Спектакль «Призраки Эллады», удививший строгое жюри Керченского фестиваля, поставила Лариса Козлова — заведующая музыкальной частью театра, режиссер, композитор, педагог — заслуженный работник культуры России.
Буквально недавно мы беседовали с Ларисой Евгеньевной по случаю ее юбилея, но приберегли это интервью. Хотелось верить, что работа нашего театра будет высоко оценена в Керчи. Так и получилось.
Пасьянсы Рахлина
- Лариса Евгеньевна, поделитесь секретом, как обычная тульская школьница могла прийти на работу в театр, который тогда был одним из лучших провинциальных театров страны.
- Все началось со спектакля «Средство Макрополуса» с Римой Газизовной Асфандияровой в главной роли. Случилось это 9 декабря, тот день отмечаю до сих пор. Я тогда проглотила какую-то бациллу, смотрела этот спектакль восемнадцать раз, пятнадцать из которых носила цветы. Сумасшедшая девочка. В 1978 году я пришла к Рафаилу Павловичу Рахлину, худруку театра, и попросила взять меня на работу кем угодно — в гардероб, в буфет, концертмейстером. Рахлин спросил: заведующей музыкальной частью пойдешь? Мне было 21 год. Отвечаю: да. Так и осталась.
Мой первый музыкальный спектакль — «Пенелопа». Там целые хоры трехголосые. Потом мы были в Горьком на гастролях, приехал Журбин, автор музыки, и спрашивает: кто вот это все разучивал? Отвечаю: я. Он: девочка, зачем ты все это делала? Я просто, чтобы денег побольше получить, трехголосье написал. А я не понимала тогда, что он мне говорит. Потому что не умела ничего.
- Значит, потом учителя были хорошие.
- Например, такие, как Аркадий Михайлович Светлов. «Лара мы, значит, сейчас едем». Хватал меня за шиворот, сажал в автобус, и мы ехали на какой-то концерт. Я спрашивала: что буду играть? Отвечает: по дороге расскажу. Потом: я выйду спою это, а ты играешь это.
- Играете с листа?
- С какого листа, вообще без всяких нот. Но это школа. Безусловно.
- Когда возродили «Тульский секрет», уже в девяностые годы, вы ведь опять встретились с Рахлиным.
- Я ему тогда сказала: Рафаил Павлович, большое спасибо, вы мой крестный отец. Он так внимательно на меня посмотрел; узнал, что это та самая девочка, которая ходила с цветами. Мы с ним рядом сидели на репетициях.
Он мне говорит: «Ларочка, послушай, у тебя есть режиссерские способности». Моментально прервал репетицию, пошел к Борисову, директору театра, и потребовал, чтобы меня вписали в программку, как ассистента режиссера. «Тульский секрет» — это, конечно, любовь очень многих поколений зрителей. Я еще не работала в театре, а все эти песни уже во мне звучали.
- При Рахлине, говорят, очень сильная команда была в театре.
- Так он всех сам и подбирал. Воспоминание такое. Захожу в кабинет, а Рафаил Павлович сидит под зеленой настольной лампой и чем-то на столе манипулирует. Решила, что раскладывает пасьянс, в карты играет. А у него фотографии актеров. Спрашивает: «Тебе интересно, что я делаю? Я раскладываю пасьянс. Распределение ролей». Он и так всех знает, но все равно сопоставляет друг с другом, как будут смотреться вместе, проверяет себя.
Помню, был тогда спектакль, где Петя Шумейко играл Александра Ульянова, Мишка Головко был Владимир Ульянов, Олег Корчиков — отец Ленина, Илья Николаевич. Я сидела у рояля — наигрывала что-то типа Рахманинова или «Аппассионату». «Я нашел пять листиков сирени», — говорил Петя. Пришли принимать спектакль из комитета культуры и сказали, что Илья Николаевич не похож. На что Рахлин отвечает: а вы с ним были знакомы? До скандала. Но спектакль все равно прошел только несколько раз.
Одесские мэтры
- Как вы с такой музыкальной школой слушаете теперь, например, радио «Шансон». Ведь что-то типа «Белых роз», которые любимы до сих пор, и в спектакли иногда надо предлагать.
- У меня нет профессионального отторжения. Такая музыка нужна. «Белые розы» любимы, потому что они написаны по коду. Эту музыку может любой повторить. Как мексиканский сериал. Бабки сидели, обсуждали, и уважали сами себя за то, что все понимают. И здесь то же самое. Если может повторить — это нравится.
- На фестивале в Керчи вы представили настоящую оперу. До этого в репертуаре появилась Белая акация" Дунаевского. Но ведь драматические актеры классическому пению на таком уровне вряд ли учились. Как выкручиваться?
