Ирина К.
Жили мы с мужем всегда дружно, никогда не ругались, проблемы решали сообща. Толик, если первый приходил с работы, кусочка без меня не съедал – сидел, ждал меня. У него эта привычка на всю жизнь сохранилась.
Когда меня положили на сохранение, Толик первое время вообще не мог ужинать один. Приходил под окна больницы, дожидался, пока выгляну в окошко, и только потом шёл домой есть. Словно за разрешением являлся.
В больнице я провела семь месяцев, беременность проходила тяжело. Но всё закончилось благополучно, родилась здоровая дочка. Я решила, что она у меня будет принцессой, в лепёшку разобьюсь, но у моей куколки всё будет самое лучшее.
Дома я выбросила все вещи, купленные свекровью: не нужны моей дочке такие унылые совковые тряпки, а некоторые вообще уже ношенные. Ольга Петровна из экономии собрала одёжки своей внучки от дочери и нам принесла. Постирала, конечно, нагладила. А мне что с того? Ни за кем моя доченька ничего донашивать не будет. Хватит того, что я за старшей сестрой всё таскала, ничего своего не было. Платья ещё ладно (сестра аккуратная была), а туфли – все разбитые, да еще меньше по размеру: у сестры ножка, как у Золушки, всю жизнь.
Я накупила для Сонечки нарядов; тогда красивые заграничные вещи только-только стали проникать в страну.
Так в семье и повелось – всё лучшее для Сонечки. Муж не возражал: дочку очень любил. Правда, иногда мне говорил:
– Ты бы, Ирочка, купила себе новое платьице, что же ты в одном и том же ходишь. Деньги в семье есть...
– Да ну, Толик, – отмахивалась я. – Пусть Сонечка наряжается. Мне замуж уже не выходить. А у неё жизнь только начинается. По одёжке встречают...
Свекровь тоже упрекала:
– Ты бы, Ирина, денежки попридержала. Куда Соньке столько туфель? У неё уже пар пятьдесят собралось. Она не успевает их носить.
– Так под каждое платье нужны туфли. Не может же она синее платье с зелёными туфлями надеть.
– А ты поменьше платьев покупай, – не сдавалась свекровь. – Тогда и туфли не понадобятся.
Сонечка росла красавицей, уверенной в себе, смелой. Я любовалась дочкой. Учиться, правда, она не хотела. Приходилось всеми правдами и неправдами выпрашивать ей оценки. Зато на выпускном вечере она была самой нарядной. Цену платья я никому не сказала: свекровь бы в обморок упала, да и Толик бы не понял. А я вспоминала свой последний вечер в школе. И скромное платье сестры, в котором её уже все видели три года назад. Да ещё и пятно на нём, которое мама, как ни старалась, не смогла свести. И любовалась Сонечкой, которая на фоне одноклассниц смотрелась, как жар-птица на голубятне.
Пусть моя девочка будет счастлива, а я ничего для этого не пожалею. Ей, только ей – всё самое лучшее и дорогое.
Соня в институт поступать не захотела, у неё начался роман с весёлым, оборотистым, богатым мальчиком. Володя имел свой бизнес, крутился, как мог. И в свободное время любил погонять на автомобиле, вызывающем зависть соседей. Сонечка прыгала к нему в машину, и они мчались по ночному городу. Молодые и счастливые.
Я уговорила дочку подать документы в институт и пообещала, что она его закончит, я что-нибудь придумаю.
– Только имей в виду, мне туда ходить некогда, – поставила меня в известность дочь. – Так что сама, сама.
Скоро Сонечка вышла замуж, отношения с родителями зятя как-то сразу не сложились. Хотя свадьбу играли в основном на наши с Толиком деньги. Сонечке очень хотелось, чтобы торжество запомнилось на всю жизнь. И мне надо было в лепёшку расшибиться, а сделать свадьбу исключительным событием в жизни дочери, чтобы все видели, что дочь у меня принцесса.
Сонечка ушла жить к новой родне, звонила иногда, когда находила время. Приходила, если нужны были деньги. Потому что даже богатый муж не мог удовлетворить все её капризы.
У Сонечки родилась дочка. Нас с Толиком на крестины не позвали. Толик не переживал по этому поводу, новая родня ему не нравилась. Мне было не по себе: это же моя внучка. Но Сонечка объяснила, что не хотела расстраивать свекровь. По непонятной причине я ей не понравилась. Так и повелось с тех пор: на праздники молодые нас не звали, позже приходили за деньгами и подарками.
