевели в Крапивну. По прямой — пять километров. А вокруг, когда мост затапливало, — все десять.
Помню, у нас собака была Пират. Вечером мы пошли за водой, и он провалился в прорубь. Мы, дети, нагнулись в дырку эту водяную, кричим: «Пират! Пират!». Он отзовется — и опять под воду. Потом как-то исхитрились, за шерсть схватили, вытащили. Пришли домой, сами на печку, его на полу оставили. Он скулит, и мы его к себе подняли. Почему-то сразу не догадались это сделать.
— О родителях, родственниках расскажите.
- Мама умерла в 1944-м, папа — в 1950-м. Здесь сыпной тиф свирепствовал, страшный. Всех косил. Мама с сестрой Любой в больнице лежали. Люба выздоровела, а мама нет. Мама, наверное, чувствовала, что уходит, передала нам записочку: «Дорогие мои старшие детки, не бросайте моих маленьких».
— Отец на фронт не попал?
- Его призвали. Комиссию прошел, но потом отправили домой: он сердечник.
А в 1960-м у нас объявился родственник Иван Алексеевич — мамин брат. Мы его называли китайский дядя. Он когда-то получил чин нижнего офицера царской армии. В гражданскую за белых воевал. Потом попал в Китай, их туда много ушло. Как-то видим: к нам особые товарищи идут в форме, и мама сразу его фотографию спрятала под скатерть. Заходят, у матери спрашивают: «У вас брат был Иван Алексеевич. Вы знаете, где он?» Она отвечает: «Не знаю». А потом, когда Сталин умер, он вместе с товарищами стал проситься назад в Россию. Их поселили в Красноярске. У дяди даже небольшое производство какое-то имелось. А в 1960 году приехал в Крапивну.
Надо быть смелее!
— Вы же на войне были с первого года?
- Я училась в нервно-психиатрической больнице имени Яковенко в Подмосковье. Пациенты у нас были сумасшедшие. Но специальность у меня - фельдшер. 1941 год, у нас как раз госэкзамены. Приходили сдавать и вечером, и ночью. Получили дипломы, и за нами приехала машина. В военкомат, потом по частям развезли. Без всяких повесток. Просто сказали: «Садитесь в машину». А мы стеснительные, деревенские. Не понимали даже, куда нас везут.
Меня направили в госпиталь для летчиков. Потом его расформировали, отправили в боевую часть. Страшновато было, конечно. Помню, мне говорят: «Языка привезли, надо срочно обработать». Отвечаю: «Зачем он мне? Несите на кухню». Оказалось, немца-«языка».
Я очень робела поначалу. А мне говорят: «Смелее, смелее, вы все знаете по медицине».
— Помогло?
- Да, я тогда поняла, что надо смелее браться за все дела. Очень благодарна всем за то, что так по-доброму отнеслись ко мне. Я ведь одна была среди мужчин. Никто меня не обижал. Они не боятся — и я с ними. Котелок мне старшина дал. А с одеждой было тяжело.
— Подшивали?
- Отрезали, когда там подшивать. А в пояс — ремень.
— В котелок что клали? Чем кормили?
- Щи, суп. Щи чаще: на колхозном поле капусту брали и варили. Ребята смелые, энергичные, все достанут. А иногда разобьют кухню — вообще без питания остаемся.
— А дома в это время что происходило? Крапивна же под немцами была.
- Немцы у нас дома стояли. Вот тут, в сенях, были их кони.
1942 год. Младший лейтенант медицинской службы Ольга Гуляева.
Фото из личного архива.
Скорая помощь — это испытание
— Домой вас когда отправили из армии?
- В декабре 1945 года. Послевоенные годы очень тяжкие. Я на работу, папа за детьми присматривал. Хлеба не было. Пойдут два брата в Крапивну, их взрослые мужчины вытолкнут из очереди. Они возвращаются, плачут: «Нам не дали, оттолкнули». А потом я договорилась с заведующей яслями. Та говорит: «Мне проще пареной репы буханку хлеба получать на всех. И на вас буду». Так приспособились. Буханкой хлеба на день мы были обеспечены. Корову держали. Тоже помогало. Помню, 1950 год. Отец больной, а мне приходит из Тулы сообщение: «Уважаемая такая-то, приезжайте в Дом офицеров за наградой».
— А наградили за что?
- За борьбу с сыпным тифом. Я работала на санэпидстанции. А сыпной тиф страшный был. Если больной какой-то поступает, мне надо срочно ехать в эту деревню, ликвидацию проводить. Машин никаких не было. Садились на лошадь — и в путь. С собой жаровая камера. Приезжаешь — надо к председателю, дров для камеры просить. А председатель еще может отказать и матюгами вслед покрыть. В конце концов дров даст. Мужчина у меня был кочегаром, он же еще и лошадью управлял. Потом ходишь по деревне упрашиваешь: «Давайте шмотки, постельное белье в камеру». Все дустом посыпала, мыла немножко. А с этого мыла надо еще кусочек домой сэкономить.
Из Тулы мою работу приезжал проверять эпидемиолог. После этого меня и наградили. Потом на скорой работала. Вот там боялась.
— Чего?
- Ну вот мне тоже говорили: «Вы ведь войну прошли, здесь совсем ерунда по сравнению с ней». Какая же ерунда, если ты один на один с больным! Помню, надо было принимать роды. В обычное время эту девушку бы отправили в родильное отделение. А тут идет лёд, глыба на глыбе. Мост залит. Надо самой. Мне одна бабушка говорит: «Дочка, вы не волнуйтесь, я вместе с вами буду. Я принимала уже роды». Ребенок лезет, а бабушка куда-то ушла… Всё прошло успешно, без осложнений. Девочка Таня родилась! Когда она повзрослела, мы как-то встречались.
А на пенсию я ушла с детского отделения районной больницы. И то — ушла, а потом с пенсии вызвали. Сюда вот в дом врач приезжал, уговаривал.
2022 год. Два года назад Ольга Васильевна получила травму — перелом шейки бедра. Операцию делать не рискнули. Но она сумела восстановиться. Сама передвигается по дому, даже выходит на улицу. Но, говорит, нужна бы машина съездить в больницу на рентген.
— Ольга Васильевна, вы в свои сто выглядите бодрее многих молодых. В чем секрет?
- Не знаю, что вам сказать. Прислуги у нас никогда не было. Вставали с сестрой рано. Топили печь, готовили завтрак всем. На работу уходили, руки чистили белым камнем, чтобы без заусенцев. Русская печь, щи, картошка. Работали! Вот и весь секрет.
