Александр Пушной в Тулу приезжает не первый раз. В этот раз повод для приезда — новый музыкальный инструмент, на котором теперь играет Александр: восьмиструнная гитара, которая сменила Gibson SG. Александр вечером выступил в «Харатс Пабе», но днем перед концертом успел побывать в тульском эфире «Нашего радио», а после пообщаться с корреспондентом Myslo.
В преддверии выпускных и летних каникул часть интервью мы посвятили воспоминаниям о детстве и школьных годах. Но и творческая сторона жизни Александра не осталась в стороне.
– Я родился в Советском Союзе в 1975 году, но в очень хорошем месте — в академгородке Новосибирского научного центра. Вырос в научной среде, это во многом повлияло на меня. Мои родители — ученые, я закончил факультет физики, защитил диплом магистра и даже год проучился в аспирантуре, но в итоге не пошел по стопам родителей, как того хотели мама и папа. Судьба распорядилась иначе.
Мое детство было таким же, как у современных детей, только игрушки были другие. Если сейчас можно, не вставая с дивана, попасть во вселенную под названием Интернет, то в наше время всего этого, естественно, не было. Я вырос в дефиците, в частности, музыкальных инструментов, поэтому, наверное, сейчас огромное количество финансовых затрат идет именно на это. Я никак не могу себе это логически объяснить: захожу в магазин, вижу хороший инструмент и не могу себя сдержать. Это, наверное, является моей болезнью.
— Как проводили каникулы?
– Летом ездил к бабушке в Киев. Бегали, веселились, сбивали колени, как и остальные 90% детей того времени. Часто ездили на базу отдыха в Рыбаковке. Тогда это казалось огромным курортом, а на самом деле это была небольшая комнатка в отдельном блоке, туалет на улице и Черное море через 300 метров. Именно из-за близости моря это место и считалось курортом.
Самым страшным в этом Черном море были медузы, я почему-то их жутко боялся, хотя они не представляли никакой опасности, но своей прозрачной слизью выводили меня из себя. А мой младший двоюродный брат Серега набирал целую жменю этой склизкой дряни и бегал за мной по всему пляжу. Вот такие у нас были игры. Еще строили из песка замки, рыли ямы, наполняли водой — собственно, ничего необычного.
Еще каждый год я на пляже жутко сгорал под палящим солнцем. Ожоги были очень сильные, и уберечься от этого было невозможно, потому что не существовало еще никаких солнцезащитных средств. Обгоревшую спину мне мазали сметаной, а я ее терпеть не мог. Для меня это было двойным испытанием. Единственное, что облегчало состояние, так это то, что сметана была холодная. Конечно, сейчас я не представляю, чтобы я отправился отдыхать в таких условиях, но вспоминаю я об этом всё же с любовью.
— Во что играли с пацанами?
– Про море я уже сказал, а дома в ножички играли (чертишь круг, кидаешь ножик и очерчиваешь «отыгранную» половину, ну и так далее). Еще одна была сложная игра, я в нее так и не научился играть, похожа была на лапту. В школе играли в фантики и в «трясучку»: берешь монетки, кладешь между ладошками, трясешь, а игрок должен угадать, как монеты лежат — орлом или решкой. Угадал — монетки его. На 10−15-копеечные монеты играли, родители давали на завтраки. Их не жалко было, потому что выиграл: в плюсе остался, проиграл — да и хорошо, все равно гопники бы отобрали.
— А в школу любили ходить? Учеба давалась легко?
– До седьмого класса учился плохо, а в седьмом классе образовался физико-математический класс и я туда по инерции пошел. И начал учиться, потом в университет поступил. Тогда это возможно было — за три года успеть выучиться до приличного уровня, чтобы поступить в высшее учебное заведение, сегодня вряд ли успеешь. У меня средний балл в университете был очень высокий. Но я не советую никому так рисковать: не учиться, а потом догонять школьную программу.
Но на самом деле школу я любил. Я приходил в нее в том числе, чтобы общаться с друзьями. Со многими мы сохранили дружбу до сих пор. Сохранить ее несложно, если есть душевная связь.
— Свободное время в школьные годы как проводили?
– Я очень рано начал играть на гитаре, еще в школе. Играли в футбол, но мне больше баскетбол нравился. Но у нас не было баскетбольных площадок, даже просто асфальтированную сложно было найти. А на проселочной дороге сильно не наиграешься в баскетбол. Да и мячей нормальных не было.
— В субботу, 19 мая, исполняется 96 лет со дня образования пионерской организации. Вы же тоже носили красный галстук. Чем Вам запомнился этот период?
