Зрители увидят спектакль «Грех», в основу которого положена малоизвестная повесть Льва Толстого «Дьявол» о знатном дворянине, не совладавшем с плотской страстью к молодой крестьянке.
Его постановщик — известный российский режиссер Геннадий Тростянецкий.
Геннадий Тростянецкий
- Советский и российский театральный режиссер, педагог.
- Лауреат Государственной премии РСФСР — за постановку спектакля «У войны не женское лицо» по книге С. Алексиевич.
- Национальная театральная премия Латвии «Ночь лицедеев» — Spelmanu nakts (2001) — за постановку мюзикла «Керри» на музыку Раймонда Паулса в Рижском театре русской драмы.
-
Золотая пушкинская медаль к 200-летию
А. С. Пушкина (2000) — за вклад в развитие отечественной культуры. - Высшая театральная премия Санкт-Петербурга «Золотой софит» 2000, 2012, 2016 годов.
- Премия правительства Санкт-Петербурга в области культуры и искусства (2016).
- Международная премия им. Андрея Толубеева (2016).
Театр должен быть популярен, как футбол
— Геннадий Рафаилович, Вы впервые работаете в Туле. Какие ожидания от предстоящей встречи с тульским зрителем?
– Я его пока совсем не знаю. Но я видел, как люди самоотверженно стекались с красно-желтыми шарфами на футбольный матч, когда «Арсенал» играл с командой из Грозного, и победил. Это зрелище волновало. Очень хочется, чтобы тульский театр был в городе так же популярен, как футбол. Я говорю это без всякой натяжки, ведь и там, и там зритель отдается происходящему всем сердцем.
– То есть с городом Вы уже немного познакомились?
– И впечатления очень хорошие. Я увидел очень опрятный красивый проспект Ленина, кремль, центр, который ничем от европейского не отличается. Говорят, всё поменялось с приходом нового губернатора. Мне об этом в один голос рассказывали здесь, в театре, а также водители, подвозившие меня до дома, люди на улицах, с которыми я общался. Вот пример того, как личность определяет бытие многих людей.
– Всем гостям еще очень нравится и тульский парк.
– Послушайте, это же чудо! Летом, в будний день, во вторник, там не протолкнуться. Много людей вокруг, детский смех — великолепно. Это и называется организация бытия.
– На этом фоне и театр должен был произвести на Вас хорошее впечатление.
– И не только потому, что, как говорят, к строительству здания когда-то приложил руку Андрей Макаревич. Убежден, что нынешняя актерская труппа театра способна на многое. Сейчас возглавил ее Дмитрий Алексеевич Краснов, и хочется пожелать ему всяческих успехов. Каждый новый спектакль может объединять актеров и создавать ансамбль. Страшно хочется, чтобы это было так. К сожалению, раньше я не слышал никогда о тульской драме. Это обидно. Из нынешнего репертуара видел только один спектакль «Машенька», который запал мне в сердце.
Путешествие по русской литературе
– Чем, на Ваш взгляд, интересна толстовская повесть современному зрителю?
– Сейчас время вседозволенности, во всем абсолютно. К сожалению, и в театре тоже. Исчезает внутренний редактор человеческий. Мне показалось, что в этом смысле повесть попадает в десятку. Человек не хочет позволять себе того, чего можно было бы позволить во имя удовлетворения своих инстинктов. Не хочет вседозволенности в себе.
– Борьба с искушениями — тема ведь вечная.
– Есть замечательный философ Мераб Мамардашвили. Его спросили: «Что такое человек?» Он ответил: «Человек — попытка стать человеком». Это очень сильное определение, которое является для меня главным на этом этапе жизни. Подставьте здесь любое слово. Кто такой писатель? Это человек, который пытается стать писателем. Режиссер — попытка стать режиссером. Человек — есть процесс постоянного становления. Когда умирал большой русский писатель Эммануил Казакевич, который написал замечательную повесть «Звезда», в это время по радио звучала Сороковая симфония Моцарта. И у него на глазах появились слезы. Жена положила руку на его руку и спрашивает: «Почему ты плачешь?» Он говорит: «Я в жизни не создал ничего подобного». Вот так, я думаю, и надо относиться к своему бытию.
