Люди часто пишут свои истории, чтобы избавиться от комплексов. А кто-то выплёскивает на бумагу свою боль и чувство вины. Многие писатели попросту сводят счёты с врагами. Как, например, Булгаков или Толстой – тот, что «красный граф».
Это я узнал из книг, которые брал в библиотеке в соседнем селе. Чем ещё заняться положительному деревенскому подростку, когда за окном буря, а в доме вырубился свет? Только читать при свечах.
Я же пишу свою историю, чтобы похвастаться. Рассказать широкой публике о том, как я, деревенский мальчишка, сумел устроить свою жизнь. Все фигуранты живут в другом городе, поэтому излагаю, не опасаясь за последствия.
Родился я в глухой деревне, сохранившей следы былого величия: кирпичный остов школы-восьмилетки, оставшийся после пожара, ворота полностью разрушенной фермы и заросли малины на бывшей барской усадьбе. Во всяком случае, так бабки говорили, когда за малиной шли: идём, мол, на барскую усадьбу.
Я и сам за малиной хаживал и по развалинам лазил, но не мог представить, что когда-то жизнь в деревне кипела. Дома строились, свадьбы игрались, коровы на ферме мычали, а дети ходили учиться не за тридевять земель.
Сейчас же школа, магазин, библиотека, клуб, почта располагались в соседнем селе в пяти километрах. Летом это расстояние вообще не ощущается. А попробуй туда добраться зимой, когда снега по пояс!
Один раз в такой зимний вечер я отправился в клуб на танцы. Естественно, на лыжах. Туда дошёл, а на обратной дороге меня почти замело, когда до дома оставалось всего ничего.
Мать меня не искала, была уверена, что в такую погоду я заночую у дальних родственников, а не пойду, как дурачок, на верную гибель. Так и пропал бы я, если бы не мой дружок Мишка. Маленький совсем, только 13 исполнилось, но верный, как Санчо Панса.
Как узнал у моей матери, что я до сих пор не вернулся из соседнего села, встал на лыжи и поехал меня встречать. И нашёл, когда я уже отчаялся выйти на деревню.
Рассказывал потом, что впереди него как будто кто-то колокольчиком звенел, и шёл он на этот весёлый переливчатый звон. Так и добрался до меня. Ввалились мы в избу, еле живые, мать заойкала, засуетилась, чаем с малиной нас отпаивала, слушала, как Мишка про колокольчик рассказывал, а потом полночи у иконы на коленях стояла.
Отец у меня замёрз на улице, когда мне шесть лет исполнилось. Мать выла, а я нисколько не жалел. Пил он сильно, я его трезвым и не помню. И нас с матерью гонял по деревне, не смотрел, лето на дворе или мороз.
Хорошо, что у мамки был двоюродный брат, который жил недалеко от нас. Мы сразу к нему бежали прятаться и греться. Лёшка был на 17 лет старше меня, жил в родительском доме один, сиротой рано остался. Но самостоятельный был и справедливый. После смерти моего отца помогал нам, чем мог. Всю мужскую работу делал и в школу меня на лошадке возил.
С Лёшки вся эта история и началась. Однажды летом к нам в деревню заехала дамочка на джипе. Я такие машины только по телевизору видел.
А дамочка весьма обычная: высокая, полная, глаза немного косят. Только шмотки на ней дорогие, это сразу было понятно даже мне, деревенскому простачку десяти лет. Но если её переодеть в платок и резиновые ботики, ничем от наших баб отличаться не будет. Многие наши даже покрасивше.
Заблудилась она, ехала за мёдом на пасеку к деду Грише, да не туда свернула. Гречишный, липовый и цветочный мёд пасечника славился на всю округу. Говорили даже, что мёд этот заговорённый, от всех болезней помогает.
Часть ульев стояла на поляне возле леса, а другая часть пасеки базировалась в лесу посреди липовой рощи. Летом дед Гриша жил в маленькой сторожке в лесу.
Рассказывали, что во время революции его деда хотели раскулачить. Но отведали его медку комиссары – и чуть на тот свет не отъехали. Так что с нашим пасечником все в районе дружили и уважение всяческое оказывали.
Говорили, что и пчёлы у него были дрессированные. Мог он их по своей команде на кого хочешь натравить. Никто, правда, эту легенду проверять не хотел.
Лёшка, добрая душа, вызвался приезжей помочь, а то ненароком обидит старика, греха не оберёшься. Сел к ней в джип дорогу показывать. Я об этом случае и думать забыл, как гляжу – через неделю опять эта косоглазая барышня прикатывает.