– На самом деле, ничем особенным. К тому моменту идеология постепенно снижалась. В ряды пионеров вступали потому, что все так делают. Хотя к самому моменту вступления я очень трепетно относился, учил клятву. А потом оказалось, что неизвестно зачем мы ее учили, если на официальной части ее нужно было за кем-то повторять. Потом нам повязали галстуки. Всё — мы пионеры, можно идти домой. До комсомола я не дотянул — он развалился.
— Что вынесли из детства во взрослую жизнь?
– Я человек со старыми вкусами, мне нравится все рОковое, гитарное, поэтому моя основная аудитория канала Ютьюб — это мужчины 45+. Это мои ровесники, которые выросли со мной в одном культурном контексте. Завоевать аудиторию 17-летних девочек невозможно, потому что у них другие кумиры.
— А какие у Вас были кумиры? Какие пластинки слушали?
– «Битлз» любил, но их слушал на кассетах уже, на пластинках был Элвис Пресли. Подпольные пластинки не покупал, только те, что в магазинах продавались. Также на пластинках еще были группа «СВ» и Led Zeppelin. Что касается последних, я через какое-то время удивился, что у них на оригинальном альбоме было всё совсем по-другому. Наши скомпилировали так, как им нравится. Но пластинки были не так долго, быстро появились кассеты, потом сразу компьютер, и всё, я очень быстро влился в это цифровое безумие.
— Кстати, как в этом цифровом безумии Вы воспитываете детей? Есть какие-то запреты относительно компьютеров и смартфонов?
– Я со своими детьми в этом плане ничего не делаю. Им надо привыкать к этому миру, потому что им в нем жить. Но надо показать, как правильно с этим обращаться: можно учиться, можно играть, но обязательно соблюдать некую компьютерную гигиену: твой пароль — это только твой пароль, если ты его сообщил другу, значит, он есть у всех. Лучше, если они всё это пройдут в детстве, чем потом большими глазами будут на всё смотреть.
— Вас многие знают как телеведущего. Почему расстались с этой сферой?
– Нет, не то что я расстался, просто был контракт на выпуск программ, я его полностью отработал. Программа «Хорошие шутки» прожила долгую счастливую жизнь и умерла не на взлете карьеры в автокатастрофе, а дома в окружении внуков в 98 лет. «Галилео» вообще до сих пор живет своей жизнью и до сих пор пользуется популярностью в интернете. Но о том, чтобы снимать продолжение, пока речи не идет, да, наверное, и не надо. Я вспоминаю об этой части своей жизни с теплом, но повторить всё в точности не хочу — надо двигаться дальше.
— Большая часть Вашей музыкальной карьеры связана с каверами. На что их легче делать: на западные или наши песни?
– Один из самых популярных комментариев на моем канале в Ютьюбе: «а сделай кавер на…» и далее идет перечисление предложений. Лидирует среди этих предложений «КиШ». Но в целом я даже не знаю, что влияет на выбор песен, на которые я буду делать кавер. Бывает, нравится песня, ходишь, думаешь, но не клеится. А порой идешь по улицу, кто-то прошел мимо, насвистел мелодию, приходишь домой, берешь гитару и — хоп! — получается. Если б я был настоящим блогером, то должен был сделать сразу же кавер на песню, победившую на Евровидении. Или Киркоров сейчас «посинел», и по логике нужно было сделать на него кавер. Но чтобы «искаверить» песню, я должен как-то по-особенному ее любить.
— Каверов у Вас достаточно много, а что касается своих песен, много их?
– У меня порядка трех альбомов записано, все эти песни есть на Ютьюбе. Среди них — три хита, которые многие знают. Что же касается той программы, которую я привез в Тулу, то это такой творческий эксперимент, связанный с новым инструментом. Он был записан и опубликован на Ютьюбе, где он оказался востребованным. А потом мы уже решили попробовать сделать его вживую.
— Ваши каверы достаточно популярны, имеют своего постоянного зрителя и слушателя. Но Вы сначала их публикуете на Ютьюбе и только потом уже включаете в концертную программу…
– Я с каверов начинал, в 1994 году сделал первый, в 2004-м опубликовал в интернете, и это нашло своего слушателя: «Иванушки» в стиле Rammstein, «Зеленоглазое такси» на немецком языке (многие принимали эти вещи как новый клип Rammstein, а на самом деле это мой собственный кавер). Сейчас я вернулся к этому, потому что мне кажется, что я нашел в этом что-то особенное.
Кавер «под Rammstein» на песню «Зеленоглазое такси» в исполнении Пушного.
Видеоряд — короткометражка The Gift от BLR VFX.