- Научить можно в любом возрасте. В детском — одни прихваты. Логопеды ведь все обманывают. Организм нужно обмануть. Для меня это стопроцентно. Я сценической и всяческой речью занимаюсь давно. Ко мне какие-то дядьки приходят, говорят: вот я написал доклад, а прочитать его не могу. И мы сидим, размечаем его по логике. А теперь что такое пение драматического артиста? Это когда монолог, и уже градус эмоций высочайший. Появляется музыка, это еще выше градус, и этот текст теперь надо спеть. Как-то так.
- Музыка в вашей жизни — это больше чем жизнь, меньше?
- Во мне все время что-то звучит. Я помню, нам вел гармонию Гиндес, он говорил: надо быть немного сумасшедшим. Я до сих пор, когда слышу шум из окна, перевожу его в ноты. В театре стала писать музыку к спектаклям. Не знала, что могу это делать, никогда не училась. Я вообще идеалистка, ничем не перешибешь. Был у нас спектакль, где Коля Казаков пел: «Мы будто колокола. Нас бьют, а мы звеним, звеним».
- Было когда-то искушение уйти из театра, или вообще уехать из Тулы?
- Я совершила одну ошибку. Когда заканчивала режиссерский факультет училища имени Щукина, меня вызвал к себе Этуш и хотел оставить на кафедре. Но я ответила, что служу в тульском театре. Он сказал: служи.
- Насколько загружен рабочий день завмузчастью театра?
- Обычно они работают так. Приходит, слушает. Потом: Сергей Иванович, пожалуй, в вашем спектакле должен быть Гендель. И его нет две недели. Он где-то еще работает.
- Это же Москва.
- Нет, не Москва. Мы когда-то давно были на гастролях в Уфе, я посмотрела там апартаменты у завмуза. У него записывающее устройство, у него хормейстер, концертмейстер. Мы разговорились. Он мне: вы такая интересная. А что, вы сами играете, сами учите петь? Отвечаю, да. Значит, у вас пять зарплат? Я говорю: вот об этом давайте не будем. А у него именно так. Человек консультирующий.
Вспомнила, кстати. Был у нас такой спектакль «Водевиль». Там задействован маленький оркестр: флейта, виолончель, альт, скрипка, труба и фоно. Мы едем с этим спектаклем на гастроли в Одессу. И получается, что могут поехать только два скрипача и я. На что Борисов заявляет: я тебя на три дня отправляю раньше. Там найдешь кого-нибудь, но только больше трех рублей платить не буду.
Я с этими нотами захожу в одесскую консерваторию, там один такой из себя Рабинович, другой... А тут какая-то девочка, какой-то тульский театр.
Приходят, немножко свысока: шо тут играть, да шо тут это. Шо тут тебе, Сибелиус? И вдруг я как бы слышу свой голос со стороны: если не будете знать, что играть, не играйте. Я все сыграю сама. Тут все эти рабиновичи на меня немного с удивлением посмотрели. Потом начался спектакль. В репетициях отдельные куски же только играли. А спектакль был очень смешной. Как они начали ржать. Один во флейту ржет, другой тоже как-то пытается с собой справиться. Какие-то куски не играют. Вспотели, лауреаты. Отыграли. Вдруг вечером стук в дверь в гостинице. Они пришли с корзиной цветов, сказали: девочка, у тебя большое будущее. И все потом было хорошо на этих гастролях.
Две машины цветов
- Одесса осталась любимым городом?
- Да. Но сейчас у меня Питер.
- По родственным признакам? У вас же там сын служит артистом. Кстати, хотелось, чтобы он работал в театре?
- Так получилось. Он просто все время был со мной. Потом он вышел на сцену, еще в том же «Тульском секрете». И оказался очень способным человеком. Я этого не ожидала никак. А с Питером смешно получилось. Женя поступил к мастеру по фамилии Козлов, который действительно мастер.
- Уже интересно.
- Нет, у Жени фамилия отца — Шумейко. Но там конкурс был 760 человек на место. Те, кто не поступает, они потом ждут пять лет. У этого мастера такие тренинги! Григорий Михайлович их просто выворачивал наизнанку на занятиях. А сейчас Женька мне звонит, он человек с большим юмором, говорит: ты на меня ругалась, что я ни одной книжки не прочитал. Вот эту ты читала? А я это играл. Или: вот ты говоришь, не знаю, как пишется Братислава, а я тут на гастролях.
- Он же приезжал сейчас на юбилей.
- От меня его скрывали, чтобы я не догадалась раньше времени. Но я по всей этой суматохе все равно поняла, что он где-то здесь.
- Что больше всего запомнилось с дня рождения?
- Цветы увозили двумя машинами. Полна ванна была цветов, не знала, что мне делать с ними. Я вышла, мне нужно было что-то сказать перед залом. И не знала, что мне говорить. Было очень неловко от огромного количества хороших слов, пожеланий. Говорю: ощущение такое, что я завтра или умереть должна, или уйти из театра. Ни то, ни другое я делать не собираюсь.