– Опять заблудились? – спрашиваю.
– Мне к Лёше надо, – говорит. – Где тут его дом?
Показал я ей дом и побежал по своим делам. А потом узнал от матери, что баба эта нашего Лёшку себе засватала. Уговорила его в город с ней поехать и замуж её взять. Лёшка подумал немного и согласился. Она хоть на три года его старше и килограммов на двадцать толще, зато перспективная. Это мне так мать объяснила.
– Что его в деревне ждёт? – вопрошала матушка. И тут же отвечала самой себе: – Сопьётся от скуки. Образования у Лёшки – кот наплакал, хорошо хоть руки золотые. Но работа то есть, то нет, так, случайные заработки. А у этой городской будет жить на всём готовом, как король. Когда и нам подкинет довольствия. Опять же, ты вырастешь, к кому в город сунуться? А тут пожалуйста – дядька состоятельный и нежадный.
В общем, мать моя Лёшку благословила и в город отправила. Жить новой жизнью. Безбедной и счастливой.
А мне в школу пешком ходи – и в дождь, и в мороз, через лес с кабанами. Хорошо хоть напарник у меня появился – Мишка, сын соседей. Он как раз в первый класс пошёл.
Проходили мы с ним до морозов пешкодралом, а потом школа автобус выделила. Ясно дело, не для нас двоих – стали ребятишек на учение из всех окрестных сёл забирать. Но я пока с Мишкой через лес бегал, успел к нему привязаться, хотя он на три года меня младше. Никогда меня Мишка не подводил.
Помню, однажды зимой извозились в снегу, промокли, замёрзли, но домой не пошли. Иначе обязательно какое-нибудь дело найдётся у матерей, вынь да положь им. Развели костер на Мишкином огороде, прямо возле огромного стога сухой травы. Спички у нас всегда имелись при себе, а сено для растопки – вот оно, рядом, только руку протяни; притащили дрова из поленницы. Когда костёр окреп, а мы немного согрелись, загорелось сено.
Мы с Мишкой поздно заметили, потому что носились возле костра, изображая древних людей. Огонь потушили, но измазались все. И Мишкину шапку опалили – мы ей пламя сбивали. Шапка огромная, меховая, от деда досталась. Прямо вавилонская башня на голове, а не шапка.
Мишка тогда предложил, чтобы нам обоим не попало, всю вину взять на себя.
– Я маленький, отец лупить не будет, пожалеет. Что взять с несмышлёныша? А если узнают, что ты рядом был, тебе попадёт.
Отец Мишку всё-таки наказал. Не помогло малолетство.
Однажды Мишке гусей поручили пасти. Я взялся помочь. Так заигрались, что гуси от нас на озеро сбежали. Мы лодку позаимствовали без спроса у одного местного. Полдня на ней плавали, лопатой гребли, гусей из озера выгоняли.
Я как увидел, что к озеру люди бегут, спрыгнул за борт и уплыл. Мишка меня не выдал. Наплёл историю о коршунах, которые налетели и гусей погнали. Ещё и героем оказался.
Так что с Мишкой я по дядьке особо не скучал. А дядя Лёша про нас не забывал, присылал иногда деньги. Мать серчала, что мало. А он объяснял, что получает пока немного, только начал на новом месте работать, куда его новоиспечённая жена устроила.
– А ты у неё возьми, – советовала мать. – У неё карман большой, она и не заметит.
Дядька мямлил о том, что деньги не его и даже не её. Родители, мол, у жены состоятельные.
– Она богатая, да страшная, – ехидно констатировала мать. – До тридцати годков просидела – никто не позарился, пришлось мужа-голоштанника из глухой деревни брать. Ты, Лексей, не стесняйся. Они тебе по гроб жизни обязаны, что ты на их уродине согласился жениться. Пусть теперь платят, ни в чём себе не отказывай.
Но характер у дядьки был другой – не мог чужого взять. Всё старался сам на семью заработать. Да разве столько заработаешь, сколько этой крале надо? А тут еще мальчик у них родился. Дядька привозил его в деревню похвастаться.
– Хорошо, что на тебя похож, – одобрила мать.
А потом, когда дядя Лёша уехал, охала:
– Ой, до чего мальчишка слабенький, зелёный весь, вялый, заморышный! Не в нашу породу, ой, не в нашу...
– Так ты же сказала, что с дядей Лёшей одно лицо, – удивился я.