Обычно люди записывают песни, едут с ними на концерт, смотрят, что из этих песен принимается и не принимается слушателями, приезжают, вносят правки, потом записывают и снимают клип. Я же предпочитаю наоборот: сначала выкладываю в интернет, и потом то, что уже давно записано, набрало свои просмотры, я везу показывать. Это концерты, которые проходят раз в год, в качестве отчетного, что ли. Многие приходят на них именно за тем, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть вживую.
— Под многими публикациями начинается обсуждение. Подписчики советуют что-то, ругают, хвалят. Как Вы к этому относитесь, вступаете ли с ними в спор и вообще — мнение аудитории важно для Вас?
– Комментарии пишет определенная группа людей, которая в Советском Союзе называлась «Не могу молчать». Я как человек со скептическим складом ума давно для себя определил, что диапазон мнений может быть от «как офигенно!» до «сдохни, пидор!». Этот диапазон показывает популярность продукта. При этом никто не говорит, что все должны хвалить или ругать, достаточно, чтобы все хвалили, и тут один пришел поругать — всё, это значит, что ты вышел за пределы своей аудитории. Я не следую никогда тому, что мне пишут в комментариях, потому что иначе я перестану быть собой. В погоне за тем, чтобы понравиться всем, не буду нравиться никому. Я потеряю тех, кто любит меня таким, какой я есть. Я делаю то, что нравится мне, если вам тоже нравится, приходите на концерты, если нет, проходите мимо.
— В Москве живете уже почти 20 лет, чувствуете себя москвичом?
– Я приехал в Москву в 1999 году делать фонограммы, и до сих пор осталось у меня ощущение временности. Тогда я приехал, у меня было 300 рублей в кармане: надо искать работу, снимать квартиру, ты ее нашел, снимаешь, в любой момент хозяйка может прийти и сказать: «Всё, съезжайте!» Нет никаких накоплений, никаких перспектив, всё очень непостоянно, поэтому жизнь сегодня начинается и сегодня заканчивается. Потом потихоньку всё начало налаживаться. Со временем я родителей перевез в Москву, у меня уже нет никакой собственности в Новосибирске, всё в столице. Давно бы уже пора себя считать москвичом, но это ощущение беговой дорожки, на которую встал, не проходит. До сих пор кажется, что всё временно. Это держит не то что в тонусе, а скорее, в нервном напряжении.
— Свободное от работы время как проводите?
– Езжу на концерты, например в Тулу. Если вы думаете, что это бизнес, то нет, это именно ради удовольствия. Основная работа сейчас у меня связана с эфирами с понедельника по четверг на радио «Маяк». Она появилась у меня недавно, в октябре прошлого года, но вроде бы неплохо получается, посмотрим, как пойдет. Также есть работа, связанная с рекламной деятельностью, с корпоративами, а также съемки в программах. Но это такие нестабильные вещи, которые сегодня есть, а завтра нет. Именно это и заставляет быть всегда в тонусе.
— Вы считаете свою карьеру состоявшейся, достигли поставленных целей?
– У меня никогда не было одной цели, например снять фильм, написать книгу, альбом или сыграть в спектакле. Я приехал в Москву делать фонограммы для программы, потом эта работа закончилась, появилась работа, связанная с видеомонтажом, потом она закончилась, появилась третья работа, четвертая. Я всегда старался применять себя новыми гранями к действительности, которая давала возможность их использовать. Вот в октябре меня позвали на радио, но я никогда не думал, что буду работать на радио на постоянной основе, хотя гостем эфира бывал регулярно. Если мне завтра скажут: «Саша, мы сделали вот такую-то программу, ты под нее идеально подходишь», я попробуюсь и меня это устроит, значит у меня будет еще одна телевизионная программа. Если вдруг потом наберут по миллиону просмотров мои какие-то каверы, то я поеду их показывать.
— То есть Вы трудоголик?
– Нет, я работаю в той сфере, которая мне нравится и нравится зрителям. Я не исполняю одни и те же песни до тех пор, пока их все не выучат. Нет, я отступаю от этих правил. Когда мироздание говорит мне нет, то я не занимаюсь этим.
— Вы в судьбу верите?
– Да, я фаталист, я точно знаю, что продолжительность моей жизни от меня не зависит. Можно каждый день делать чек-ап (комплекс профилактических медосмотров, диагностирующих состояние здоровья человека. — Прим. авт.), а потом разбиться на машине, будучи абсолютно здоровым. Но я понимаю, что под лежачий камень вода не течет, поэтому надо делать и пробовать — вдруг что-то получится.
— А есть ли у Вас какие-то правила жизни?
– Переступать через головы людей нельзя, потому что это в конечном счете тебе аукнется. А так принципы у меня, как и у любого нормального человека: никогда не делать того, за что тебе потом будет стыдно.
