Подросли дети Елены и Егора и при первой возможности уехали в город. И даже дом родительский продали. По-разному складывались их судьбы, но никто из них не забывал свою малую родину.
Окончание. Начало в №22
Елена В.
Фото из архива автора.
Призвание
Отличник боевой и политической подготовки, он был гордостью своих командиров, его агитировали стать профессиональным военным, но он мечтал о другом. Хотелось ему стать учителем, преподавать любой предмет – у него все шло хорошо. Больше всего на свете любил он, конечно, поэзию. Знал наизусть сотни стихов, а поступил все же на физмат. «Стране нужны были физики», – объяснял он позже свой выбор. Молодежь его поколения ставила государственные интересы, интересы своей горячо любимой Родины гораздо выше собственных желаний: «Стихи читать и писать я всегда смогу. И петь под гармошку мне никто не запретит. А вот освоить физику с математикой, да еще и астрономию к ним приплюсовать – это не только сложнее, но и важнее».
Любимая жена
Ничего не могу сказать о первом браке Алексея. Знаю только, что выбрал он женщину достойную, а что расстались… Так сложилось.
После окончания института он проработал некоторое время в обкоме комсомола, но его настоящим призванием была всё же педагогика. Он перешёл в школу и уже до конца жизни не расставался с этой профессией. Он и в Камышинке собирал ребят и рассказывал им о звёздах, до которых из их деревни рукой подать (настолько прозрачен воздух), о строении вселенной, о законах физики и, конечно же, читал им свои стихи о Камышинке, где «в лесу и лугах – благодать и где живут мужики, с которыми со смеху помрёшь».
Алексей был на пороге своего полувекового юбилея, когда потерял голову как мальчишка, встретив однажды стройную миловидную женщину. Он и сам не мог понять, чем она его так зацепила. Только увидев её, сразу решил: «Она будет моей женой». Начались осада, штурм, погоня. Но объект его любви даже знакомиться с ним не хотел. И всё же через посредников, окольными путями ему удалось к ней приблизиться и тут же предложить ей своё сердце и себя со всеми потрохами. Она неожиданно для самой себя согласилась, машина закрутилась, все оргвопросы взяла на себя любимая сестра Валентина, и вот он уже играет на гармошке на собственной свадьбе. В подарок жене он выучил рубцовский «Букет» («Я буду долго гнать велосипед…») и исполнил его с такой душой, что гости замерли и всем захотелось большой любви.
Он привёл жену в свою полупустую квартиру, и они начали её обживать. Вы уже догадались, что жена Алексея – это я? Вот тогда и услышала я впервые о Камышинке, буквально через два месяца я увидела её своими глазами – он был там на своём месте. Как тигр, выпущенный из клетки на свободу, он обрёл грацию дикого зверя, безудержную храбрость и жажду активных действий.
На земле его дедов мы начали строить новую жизнь. Мы строили не только дом, мы строили наши отношения, основанные на взаимном уважении, доверии и любви. Только Камышинка помогла мне увидеть всю красоту души моего мужа, оценить его золотые руки, почувствовать себя защищённой.
Неоценимую помощь оказывала нам вся семья. Старший брат Иван бросил все свои дела и приехал помогать, вернее, помогал ему Алексей, потому что Иван был ещё сноровистее и умелее, чем младшенький брат. Став кузнецом, он уже с юности пользовался в деревне большим авторитетом, Валентина, главный организатор и добытчик строительного дефицита, была всегда рядом. Построила дом в Камышинке и старшая сестра Татьяна.
Мы, городские жители в пятом-шестом поколении, привыкли к своим клеткам-клетушкам, не видим ни восхода, ни заката солнца, не говорим с природой и живой водой, мы далеки от энергии Земли.
Помню, как мой богемный друг говорил мне томным голосом:
«Я, конечно, хожу в природу, но не с потребительскими целями. Мне от неё ничего не нужно».
Алексей же не признавал бесцельного гуляния по Камышинскому бору. Здесь дел по горло. Это тебе не город, где живёшь, как в зоопарке, самое оно выбежать на разминку в парк, послушать профессиональных исполнителей (а камышинские-то лучше!), погоняться за какой-нибудь кошечкой. А что делать-то ещё? Денежки в городе легко достаются, сами в руки плывут, знай шикуй себе направо и налево.
