Это был один из первых русских ученых-энциклопедистов, который, по мнению создателей спектакля, умел удивляться самым обычным вещам. Не случайно он стал первооткрывателем во многих сферах. Чтобы написать пьесу о Болотове, надо досконально изучить его жизнь. Мы поговорили с драматургом Рагимом Мусаевым о том, каким же ему видится биография этого удивительного человека, представленная сейчас в цикле «Жизнь знаменитых туляков».
Рецепт его счастья
— Рагим, у Вас в спектакле Болотов — более чем жизнерадостный человек. Почему Вы выбрали именно такое настроение?
— Он такой и был. Болотов начинает свои знаменитые записки с того, что он человек веселый, и описывает, что это происходит от случая, который был при его рождении. Мать лежала на кровати, должна была начать рожать, а крепостная девка, которую послали за повитухой, молилась в углу. И у нее нательный крестик выпал и оказался зажат между половицами. Матери рожать, а эта девка чертыхается и не может подняться. Матери и больно, и смешно одновременно. С тех пор, пишет Болотов, это обстоятельство наложило отпечаток на всю его жизнь. Если почитать его записки, там шутки, по нашим меркам, может, грубоваты, но такая эпоха была. Болотов любил кого-то разыграть, подшутить. Он был человеком веселым, поэтому у нас это комедия.
Фото из архива Рагима Мусаева.
— Чем интересен современному человеку Болотов?
— Мне кажется, своим отношением к жизни.
— То есть эдакий Ходжа Насреддин?
— Отчасти, да. Мы часто любим жаловаться. Все у нас не так: солнце не оттуда светит, ветер не оттуда дует. Надо уметь радоваться жизни. Вот, на мой взгляд, этому у Болотова можно поучиться абсолютно любому. Это человек, который осознавал свое счастье. Так мне кажется.
— И в чем рецепт этого счастья?
— Должна же быть какая-то интрига. Приходите на спектакль. Мы объясняем этот рецепт счастья. Он сам о нем рассказывает.
— Это же, получается, второе уже обращение к запискам Болотова на тульской сцене, если иметь в виду еще и «Визит императрицы»...
— Я бы скорее вспомнил спектакль, который в девяностые годы шел в ТЮЗе. Он назывался «Дворянин из Дворяниново». Там Болотова пытались дать еще в советской традиции — могучим государственным деятелем, который прозорливо смотрит вдаль. На мой взгляд, это не совсем верный подход именно к Болотову. Он от этого официоза, помпезности всегда уходил, жил своим миром.
В финале спектакля к нему приезжал Орлов, чего на самом деле не было, и спрашивал: «Так ли ты прожил свою жизнь? Почему не пошел по государственной стезе?» Андрей Тимофеевич в ответ произносил пламенный монолог. Это все же также немножко советская традиция — делать монументальный памятник из исторической личности. Но мы пошли через комедию, попытались рассказать об этом человеке в легкой форме.
— Вы сказали о памятнике. А достоин, как считаете, Андрей Тимофеевич своего памятника в Туле?
— В Дворяниново ему есть памятник. В Богородицке стоит памятник напротив места, где стоял его дом. В Туле тоже неплохо бы поставить. Это на самом деле очень интересная фигура, хотя одно время она и ушла в тень. О Болотове вспомнили только на излете советского времени.
— Болотов жил в Тульской губернии в Богородицке и в Дворяниново. Вы местом действия выбрали Богородицк...
— Потому что здесь он провел двадцать три года. Это самый плодотворный период его жизни, в котором происходила значительная часть свершений Болотова.
— С Бобринским он не успел здесь увидеться?
— Он был до Бобринского, общался с двумя Гагариными: с отцом были великолепные отношения, а сын его изначально недолюбливал, уж не знаю, по каким причинам. Потом стало известно, что должен появиться Бобринский, тут еще у Андрея Тимофеевича сгорел дом в Богородице. Он посчитал это знаком, что отсюда надо уезжать.
«Изувер»
— Можно сказать, что это такой русский Дарвин — человек, который интересовался самыми разными предметами и на основании полученных фактов делал свои выводы?
— Его сравнивают с Ломоносовым. Но они по-разному жили, по-разному творили. Ломоносов был фигурой университетской, столичной, более открытой. Андрею Тимофеевичу было интересно у себя дома. Этот болотовский дом, где всегда интересно, мы и пытались показать. Может, потому, что он был так привязан к своим местам, большого резонанса эта фигура не получила. Хотя это человек, на которого ссылаются все историки XVIII века.
— Они же с Ломоносовым еще и из разных сословий...