– Так расстраивать не хотела, – нашлась мать. – Обидится ещё, а нам свинью покупать.
Скоро у парочки ещё и дочка родилась. Мать как услышала, что Наташка, жена Лёшкина, отчество детям записала Леонидовичи, ушам не поверила:
– Лёша, я никак в толк не возьму, не твои это дети, что ли? Почему они какие-то Леонидовичи?
– Говорит, так красивее, – объяснил дядя Лёша. – Она меня Лёней звала всё время, Леонидом значит. И в документах имя мне исправила.
Мать мою чуть кондратий не хватил от злости:
– Тебя Алексеем в честь нашего деда назвали! Как ты мог от дедова имени отказаться? Дед что, неуважаемым человеком был? К нему со всей деревни ходили за советом. Ты хоть понимаешь, что свою семью предал?
Долго мать бушевала. Хотела даже деньги у Алексея-Леонида не брать. Откладывала их в ящик комода. «Потом, – говорит, отдам, – брошу прям в лицо его неблагодарное. Не Леонид он, а Иван – родства не помнящий».
Но потом в доме крыша прохудилась, корова занедужила, и денежки из комода незаметно испарились. Но осадок, как говорится, остался.
Когда мне исполнилось 17, мать со слезами на глазах отправила меня в город к брату. Не с бухты-барахты, конечно, созванивалась с Лёшкой или Леонидом, как звала его молодая, которая была не молода.
Супружница Лёшкина не очень-то хотела деревенских родственников привечать. «Протопчут, – говорит, – дорожку, не отобьёшься». Но дядя Лёша характер имел хоть мягкий и покладистый, но тут упёрся:
– Я Димке поклялся отца заменить, и своё слово сдержу. Некому ему, кроме меня, помочь. Мальчишка он спокойный, нам здесь не помешает. Поступит в училище, комнату получит. Ты и не заметишь, что он у нас гостил.
Мать причитала, сажая меня в машину к Алексею:
– Учись, сынок, прилежно, выбивайся в люди. А потом, может, и меня заберёшь, что я тут одна буду...
Я как увидел, в каких хоромах люди живут, – обалдел просто. Пол зеркальный, стены белые, кран в ванной горит, как из золота. В холодильнике чего только нет! В огромной вазочке шоколадные конфеты навалены. Ешь сколько влезет, закончатся – еще насыплют.
– Наталья Викторовна говорит, что ваза с шоколадными конфетами достаток привлекает, – пояснила домработница. – Чем больше ваза, тем легче деньги приходят.
Я ухмыльнулся. Если у тебя родители – голь перекатная, то хоть аквариум набей шоколадными брусками – легче не станет. Дядя Лёша всё время на работе пропадал, дети при няньке, а Наталья Викторовна скучала. Я к экзаменам готовился, да только ничего в голову не лезло. Поступлю в училище, получу общежитие – и прощай комфорт, к которому я прикипел всей душой. Не поступлю – отправят назад в деревню, что ещё хуже.
Решил я к хозяйке подмазаться, стать незаменимым. Она в магазин – я с ней, сумочку понести, шубку подержать, пока она сапожки меряет. Она с детьми в парк – и я тут же. За руки их держу, улыбаюсь, на карусель с ними сажусь, на автомобилях катаю. Возле Натальи Викторовны кручусь, как заправский приказчик в лавке, все капризы выполняю. В глаза преданно смотрю, восхищение в каждом взоре.
Сериалы с ней смотрю, в караоке сопровождаю и из штанов выпрыгиваю, демонстрируя, как мне с ней приятно время проводить. Смотрю – подобрела она ко мне, сама теперь с собой везде зовёт. Домработнице велела меня во всём слушаться, мои желания исполнять.
Однажды Наталья Викторовна решила для Алексея романтический вечер замутить. Ребятишек к родителям отправила, а мне билет в кино купила. Сама свечей везде понатыкала, еду домой заказала. Сидит в пеньюаре, ждёт любви. А дядя позвонил, что задержится сильно. Я, не будь дураком, вместо кино к ней на диванчик подсел, слова утешения говорю:
– Вы такая милая дама, никого лучше не встречал. Дядя мой сам своего счастья не понимает, такая женщина его ждёт – умница, красавица, нимфа, богиня. Я хоть и молодой совсем, зелёный, но женское очарование меня будоражит и привлекает.
– Вы правда так считаете? – умилилась Наталья Викторовна.
