Мы продолжаем публиковать заметки, которые к нам в редакцию принес врач Александр Бехтерев. Он жил, работал и просто побывал более чем в сорока городах России. Его рассказы – невыдуманные истории о жизни и смерти.
 |
Где-то в ночь с субботы на воскресенье мне приснился сон: я в камере. Ночь. Рядом спят еще трое. Железная дверь с глазком и кормушкой. Окно с двойной решеткой и выставленной рамой. Унитаз, вмонтированный в пол ближе к двери. Душно.
Прислушиваюсь: тихо. Осторожно встаю. Сворачиваю одеяло так, чтобы походило на спящего человека, укрываю простыней. Сам втискиваюсь под кровать. Достаю черенок ложки, заточенный, как долото, и пристраиваюсь к кирпичной стене...
Отделение стационарной судебно-психиатрической экспертизы располагалось в бывшем здании казармы. Восемьдесят лет назад здесь стоял казачий полк. С тех пор много чего изменилось, но толстые метровые стены из дореволюционного красного кирпича остались.
Я уже третий год работал здесь судебным психиатром. Это много. 3-4 экспертизы в неделю – это очень много. В Институте судебной психиатрии им. профессора Сербского врач-ординатор готовил 4 экспертизы в месяц. Т. е. нетрудно подсчитать, что в институте Сербского надо 12 лет работать, чтобы пропахать тот путь, который прошел я к этому лету...
Заведующая отделением ушла в отпуск, и я остался за двоих.
Вызвал начальника охраны Сергея Франка:
– Я прошу тебя быть повнимательней.
Глупо было просить Франка быть повнимательней. Сибирский немец, организован и педантичен. Очень внимательный. Аккуратный. Всегда в ровном расположении духа. Решил-сказал-сделал. Единственное, где сказал-сделал не получалось, это в семье: он хотел сына и поэтому неоднократно брался за выполнение поставленной задачи. Получались девочки. Уже четыре. Его зарплаты явно не хватало на демографические эксперименты, но он не сдавался.
Я в это лето жил с семьей на даче. Где-то в ночь с субботы на воскресенье мне приснился сон: я в камере. Ночь. Сворачиваю одеяло так, чтобы походило на спящего человека, укрываю простыней. Сам залезаю под кровать. Достаю черенок ложки, заточенный, как долото, и пристраиваюсь к кирпичной стене. Потихоньку, очень медленно веду «долотом» по раствору между кирпичами, туда-сюда, туда-сюда, по периметру, медленно, чтобы не было ни звука, постепенно впадая в состояние транса, раствор превращается в мелкую пыль, кирпич постепенно освобождается, и я вынимаю его из стены. Все. Начинает светать. Вставляю кирпич обратно.Собираю часть порошка раствора с пола и с помощью слюней обмазываю вокруг кирпича. Замазываю сверху. Тело немного затекло, выворачиваюсь из-под койки. Ложусь. Смотрю на руки: нет ли мозолей. Ладони слегка покраснели, но через часок пройдет. Сердце немного стучит, но постепенно успокаиваюсь и засыпаю.
В отделении все шло своим чередом: утренний досмотр, передача смены, завтрак, обход. Затем беседы с испытуемыми, чья очередь подходила к экспертизе, прием новеньких, обед, раздача лекарств. Ужин. Вечерний досмотр. Сон.
В среду я опять увидел сон. Снова камера и моя очередь работать под койкой. Те, кто работал в предыдущие дни, вынули пять кирпичей за три ночи. На этот раз я вынул за ночь три кирпича! Дело пошло, раствор внутри стены местами был похож на чистый песок. Но под утро возникла другая проблема. Когда я вложил кирпичи обратно в стену и замазал, осталось довольно много мусора. Раньше я выкидывал его в унитаз. Но его количество нарастало с каждым днем, и я испугался, что унитаз может засориться, и тогда будут досматривать все более тщательно и подкоп найдут. Подумал выкинуть в окно, но раз в два-три дня обязательно делают наружный досмотр и тоже могут найти... вот с этими тревожными мыслями я и проснулся. Вопрос просто жег меня: куда девать мусор?! Куда? Потом электричка, я задремал и проспал почти до самого города. Сон опять забылся. Но чувство тревоги уже было сильнее.
Дело в том, что на экспертизу отправляют в основном людей подозреваемых в тяжелых преступлениях. Особо тяжких. Или людей, у которых в момент совершения преступления, в ходе следствия или на суде было что-то, что вызвало сомнение в их способности осознавать свои действия и руководить ими. Естественно, в отделении старались в одну камеру (палату!) не размещать людей с одинаковыми статьями и особенно идущими по одном делу. А тут, как назло, у нас было много 102-й (убийство). И со всякими отягчающими и совершенные в группе и т.д. А смертную казнь тогда еще никто не отменял.
В эту ночь я опять разбирался со стеной. Под утро я понял, что остался всего один кирпич! То есть один ряд кирпичей. И тут пошел дождь. Дождь шел три часа. Влажность резко возросла. Я вызвал Франка. Надо сделать что-то! Не надо ждать вторника! Моя решительность подействовала на охрану.
После завтрака пошли на врачебный обход. В одной из палат я разговорился с испытуемым Сизовым, он возмущался, что у нас нельзя курить. Я ему объяснил, что у нас больница, что и так плохо с вентиляцией.... В это время один из милиционеров толкнул кончиком ботинка плинтус. Плинтус был почему-то наполовину сухим, а наполовину мокрым и от толчка рассыпался!
– Черт! – я посмотрел в глаза Франку. Мы поняли друг друга без слов. Плинтусов в камерах сроду не было!
Тут же освободили камеру от испытуемых и, отодвинув койку, увидели мокрое пятно на стене. Вот он, дождь: пятно не успело высохнуть, как в прежние дни! Ковырнули и сразу вытащили в пять минут все кирпичи. До свободы оставался один ряд! И я сразу вспомнил все свои сны. И понял, куда решили девать мусор!
Через неделю профессор Цезарь Степанович Виторган пришел к нам на экспертизу. Он участвовал в наиболее сложных случаях. Я ему рассказал о своих снах. Историю с подкопом он уже знал. Цезарь Степанович любил собирать такие случаи и давать им толкования.
– Видимо, Сизов боялся именно вас, – Цезарь поднялся и прошелся по кабинету, – он думал о вас, когда царапал стену. В этот момент и происходит передача мыслей на расстояние. Эмоциональное напряжение. Оказывается, передача мыслей, образов на расстояние происходит в момент сильного эмоционального напряжения. Он боялся, боялся вас...
Я вспомнил, как однажды Сизов шел по коридору мне навстречу и, поравнявшись со мной, внезапно достал заточку из прута и приставил к моему животу. Мы смотрели друг другу в глаза. Такой поединок на десять миллисекунд. Наверное, если бы он увидел страх, он проткнул бы меня. Это был настоящий психопат, он уже испытывал оргазм именно от страха жертвы. Но у меня была к нему такая холодная ненависть, омерзение, что он отвел руку. Ну там охрана и все такое... Так что я был вовлечен. И мне понятно, почему я не ощущал и не видел сны о других людях. Я никого в жизни не ненавидел так, как его...
“Такой поединок на десять миллисекунд. Наверное, если бы он увидел страх, он проткнул бы меня. Это был настоящий психопат, он уже испытывал оргазм именно от страха жертвы.
Саша Бехтерев.