— При советской власти эта тема замалчивалась. У Болотова было неправильное по советским меркам происхождение. Он дворянин. Причем из очень небогатого, но достаточно знатного рода. Нам раньше рассказывали: «Вот такой самородок на службе императрицы был, она его в провинции разглядела». Да нет, его знали, он был вхож в определенный круг. Ведь как оказался Болотов правителем земель императрицы?
Его родители были знакомы с родителями тех же Орловых, еще с рядом знатных фамилий. Он был среди них своим. Его звали служить при дворе, даже какое-то время он там служил, но ему не понравилось. В советское время больше подчеркивалась близость Болотова к народу. Хотя Андрей Тимофеевич был человеком своей эпохи. Нельзя осуждать его за это. У него были крепостные. Его крестьяне были недовольны своим барином. Он заставлял работать, заставил парк строить.
— Помидоры сажать...
— И помидоры насаждал, и картофель, и грамоте заставлял учиться. К нему ходили, слезно умоляли отпустить ребенка, которого забрали в какую-то грамоту: «Вместо того чтобы делом заниматься, он какие-то буковки учит».
— Барин с причудами, одним словом.
— Именно так, барин с причудами. Не все это понимали. Опять же, картошка и помидоры. В семье Болотова это было нормально и приемлемо, а приезжавшие в гости люди в лучшем случае удивлялись. А некоторые считали, что это отрава. Болотов в XVIII веке озаботился образованием крестьянским, боролся с пьянством.
— Прямо боролся?
— Сёк нещадно.
— Бедные крестьяне...
— Работать заставляет, пить не дает. Изувер! Примерно это про него и говорили. И говорят определенные персонажи нашего спектакля.
Что Екатерина ждала на станции Жданка
— А Екатерину II, которой он был представлен во время визита императрицы в Тулу, Болотов сумел угостить своей картошкой с помидорами? Что-то об этом известно?
— Он же с ней так толком и не пообщался. Когда Екатерина приезжала в Тулу, Болотова в какой-то момент к ней допустили. Губернатор Кречетников его к ней подвел, представил. Болотов вручил императрице альбом с видами Богородицка, пригласил в имение. Но, как сам вспоминает, его быстро-быстро оттерли в сторону. Знакомство прошло мимоходом, очень быстро.
— В Богородицке они тоже так и не свиделись?
— Императрица же до Богородицка так и не доехала. Хотя в городе существует много легенд, что он там была.
— Точно известно, что собиралась приехать.
— Рассказывают разные версии. Народная молва утверждает даже, что на станции Жданка она ждала поезд, несмотря на то что не было в то время ни станции, ни поезда, — неважно. А если серьезно, то народные легенды утверждают, что на Жданке она ждала карету.
— И утвердила еще архитектурный план развития города...
— Ну да, есть история про пять улиц, которые разбегаются от дворца. Якобы Екатерина сказала, созерцая окрестности с высоты: «Какая красота!» Потом веер упал, и императрица повелела: «Как лежит веер, так пусть пять улиц будет». Истории красивые, но они ничем не подтверждаются.
— По первому спектаклю есть ощущение, что Болотов интересен сегодняшнему зрителю?
— Люди разные. Кто-то и так знает хорошо Андрея Тимофеевича. К нам подходят после спектакля, задают вопросы, что-то уточняют, комментируют. А есть люди, которые говорят: «Ух ты! Это у нас такой человек был?..» Для них открывается это имя, мы очень рады этому. И рады, что есть повод еще раз напомнить нам, сегодняшним, об ученом-энциклопедисте Болотове. Добавлю еще, что это был первый спектакль из цикла «Жизнь замечательных туляков», который мы поставили за счет гранта правительства Тульской области. Это позволило сделать нам декорации, костюмы актеров полностью соответствующими эпохе.
— Как легко было найти исполнителя на роль Болотова?
— От Андрея Тимофеевича сохранилось несколько прижизненных портретов, и он на всех портретах разный. Поэтому не было конкретной привязки к определенному образу.
— Именно поэтому остановили свой выбор на Андрее Сидоренко?
— Да, мы выбирали по человеческому нутру, характеру. Андрей Викторович — человек очень жизнерадостный, позитивный, мы пошли именно от этого.
— Как вообще Вам пишется про известных людей? Есть некий пиетет перед знаменитыми образами, опасение, что приходится прибегать к неким вольностям в интерпретации истории?
— Мы стараемся, насколько это возможно, быть документально точными. Другое дело, что бывает несколько версий одного и того же события, тогда мы выбираем ту, которая, может, менее точна исторически, но более интересна для реализации на сцене. Согласитесь, если мы устроим в театре лекцию, то билеты на нее за несколько месяцев вперед покупать никто не будет.