Скоро меня постигла неожиданная радость. Сонечке было некогда заниматься воспитанием дочки, и Василису отдали нам с Толиком.
– Вы хоть эту так не балуйте, а то одну принцессу уже вырастили. Теперь ваше высочество вас, холопов, знать не хочет, – пеняла мне сестра.
Так баловать внучку, как дочку, я уже не могла. Была на пенсии, болезни навалились. Но мы с Толиком старались: обували, одевали, витаминами обеспечивали, на море возили.
Родители Василисы нам не помогали, у них всё время какие-то трудности возникали. Машины надо было менять, по четыре раза в год ездить отдыхать за границу. Иногда свекровь Сонечки присылала гостинец – коробочку конфет или книжку какую.
Изредка Василису брали к себе, чтобы справить день рождения. Нас не звали.
– Бабушка Нина не хочет, чтобы вы приезжали, бабулечка, – сообщила мне Василиса. – Уж я так её просила, просила. Но она говорит, что если вы приедете, она расстроится. Не любит она вас.
А мне её любовь была не нужна, у меня была радость в жизни – ненаглядная Василиса. Потом мой Толик умер в одночасье, а я так переживала, что стала болеть без конца. Василису тогда у меня забрали.
Дочка была недовольна.
– Вечно ты, мама, всё портишь. Нельзя на тебя положиться. Мы рассчитывали, что ты нам поможешь Василису растить хотя бы до седьмого класса, – обиделась она.
Мне надо было привыкать к новой жизни. Я осталась совсем одна. Иногда приезжала сестра из нашего маленького городка, где мы выросли. Она жила в стареньком доме родителей.
Я потихоньку восстанавливала здоровье, собирала деньги Василисе на образование. Потом решила отремонтировать квартиру.
Надо сказать, что квартира по завещанию матери Толика принадлежала Соне. Не невестке же ей было квартиру завещать, а Толик отказался в пользу дочери. Я понимала, что как только Василиса повзрослеет, надо будет уступить жильё ей. Но до этого было ещё долго. Я решила привести квартиру в порядок, чтобы Василиса на меня не обиделась, когда въедет, что бабка ей оставляет халупу, в которой жить стыдно.
Ремонт шёл долго. Пусть истратила все наши с Толиком сбережения, зато квартира восхитила всех. Сонечка тоже пришла в восторг и сказала, что Василисе через год поступать в институт, денег на образование у них нет. А если такую квартиру продать, то Василиса без проблем получит хорошее образование.
– Вы в Оксфорде её учить собрались? – пошутила я. – Зачем такую квартиру продавать? Василиса в ней выросла, заведёт семью, я уеду в родительский дом. А на её образование я денег соберу.
Больше мы к этому разговору не возвращались. Я работала, брала заказы домой и накопила деньги на первый курс для внучки.
Дочка деньги взяла молча, а через неделю в ультимативной форме объявила, что квартиру она продаёт и пришло время мне съезжать. Никакие мои уговоры, просьбы и мольбы слушать не захотела.
– Сонечка, я ведь ещё не старая, ещё в силах, разреши мне ещё здесь пожить. Я Василисину учёбу буду оплачивать.
Дочь скривилась:
– Что там твои копейки? Ей жильё надо снимать, питаться, одеваться, репетиторам платить. Как раз вырученной суммы хватит на это всё. Никому ужиматься не надо, никто не пострадает. Не будь эгоисткой! Мы уже покупателя нашли. Даю тебе неделю на сборы.
Дочь уговаривали соседи, сестра, подруги. Она бросала трубку, а завидев моих знакомых, убегала.
Прошла отведённая мне неделя. Накануне дочь позвонила и сообщила, что приедет с покупателем, чтобы я под ногами не мешалась.
Я плакала всю ночь, а утром, едва забрезжил рассвет, взяла молоток и методично, шаг за шагом, начала разбивать стены, выламывать светильники, крушить панели, сдирать обои.
Соседи, разбуженные шумом, молча стояли на пороге, не в силах сделать мне замечание. Часть мебели я раздала, а оставшуюся погрузила на машину и увезла в родительский дом, где меня ждала сестра.
Соседи рассказывали, что в разорённой квартире стояла гнетущая тишина. Соня молча ходила по комнатам, а потом уехала, не сказав никому ни слова. Квартиру долго приводили в порядок, потом всё-таки продали. Сонечку и Василису я больше не видела.
Фото: pixabay.com