– «Дьявол» — не самое известное произведение Толстого. Он и сам, говорят, ее прятал от посторонних глаз. Каким образом возникла идея взять именно эту повесть?
– Я очень люблю Толстого. Когда тульский театр предложил мне сделать постановку к его юбилею, немедленно вспомнил эту действительно не очень известную российскому читателю повесть. Потом подключил Олега Богаева, нашего замечательного драматурга уральской плеяды, к сотрудничеству. И мы с ним вдвоем начали работать над драматургическим текстом. В нем очень много мотивов из других произведений Льва Николаевича.
– Например?
– «Воскресение», например. Есть какие-то мотивы из «Войны и мира», «Анны Карениной». А в прологе звучат Пушкин — куски из его публицистики, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Чаадаев. Для нас эта работа в хорошем смысле слова путешествие по всей русской литературе. Но в нем, безусловно, есть фабула, интрига, есть история, какой-то свой эстетический философский слой. Чтобы люди, которые знают Толстого, тоже получили особое удовольствие.
– А кто не знает?
– Должна быть история независимо ни от чего. Но сценическая история всегда отличается от литературной. Было бы смешно, если бы в театре выходили люди и просто озвучивали слова.
Осенние листья, Толстой и капли дождя
– То, что этот спектакль как бы приурочен к юбилею Толстого, привносит некие, внутренние, скажем, особенности в работе?
– Скорее юбилей Толстого для тульского театра был поводом обратиться еще раз к одному из его произведений. Не случись юбилея, всё равно я когда-нибудь поставил бы эту вещь. Например, некоторое время назад шли переговоры с Парижем о постановке «Анны Карениной», без всякого юбилея.
– У нас просто как-то так заведено, что классиков особенно охотно вспоминают к их круглым датам.
– Льву Николаевичу принадлежит замечательная мысль: если заблуждение охватывает огромное количество людей, оно не перестает быть заблуждением. А прекрасная японская пословица гласит: человек состоит из того, что он ест. Буквально и фигурально. Мы состоим из людей, которых любим или не любим. Из записочек на письменном столе, осенних листьев, из капель дождя, из мелодии Моцарта. Мы состоим из всего этого. И из Толстого тоже, даже независимо от того, насколько часто мы о нем вспоминаем.
– Как Вам работалось с тульскими актерами? Легко нашли взаимопонимание?
– В чистом виде работа заняла два месяца. Это мало. Но легко никогда не бывает. Ведь предмет нашей работы — вещь неосязаемая, это душа. Душа писателя, с которым мы имеем дело, душа зрителя, для которого мы это ставим, душа актера, его психика, нервы. Это тоньше, чем операция нейрохирурга, у которого под скальпелем есть всё же нечто материальное. Мы можем зависеть от любой случайности. Брошенное небрежно слово может изменить концепцию спектакля. А это означает, что энергия, которая со сцены польется в зрительское сердце, окажется совсем иной.
– Но было интересно?
– Интересно. Думаю, что обеим сторонам. И мне, и актерской группе, и цехам — реквизиторскому, парикмахерскому, костюмерному. Все просто великолепно работают на спектакле, объединены общим замыслом.
– Можно сказать, что получается тот ансамбль актеров, который Вы хотели бы увидеть на сцене?
– У нас в спектакле есть такая фраза интересная, которую говорит отец главного героя: судьба ощупью лепится. Так и здесь — ощупью возникает какой-то ансамбль. Сейчас идут прогоны, и есть надежда, что такой ансамбль возникнет. Повторюсь: спектакль — это то, что стремится быть спектаклем. Пытаюсь сделать так, чтобы ансамбль возникал.