Крестьянская доля
Эх, тяжела ты была, крестьянская доля! Денег в доме не водилось – что там на трудодень копейки начисляли? Лишь бы на обувь да одежду хватало.
Только в деревне я увидела, с каким тяжким трудом люди добывают себе пропитание: встают с солнцем, работают до изнеможения, полежат чуток, отдышатся и опять за дела.
Я ещё застала то время, когда корову держали в каждом доме – кормов кругом немерено, только не ленись. На заре, когда ещё туман окутывал реку, переходили косцы на другой берег Жиздры на заливной луг, становились в привычном порядке и шли, размахивая косой и оставляя за собой ровные ряды скошенной травы. Часам к десяти окунались в Жиздру, смывая пот, и направлялись через мост на свой берег, где их уже ждали девчонки-подростки, наварившие им картошки и принесшие жбаны холодненького кваску. Начинались шутки-прибаутки, кто в речку опять залезал, кто под кустами в тенёчке располагался. Потом шли на другие работы, но покос – это было главное.
В конце 80-х какие-то люди, знавшие о надвигающемся кризисе и скорой инфляции, поехали по сёлам скупать коров. Наивные деревенские бабы с радостью продавали своих кормилиц за большие по тем временам деньги, которые вдруг буквально на глазах начали таять, и вскоре на эту сумму даже рулон туалетной бумаги было невозможно купить…
Осенние праздники
Осенью в «козырные» деревенские праздники на Никиту Исповедника и в День всех святых устраивали общие застолья. Колхоз выделял тёлочку, резали ещё пару овец, варили огромный котёл картошки, приносили к столу соленья и пекли караваи. Первый тост – за мир на земле, за процветание любимой России, а уж только потом за здоровье всех присутствующих. Выпив и закусив, затягивали а капелла «Хас-Булат удалой», потом вступал гармонист и пели весь репертуар русских народных песен («Живёт моя отрада», «Когда б имел златые горы», «Окрасился месяц багрянцем», «Ах ты, степь моя»). Потом гармонисту давали возможность отдохнуть, пропустить ещё рюмашку, и начинались пляски. Всю ночь до утра звенели над рекой молодые сильные голоса. Разве мало песен у России? Жаль, что эти традиции постепенно отмирают…
«Живи, страна!»
Не сразу, но дрогнул русский мужик. Пройдитесь по Камышинке – почти в каждом доме живёт вдова (не военного, а мирного времени). Умирали мужики один за другим в 60 с небольшим лет. Но баб русских не сломить. Глядишь, и гвозди забивают, и траву косят, и землю копают (когда там ещё внуки из городов приедут), они приспособились ко всему.
Лес до сих пор кормилец. Осенью начинается сезон наших фирменных камышинских боровиков. Заготавливают их не только для себя, но и на продажу.
Когда в 90-е годы распустили колхозы, порезали стада коров, куда-то сбагрили всех лошадей, Камышинка опустела. Не звенят больше колокольчики, нет настоящего деревенского молочка, не пасутся на лугу лошади с жеребятами. Коровники и конюшни народ разобрал по кирпичику, остались только силосные ямы, которые стали использовать для свалок. У бывших крестьян сердце кровью обливается при виде некошеных лугов, поваленных деревьев в бору, зарастающих бурьяном и молодыми деревцами полей. Можно проехать сотни километров и не встретить ни бурёнки, ни каурки. Вымирает крестьянство как класс, но тяга людей к земле, к своим корням и истокам сильнее веяний времени. Верю, что когда-нибудь вновь увижу резвых жеребят и тучных коров, почувствую запах свежескошенного сена и увижу колосящиеся нивы.
Живи страна, необъятная моя Россия!
Друзья!
Рассказать на страницах «Слободы» свою историю может каждый из вас.
Пишите и присылайте письма с пометкой «Моя история» по адресу:
300026, Тула, а/я 1431; на [email protected].