И даже плакать перестала, внимательно так на меня смотрит, что-то прикидывает про себя. Шампанского с ней выпили – и случилось то, чего я не ожидал.
Я парень симпатичный, фигура ладная, спортивная и, как моя мама говорила, «Мордочка у тебя, Димка, смазливая, женщины на таких, как ты, падкие». Ну и затащила меня в постель наша косоглазая красавица.
Тут уж постарался я на славу, выложился по полной программе, хотя опыт у меня небольшой был, да и нимфа не особо к себе располагала. Но я себе твердил: «Это твой шанс, Дима. Не подведи».
Не подвёл. После этого вечера Наташка как шёлковая стала. Так возле меня и крутится, то погладит, то прильнёт. А как дядя на работу – она детей няне в зубы: мол, гуляйте подольше, и тащит меня в спальню. Втюрилась в меня по уши.
Тут только дурак своим шансом не воспользуется. Но думаю: «А вдруг наиграется и пнёт пинком под зад, да ещё Лёше нажалуется, что я к ней пристаю? Хотя кто же в такое поверит, глядя на неё и на меня».
Стал я ей нашёптывать, как бы мы сладко с ней зажили, если бы никто нам не мешал, – ездили вместе в путешествия, завтракали в постели, ходили бы, за ручки держались и Лёшу не страшились.
– Надо всем открыться, что мы теперь пара, – шепчу я ей. – Что делать, если любовь у нас случилась? Не можем же мы прятаться постоянно. У меня на нервной почве органы слабеют.
Испугалась, видно, Наташка за мои органы и сказала дяде Лёше, что другого полюбила и их совместное существование считает отныне нежелательным. Дядя её уговаривать:
– Опомнись, у нас дети! Им родной отец нужен, а не чужой дядька. На меня наплевать, так о детях подумай!
– Дети вырастут и разлетятся, а я любить хочу! – орёт Наташка. – У меня только сейчас крылья выросли благодаря Димочке моему ненаглядному.
И за руку меня схватила и на сцену вывела, под самые софиты. Я, конечно, немного стушевался перед дядькой. Но законы выживания никто не отменял. Молодой самец всегда захватывает прайд. Кто я такой, чтобы спорить с законами природы? Дядька в лице изменился, потом смеяться начал:
– Разыграли? С такими шутками до инфаркта недалеко.
– Нет, Леонид, какие тут шутки. Мы с Димой любим друг друга. Так что забирай свои вещи и ищи себе другое пристанище.
Долго дядька бушевал, так что это нам с Наташкой пришлось бежать к её подруге, искать пристанища. Но всё равно пришлось ему уйти. Стал он квартиру снимать. Дети плакали, скучали без отца, так он их каждую свободную минуточку к себе забирал. К нам не поднимался, ждал, пока няня их приведёт.
Возвращались они обратно счастливые, с подарками, а на меня зверем смотрели. Мальчишка хоть заморышный, а так меня пнул однажды, аж синяк остался. Невзлюбил, значит. Родители Наташкины от меня тоже не в восторге были. Хмурились при встрече, но деньги Наташке давали всё равно.
– Ты хоть от этого не рожай, – попросила её мать. – Иначе перестанем помогать.
– Ой, мама, он такой красавчик, – усмехнулась моя ненаглядная. – Как тут удержаться. Будут на него похожи.
Моя мать как узнала обо всём, руками всплеснула, онемела сначала. Потом обдумывать ситуацию начала:
– Ты, сынок, добейся их развода. А то ты никто, получается. Если уж тебе такой шанс выпал, развернись по полной программе. Лёша всё равно нас уже не простит. Работу себе найди какую-никакую, чтоб там девчонки молодые были. Всё тебе веселее будет жить с твоей кикиморой, – подмигнула мне мать.
Прошло несколько лет, страсти улеглись. Работу я нашёл, коллектив молодой, весёлый, часто после работы вместе собираемся. Наташка сначала пробовала меня вечером караулить после смены, но я на неё прикрикнул – уйду, мол, от тебя, если следить за мной будешь.
Она смирилась, дома ждёт меня с гулянок. Я теперь в доме самый главный, моё слово – закон. И зазнобу себе нашёл красивую, слов нет. Вот мне в жизни фартануло, сам себе завидую!
Мишка, дружок мой бывший, как школу окончил, позвонил, спросил разрешения приехать: помоги, мол, на первых порах. Я его телефон сразу заблокировал. Знаем мы таких, проходили уже.
Автор: Дмитрий Х.
